Положение Фридриха в истории

Первая половина XIII столетия была последним актом вековой борьбы империи и папства. Несмотря на кажущуюся победу папства, исход ее был одинаково печален для обеих сторон, так как оба эти непримиримые начала взаимно подорвали друг друга. Ни империя, ни папство не оказались способными осуществить идею универсальной монархии, на которой было основано все церковно-политическое развитие средних веков. XIII в. носит в себе уже веяние нового времени, но пока этот новый порядок намечается на фоне старого, и отсюда та двойственность, которую мы наблюдаем в представителях этого века. Стоит только сопоставить Фридриха II с Людовиком IX, чтобы понять, как далеко могут отстоять друг от друга во времени два современные деятеля. В то время как Людовик является представителем прошедшего, воплощая в себе лучшие качества средневекового государя, Фридрих вносит с собою в XIII столетие такие черты, которые значительно опережают его время. Это обстоятельство дает личности Фридриха очень сложный характер. Сравнительно легко дать характеристику любого из его предшественников на императорском престоле. Фридрих Барбаросса, Оттон I, Карл Великий настолько цельные личности, что кажется нетрудным проникнуть в их душу и представить себе их характер и образ мыслей.
Фридрих II не поддается так легко анализу. Гогенштауфен по отцу, он носит немецкое имя и крепко держится за высокое представление о Священно-римской империи, которое оставили ему в наследство отец и дед. Норманн по матери, он чувствует себя дома в своем Сицилийском королевстве и лишь в минуты необходимости появляется в Германии, интересами которой он нередко жертвует ради других целей. Стоя во главе средневекового католического общества, Фридрих вращается среди чуждых ему восточных элементов и по степени своего образования, по религиозному индифферентизму и широкому пользованию жизнью является предвестником далекой еще эпохи Возрождения. Наконец, по своему государственному идеалу и по смело задуманной попытке осуществить его в Сицилии, этот средневековый государь носит в себе черты, которые были бы уместны в представителе просвещенного абсолютизма XVIII века.

Детство Фридриха

Единственный и давно жданный сын Генриха VI и Констанции родился в маленьком городке Иези (Iesi) в Анконской марке 26 декабря 1194 г. и при крещении получил имя Фридриха-Рожера. Это были имена двух его дедов, и они указывали ребенку на две короны, которые его ожидали. Одна из них — сицилийская — была наследственная, а другая — императорская — казалось, была обеспечена ему решением германских князей, избравших его римским королем на сейме в Франкфурте 1196 г. Давно уже империя не стояла на такой высоте, как в этом году. Генрих VI, силою утвердившийся в Сицилии, замышлял уже сделать корону Священно-римской империи наследственной в своем доме и в то же время мысленно протягивал руку к короне империи восточной. Его преждевременная смерть в 1197 г. сразу погубила все достигнутые им результаты. Его малолетний сын оказался вассалом папы и не был уверен даже в своей сицилийской короне, а в Германии от него отвернулись не только вельфы, избравшие королем Оттона IV, но и гибеллины, поневоле променявшие его на Филиппа Швабского. И как раз в это трудное для империи время самый яркий представитель папских стремлений, Иннокентий III занял римский престол и стал опекуном маленького Фридриха, который в конце 1198 г. потерял мать и остался круглым сиротой, не имея еще 4 лет от роду.
Детство Фридриха прошло при такой печальной обстановке, которая напоминает нам юные годы Иоанна Грозного. Он был игрушкой в руках партий, которые, захватывая в свои руки власть, завладевали и особой короля. Вождь одной из них, Каппароне, держал при себе Фридриха, как пленника. Все разноплеменное население Сицилии пришло в брожение. Итальянцы думали, что со смертью Генриха VI можно будет свергнуть немецкое иго, немцы в лице Маркварда Анвейлера и маркграфа Дипольда Фобурга упорно отстаивали свое положение; арабы на острове подняли мятеж, так как боялись, что из Рима посягнут на их религиозную свободу. Но главное, около Фридриха не было лиц, искренне ему преданных, на которых он мог бы положиться. Мальчик рано пришел к убеждению, что он должен рассчитывать только на самого себя. Злое чувство против окружающих накоплялось в душе Фридриха, и в одном из своих писем он восклицает: «Кто видел когда-нибудь столь преступных людей, столь бесстыдных злодеев? Когда случалось королю, полному стремления мощно править с высокого престола, карать подобные злодеяния?» Тяжелая школа, пройденная в детстве, подавила в нем сердечность и искренность, но дисциплинировала его сильный ум и воспитала в нем сильную волю. Он научился скрывать свои истинные намерения, идти к цели так, чтобы противники этого не замечали, научился извлекать возможно большую пользу для себя из лиц и обстоятельств, с которыми он встречался. Фридрих не стеснялся впоследствии в трудную минуту брать на себя известные обязательства, от исполнения которых он отказывался, когда успех переходил на его сторону. Он имел перед глазами хороший пример подобной политики в лице своего канцлера Вальтера Палеара, архиепископа Троянского, умевшего сохранить свое положение при всех партиях и потерявшего его лишь по совершеннолетии Фридриха.
С 14-тилетнего возраста воспитателем Фридриха становится Ченчио Савелли, впоследствии папа Гонорий III. При исключительных дарованиях и любознательности Фридрих не мог не сделать успехов независимо от свойств своих наставников. В письмах Иннокентия III мы часто встречаем указания на эти успехи. «Со дня на день становится король умнее и благоразумнее» — пишет он королю Арагонскому в 1204 г., а через 4 года он сообщает, тому же лицу: «Окрыленными стопами вступает он в годы зрелости и, опережая возраст своими дарованиями, он достойным удивления образом кладет начало своего счастливого правления».

