Процесс тамплиеров

Филипп Красивый и орден

Как носитель монархического начала, Филипп Красивый всегда был рад усилить обаяние королевской власти или ограничить государственные права какой-либо монашеской общины. Но он не был безусловным врагом тамплиеров. Еще его предшественник, Филипп III Отважный (1271-85) издал ордонанс «Ecclesiarum utilitati», запрещавший духовным корпорациям и орденам приобретать лены, но относительно тамплиеров ордонанс не был приведен в исполнение. Тотчас после восшествия на престол Филипп IV решился, было, осуществить волю предшественника и положить конец переходу ленов в «мертвую руку» ордена храмовников. В силу этого король наложил секвестр на все земли, приобретенные тамплиерами за последние тридцать лет, и приказал чиновникам взять их в свое управление. Но это первое столкновение между привилегированным орденом и королевской властью окончилось мирно. Указом от 1292 г. король отложил до другого времени исследование вопроса о правах храмовников на секвестрованные лены и вернул их ордену за порукой казначея парижского Тампля. Может быть, уступчивость Филиппа IV в конце XIII ст. объясняется той распрей, которая разыгралась между королем и папой Бонифацием VIII. В течение этой борьбы излюбленный орден римской курии стоял на стороне светского монарха, расшатывавшего папский престол. Через посредство визитатора ордена храмовников во Франции Гюго де-Перодо (Peraudo) состоялся в 1303 г. договор между королем и тамплиерами о взаимной охране и поддержке, направленный прямо против папы Бонифация VIII. В следующем году обе верховные власти — новый папа и король — осыпают орден своими милостями. Бенедикт XI подтверждает тамплиерам все их привилегии, а Филипп IV издает в их пользу грамоту вольностей, которой устраняет перед ними все препятствия к расширению поземельной собственности и усилению своих исключительных прав. Все земли, приобретенные до сих пор тамплиерами, были признаны «мертвой рукой», юрисдикция ордена утверждена и расширена. Например, лица, входившие так или иначе в состав ордена, освобождались от обязанности являться по призыву в светские суды, если тяжба касалась частных дел; королевские бальи и сержанты могли назначать и вести судебные заседания в областях орденской юрисдикции только там, где это было в обычае с давних пор и т д. Слухи о ереси ордена положили конец союзу между королем и храмовниками.

Начало процесса тамплиеров инквизицией

Филипп IV по природе был склонен к решительным, насильственным мерам в борьбе со своими соперниками, но цели для своих насилий король выбирал, руководясь государственными соображениями: он совершал их, сохраняя всю внешность законности, опираясь на общественное мнение и на учреждения, пользовавшиеся доверием своего времени. Таким был Филипп в удачной борьбе с папой Бонифацием VIII, таким остался он и в процессе тамплиеров. Могущество ордена шло вразрез с идеей монархической власти, которую проводили французские короли и их легисты, а от его уничтожения Филипп IV мог ждать только выгоды. Но не король создал повод для гибели храмовников: он явился ему сам собой. Южная Франция была уже раньше театром бесконечных процессов против еретиков. Инквизиция приобрела себе там навык на низших и средних классах общества и как бы право требовать жертв более высокопоставленных. К храмовникам она, впрочем, могла применить только все те же возмутительные формы уголовного процесса, которые казались ее жестокому времени дозволительными против еретиков вообще. Процессы о ереси (acta fidei) вели тогда инквизиторы (следственные судьи, inquisitores haereticae pravitatis), непосредственно назначавшиеся папами. Во Франции их было несколько, но с Иннокентия IV приор парижских монахов ордена предикантов (доминиканцев) был обыкновенно главой учреждения. Положение инквизиции было такое же привилегированное, как и у ордена храмовников; только папа мог, например, налагать на них отлучение. Недаром косились на инквизиторов епископы, юрисдикция которых уменьшилась. Зато новая сила — государственная власть французских королей — охотно поддерживала инквизицию своей светской вооруженной рукой. Для того, чтобы начать процесс, инквизиторы могли не дожидаться прямого доноса; достаточно было, если о ком-либо шла худая молва (diffamatio). Тогда инквизитор «инструировал» процесс, т. е. приступал к допросу заподозренного лица, которое привлекалось к следствию пока как бы на правах свидетеля (testis), и предъявлял ему пункты обвинения. В действительности уже на этой ступени процесса сознание «свидетеля» вынуждалось сплошь и рядом пытками. В случае сознания «свидетеля» церковь давала кающемуся отпущение греха и принимала опять в свое лоно, предоставляя себе затем право все-таки наказать его. Между тем нотариусы, записывавшие показания свидетелей, по окончании допроса обрабатывали их в официальный протокол. По инструкции, инквизиторам был предоставлен произвол выбирать и вносить в протокол только те из показаний обвиняемого, которые казались им наиболее правдоподобными и касались прямо сущности преступления, короче говоря, только то, что подтверждало его вину. Теперь только после примирения с церковью начинался самый «суд» инквизиции, вторая ступень процесса. Обвиняемому прочитывался (обыкновенно на народном языке) протокол с его показаниями. Если обвиняемый отказывался от них, то это считалось отпадением в прежнюю ересь и влекло за собой сожжение или другую кару, по приговору суда; поэтому жертвы инквизиторов обыкновенно клятвенно скрепляли такой протокол. В протоколах делалась теперь даже приписка, что все изложенные показания обвиняемый признал добровольными, не вынужденными ни угрозами, ни пытками, ни подкупом. Так было и с тамплиерами, хотя из показаний некоторых рыцарей ясно, что они подверглись пристрастному допросу. Степень наказания тоже была предоставлена инквизитору на произвол. Государство помогало инквизиции на всех ступенях процесса и вознаграждалось за это имуществом, конфискованным у обвиненного. Таково было учреждение, которое устами инквизитора Франции Гильома Имбера (Imbert) потребовало у Филиппа IV следствия над храмовниками.
«Диффамация», худая слава об ордене, уже давно была налицо. Климент V получил первые сведения об его заблуждениях незадолго до восшествия на престол. Когда магистр ордена Яков Молэ прибыл с Кипра в 1306 г., чтобы совещаться с папой о новом крестовом походе, он узнал, что перед королем и папой выставлены тяжелые обвинения против храмовников. При дворе Филиппа IV шесть месяцев обсуждали вопрос, прежде чем начать самое следствие. Король советовался с вельможами, светскими и духовными, и сообщил обвинение даже папе. Глава ордена, вероятно, уведомленный о приближающейся грозе самим папой, обратился к римской курии с просьбой произвести следствие, дабы положить конец слухам, которые он считал ложными. Поэтому в конце августа 1307 г. Климент V писал королю, что новые сведения поколебали его уверенность в невиновности ордена, и что он теперь же сам намерен приступить в Пуатье к разбору дела о тамплиерах. Но тем временем предварительные обсуждения сделали для короля и инквизитора Франции самый факт ереси очевидным. Гильом Имбер решил начать следствие, но не против всего ордена, а против отдельных подозрительных членов его, и потребовал содействия у Филиппа. Вопрос мог теперь только идти о компетенции инквизиции по отношению к ордену, который был изъят своими льготами от всякого церковного суда, кроме папского. Но инквизиция была сама учреждением привилегированным, предполагаемая ересь грозила опасностью христианству, а Филипп IV мог, правда, унижать папство, но не прочь был при этом созидаемой им власти французского короля сообщить и ореол защитника веры. Своим вмешательством он решил спорный вопрос в пользу инквизиции и 14 сентября изготовил инструкцию для королевских чиновников об аресте храмовников; здесь были уже высказаны все обвинительные пункты против ордена: отречение от Христа, поругание креста, другие непристойные обряды при приеме в орден и разрешение порочной жизни его членам. Удар был хорошо подготовлен и удался: в ночь с 12 на 13 октября были одновременно арестованы все храмовники в тогдашней Франции, а на их имущество наложен секвестр.
Инквизиционный процесс не исключал гласности. Через два дня (14 окт.) в зале капитула Парижской Божьей Матери собрались его каноники и магистры университета и узнали из уст канцлера Гильома Ногарета и инквизитора Имбера об аресте рыцарей и выставленных против них обвинениях. Заседание возобновилось затем в здании самого Тампля, захваченного королем, и здесь в присутствии прелатов, магистров и бакалавров парижского университета магистр тамплиеров Яков Молэ признал, что отречение от Христа и поругание креста были обычными обрядами ордена при посвящении нового члена; он оправдывал их тем, что это было только испытание повиновения. Несколько других тамплиеров подтвердили показание своего магистра; кажется, они рассчитывали своими объяснениями кощунственных обрядов спасти орден и уладить дело полюбовно. Через три дня после этого начался формальный инквизиционный процесс против арестованных. С 19 окт. по 24 ноября выслушаны были показания 138 тамплиеров. Здесь были налицо представители всех разрядов ордена: среди «служащей братии» — простые пахари, пастухи, а с другой стороны — должностные лица с магистром Яковом Молэ во главе. По инструкции, «в случае надобности» должна была применяться пытка, и следы пристрастного допроса отразились на некоторых протоколах противоречиями. Но масса показаний сохранила живой личный характер допрашиваемых и дает мелкие подробности их приема в орден, оттенки их тогдашнего настроения; все это не похоже ни на заученный урок, продиктованный инквизитором во время пыток, ни на единообразную форму протокола, заранее написанного в духе обвинения. Правда, объяснения, которые могли бы служить извинением, пропускаются, но важно, что почти все обвиняемые без исключения признали только два пункта обвинения, как и их магистр: отречение от Христа и поругание креста; напротив, показания о поклонении идолу, о двоеверии (дуализме, т. е. признании двух начал в мире, Бога Высшего и Бога Преисподнего, в духе катаров и богомилов), о дозволении порочной жизни и т. п. встречались только изредка.

Вмешательство папы

Хотя Климент V и был в зависимости от короля, но известие, что орден тамплиеров во Франции уже изобличен, и что его богатства в руках Филиппа IV, должно было все-таки задеть папу за живое. Честь спасения веры вместе с существенной наградой доставались не Клименту V, епископу храмовников, а светскому монарху. В послании к Филиппу IV папа поспешил выразить свое изумление по поводу его незаконного образа действий и надежду, что рыцари вместе с их собственностью тотчас же будут выданы своему естественному судье — папе. Дабы овладеть движением, начавшимся уже помимо него, Климент V пошел далее короля и в булле от 22 ноября 1307 г. обратился ко всем государям вообще с требованием арестовать тамплиеров в их государствах, в виду данных, обнаруженных французским процессом. Тогда последовало задержание храмовников в Англии, Провансе, Неаполе; в Арагонии и на Кипре рыцари укрылись в свои замки и пошли на сделку только после долгого сопротивления. Но португальский король Денис не внял ни внушениям Филиппа IV, ни булле папы и взял сторону ордена, в полном послушании служившего ему против мавров.
Как только верховный глава церкви взял в свои руки преследование тамплиеров и объявил образ действий Филиппа IV и инквизиции незаконным, король уступил и принял выжидательное положение. Он даже дал заверения в том, что рыцари и их земли будут выданы папе и его кураторам; но Филипп IV зашел уже слишком далеко, чтобы позволить Клименту V спасти орден. 27 июня 1308 г. были представлены в Пуатье к папскому допросу первые 8 или 9 храмовников; число их скоро возросло до 72: рыцарей, клериков, сервиентов. Следствие поручено было нескольким кардиналам, велось без пытки и только подтвердило данные парижского процесса, т. е. существование в среде ордена обрядов отречения от Христа и поругания креста. В Шиноне допрошены были высшие сановники тамплиеров: прецепторы Кипра, Нормандии, Пуату, генеральный визитатор ордена, он же верховный прецептор Франции — Гюго де-Перодо и, наконец, магистр Яков Молэ. Они не отрицали кощунственных обрядов, а Перодо и Молэ повторили показания, которые они уже раньше дали в Париже. Последние сомнения относительно виновности ордена рассеялись у папы, и он решился возобновить приостановленный было процесс. Но Климент V попытался отделить преследование заподозренных тамплиеров поодиночке от следствия над всем орденом, как учреждением. Епископам совместно с инквизицией папа предоставил в их епархиях преследование отдельных храмовников, а приговоры над изобличенными должны были произноситься на провинциальных синодах; только решение участи Якова Молэ и некоторых других сановников ордена папа выговорил себе самому. Напротив, вопрос о виновности ордена в его совокупности должен был (по мысли, поданной Филиппом IV) решиться на особом всеобщем соборе, и комиссии из архиепископов и папских комиссаров поручено было собрать для будущего собора предварительные сведения. Сначала комиссия предполагала было объезжать Францию из епархии в епархию и всюду производить следствие над заключенными, которые официально уже были сданы королем во власть папы в лице его представителя — кардинал-епископа Петра из Пренесте, но затем решено было вызвать всех тамплиеров к допросу в Париж.

С тех пор как процесс против ордена огласился, перешел в руки папы и охватил всю Западную Европу, тамплиеры с магистром ордена во главе изменили свою тактику в защите. Уже из первого инквизиционного допроса стало ясно, что никакие объяснения кощунственных обрядов не могут оправдать их в глазах церкви, светской власти и общественного мнения; с другой стороны, явилась надежда, что римская курия еще раз проявит относительно ордена свою обычную снисходительность и благополучно проведет его через все подводные камни формальна процесса. Надо было, во что бы то ни стало, доказать, что орден во всей совокупности был чужд ереси, а обряды, признанные самим магистром перед членами парижского университета, были только заблуждениями отдельных его членов. В надежде на папу и на синоды, многие тамплиеры при допросе по епархиям отказываются от своих прежних сознаний, жалуются на пытки, застращиванье, жестокое обращение в тюрьмах. Другие, не отвергая прямо своих первых показаний, стараются не возвращаться к ним, а говорят только о незаконности всего парижского процесса инквизиции, о заслугах ордена, заверяют в своей верности учениям церкви вообще, хватаются за юридические формальности, чтобы ставить препятствия комиссии и сделать преследование всего ордена в совокупности невозможным. Таково было, например, поведение самого магистра ордена перед папской комиссией. Яков Молэ был родом из бургундской знати, в 1265 г. принят в орден в епархии Отена и мог еще участвовать в последних войнах рыцарей на Востоке. После утраты Сирии он перебрался вместе с другими рыцарями на Кипр, затем был провинциальным магистром Англии и, наконец, благодаря ловкой интриге, избран магистром всего ордена, несмотря на то, что южно-французская партия была тогда среди храмовников сильнее бургундской и наметила своим кандидатом Гюго де Перодо. Ставши магистром, Яков Молэ не сделал никакой попытки уничтожить кощунственные обряды, распространенность которых была ему хорошо известна, да и вряд ли бы мог провести какую-нибудь коренную реформу, так как в важных вопросах зависел от большинства капитула. В своих показаниях перед парижским университетом и перед кардиналами в Шиноне, Молэ уже дважды признал обряды отречения от Христа и поругания креста, однако все еще надеялся оправдать их своими толкованиями. Только теперь, когда в ноябре 1309 г. магистр ордена предстал перед комиссией и ему прочитан был протокол его шинонского допроса, он понял, какой опасности подверг он своей наивностью весь орден. Оказывалось, что налицо оставался только голый факт кощунства: то, что он доверил кардиналам снисходительного к ордену папы, как семейное дело, обращено было в оружие против него и тамплиеров. «Другим людям», говорил он теперь с негодованием, «он ответил бы на это вызовом на поединок; такое невероятное коварство даже у сарацин и татар стоило бы виновному жизни». Молэ еще не отвергал своего сознания, но он уже не тверд в своей тактике: говорит о заслугах ордена, требует, чтобы его пытали, и только одному папе хочет сделать сообщения, которые, по его словам, послужат к славе Бога и церкви. В марте 1310 г. все тамплиеры, с которыми имела дело комиссия, в количестве 546 человек, были сразу собраны в саду позади епископского дворца. Здесь им прочитаны были обвинительные пункты, а затем они должны были выбрать из своей среды прокураторов для ответа, по одному уполномоченному от каждых 6-10 храмовников. Но эта попытка комиссии начать таким путем следствие против всего ордена сразу не удалась: тамплиеры уклонились от выбора прокураторов под предлогом, что не имеют на то разрешения магистра, и комиссии пришлось довольствоваться допросом отдельных лиц.
Между тем епископы, давние враги ордена, воспользовались правом преследовать отдельных тамплиеров в своих епархиях и вели дело с энергией, часто с жестокостью, как бы доканчивая первый инквизиционный процесс. Особенную настойчивость обнаруживал епископ Санса (Sens), брат могущественного министра Филиппа IV — Ангеррана де Мариньи. Не дожидаясь исхода общего следствия папской комиссии, он созвал в Париже провинциальный синод и произнес смертный приговор над 54 тамплиерами, которые в надежде на новый характер процесса отреклись было от своих первых показаний перед инквизиторами. Те, кто и раньше не сознавался, были снова обречены на заключение, а раскаявшиеся воссоединены с церковью и до поры до времени в ожидании наказаний отпущены на волю. 11 мая 1310 г. состоялось страшное аутодафэ, и осужденные возведены на костер; на следующий день за ними последовало еще 4 тамплиера. Ужас объял храмовников, продолжавших еще свои пререкания с комиссией. 13 мая перед ней предстал тамплиер Венсен де Виллэ, как олицетворение безысходного отчаяния и страха перед мучительной смертью. Рыцарь заклинал, что орден невиновен, хотя он сам под пыткой показал противное, но с тех пор как на его глазах повезли на казнь этих 54, он, кажется, готов признать всякое обвинение, хотя бы даже в том, что он лишил жизни Спасителя. Под впечатлением этого жестокого события заканчивала комиссия свое следствие. Она не добыла сведений, достаточных для осуждения всего ордена. Кощунственные обряды были доказаны во множестве случаев, но встречались храмовники, которые вошли в орден и без них. Ни один из этих обрядов не был внесен в статуты ордена, а тайного устава вообще не существовало. Не было налицо и особой орденской ереси, потому что отречение от Христа не имело догматического характера. Но, конечно, применение позорных обрядов не оставалось тайной для самого ордена, и собору предстояло решить, насколько можно было осудить его за это во всей совокупности.
Между тем папа, кажется, вполне уверовал в виновность ордена и старался свое прежнее бездействие загладить усердием, с которым побуждал епископов по отдельным государствам доводить храмовников до сознания. В Англии пытка была не в обычае; и вот Климент V в августе 1310 г. выставляет в духе инквизиции положение, что по отношению к еретикам все законы, все привилегии, все обычаи падают сами собой; он осуждает архиепископов Кентерберийского и Иоркского за то, что они не произвели давления на прелатов, воздержавшихся от пытки храмовников. Но ожидания папы не оправдались. На Пиренейском полуострове орден оказался совершенно чистым от всех заблуждений французской ветви; здесь он продолжал свою полезную деятельность в борьбе против мавров, и три государя, Яков II арагонский, Фердинанд IV кастильский и Денис португальский, заранее условились между собой, чтобы богатства храмовников ни в каком случае не перешли в распоряжение к папе. И в Германии следствие ни к чему не привело, а общественное мнение было на стороне ордена. В Англии тамплиеры почти единогласно отвергали свою виновность; церковь не могла осудить их, а довольствовалась тем, что уклончивым приговором как бы наложила на них охулку (диффамацию). На Кипре опять-таки не оказалось никаких следов ереси, и храмовники подверглись здесь пытке и осуждению из политических соображений — по обвинению в заговоре против короля Генриха. Только в отдельных областях Италии, где среди ордена низший разряд «служащих братьев» брал верх над рыцарством, инквизиторы обнаружили те же уродливые явления, как и во Франции.

Уничтожение ордена

Таково было положение дел, когда осенью 1311 г. собрался собор в Вьенне. Под председательством самого Климента V здесь было налицо более сотни прелатов Франции, Италии, Германии, Англии, Шотландии, Дании, Венгрии. Комиссии, избранной из среды собора, и были предъявлены все документы, касавшиеся процесса против тамплиеров. Собор, однако, не находил в них достаточно данных для осуждения всего ордена. Дело готово было затянуться, и непримиримый враг тамплиеров Филипп IV поспешил произвести давление на папу. Он писал, что вина ордена доказана, а его уничтожение неизбежно; что владения храмовников папа может передать какому-либо другому из существующих орденов или нарочно для этого случая создать еще новый рыцарский орден. Весной 1312 г. король сам появился в Вьенне с братьями, сыновьями, свитой и заседал рядом с папой на престоле, несколько более низком. Но папа и без того своим усердием в последний период процесса отрезал себе путь к отступлению; к тому же, большинство собора вместе с упорством в вопросе о тамплиерах стало обнаруживать вообще некоторую наклонность к ограничению папского произвола. Под такими влияниями Климент V издал буллу «Vox in excelso» от 22 марта 1312 г., уничтожавшую орден тамплиеров. Он признавал, что канонически орден нельзя было осудить за ересь, но храмовники подпали диффамации, худой молве, многие братья ордена с магистром, визитатором Франции и другими сановниками во главе принесли добровольное сознание в заблуждениях; тамплиеры стали предметом отвращения для церкви, прелатов и светской власти; никто но захочет отныне поступать в их орден, так что он станет излишним и не будет в состоянии исполнять свой долг относительно Св. Земли. В силу всего этого папа «с согласия собора» (которого вовсе не было дано) объявлял орден уничтоженным. Булла была обнародована в торжественном заседании собора 3 апреля 1312 г. Дальнейшие буллы решали участь рыцарей и их богатств. Все владения и доходы тамплиеров повсюду (за исключением Испании) передавались ордену иоаннитов. Магистра ордена, визитатора Франции и других сановников Климент V привлекал к своему собственному суду, дела об остальных членах ордена предоставлялись решению провинциальных синодов.
Впоследствии по причине своей болезни папа поручил суд над сановниками ордена трем кардиналам и дал им право вязать и разрешать и карать на основании раньше добытых данных. На 11 марта 1314 г. назначен был заключительный акт инквизиционного процесса. На площади перед собором Парижской Божьей Матери были воздвигнуты трибуны для кардиналов и прелатов Франции. Вельможи и народ спешили сюда, как на зрелище. Прево Парижа подвел к кардинал-епископу Сабинскому и архиепископу Санса Якова Молэ, Гюго де-Перодо и их товарищей. По обычаю инквизиционного процесса, им прочли перечисление всех их преступлений, основанное на собственном сознании, и приговорили к пожизненному заключению. Тогда вдруг заговорили Молэ и Годефруа де-Шарнэ, прецептор Нормандии, оспаривали справедливость приговора, брали назад не только свое прежнее сознание, но объявляли недействительными враждебные ордену показания всех других храмовников. Было ясно, что магистр тамплиеров, погубивший их своими разоблачениями, в последнюю минуту нашел, наконец, еще достаточно мужества в себе, чтобы покончить жизнь мученичеством за орден. По взглядам инквизиции, за новое отпадение в ересь Якову Молэ и Шарнэ грозила смерть; впрочем, приговор должны были бы произнести над ними все-таки кардиналы. Но Филипп IV не мог уже более сдерживать себя и дожидаться. Еще вечером того же 11 марта Молэ и Шарнэ по его воле были возведены на костер. Король как бы торопился похоронить весь орден со смертью его главы. Это вмешательство светской власти было незаконно, но римская курия приняла его спокойно. Зато предание стало видеть с этих пор в лице Филиппа IV — палача тамплиеров, а в папе Клименте V — его послушное орудие.
Судьба ордена храмовников — историческая трагедия: они нашли свою гибель в том, чем возвысились, — в своих неограниченных правах. С утратой Сирии орден потерял поприще для войны с неверными, главную цель своего существования. Благотворительность и уход за больными не были в обычае у тамплиеров. Найти новое приложение для своих сил или поставить себе иные нравственные задачи, на это у ордена не хватило ни сердечных, ни умственных способностей. Права без обязанностей стали разнуздывать личность — и личность грубую Рыцари, обособившись от мира, теряли людскую мерку для своих поступков и считали себе все дозволенным; наивно сознавались они в кощунстве, и все-таки смерть явилась для них неожиданностью. Но мучения в тюрьмах, под пытками, на костре не дали им права на мученический венец; они пострадали даже не за убеждения, а как-то случайно, по распущенности. Еще при жизни храмовники давно перестали служить ближнему и не уменьшали более ничьих страданий; а своею смертью они и в будущем никому не дали ни счастья, ни истины, ни духовной свободы. Аутодафэ тамплиеров возмущает бессмысленностью, жестокостью, но оно не может навеять благоговения, как костры Жанны д’Арк и Яна Гуса.

Автор: Евгений Щепкин