Образование Фридриха

Широкое и разностороннее образование Фридриха станет нам понятным, если мы обратим внимание на то, что его культурная обстановка была настолько же благоприятна, насколько политическая и домашняя были печальны. Сицилия XIII в. была счастливым пунктом, где сходились, дополняя друг друга, образованности латинская, византийская и арабская. Недаром Палермо того времени называли трехъязычным городом. В этом оживленном торговом пункте собралось самое пестрое население, составленное из всех народностей, обитавших по побережью Средиземного моря, и свободно встречались три религии: христианская, магометанская и еврейская. Духовная жизнь была шире и свободнее, чем где бы то ни было. Здесь одновременно можно было изучать римское право и науки, принесенные греками и арабами, поэзию провансальскую, которая уже вымирала, и поэзию итальянскую, которая только зарождалась.
Фридрих широко воспользовался тем, что давало ему современное состояние знания в южной Италии. Он хорошо знал науки математические и естественные, изучал астрономию и неразрывную с ней в то время астрологию. Его трактат о соколиной охоте («De arte venandi cum avibus») обнаруживает в нем солидные познания в анатомии и зоологии. Свой интерес к последней науке он доказал и тем, что составлял целые зверинцы из редких животных, которые сопровождали его даже в походах. Фридрих занимался также медициной, хирургией и ветеринарным искусством, сам составлял рецепты. К языкам он имел особенные способности: кроме итальянского и немецкого, он владел французским, греческим, даже арабским. Он писал стихи на языках латинском и итальянском, и Данте в своем De vulgari eloquio называет его одним из родоначальников итальянской поэзии. Около него группируется целая школа сицилийских трубадуров, которые по образцу своих провансальских собратьев воспевают любовь и наслаждение. В числе их, следуя примеру своего государя, находятся и важные сановники вроде Петра Винеа. Будучи тонким знатоком античного искусства, Фридрих переносит в Палермо мраморные колонны Равеннского храма, а воздвигнутые им дворец в Фоджио и замок в Капуе представляют в своей архитектуре ту изящную гармонию, в которой чувствуется уже будущий стиль Возрождения.
Но знание не было для Фридриха лишь предметом любознательности: он видел в нем важный элемент общественного благополучия.
Чтобы распространить образование в своем государстве, он основывает университет в Неаполе. В грамоте, изданной по этому случаю в 1224 г. и разосланной по всему королевству, он говорит между прочим, что в Неаполе будут преподаваться все науки для того, «чтобы алчущие знания находили нужную для них пищу в самом королевстве и не были вынуждены ради образования покидать свое отечество и выпрашивать его, как милостыню, за границей». Фридрих берет под свое покровительство и знаменитую медицинскую школу в Салерно: в 1231 году он издает распоряжение, воспрещающее врачам практиковать в Сицилийском королевстве иначе, как с разрешения этой школы. Он привлекает к своему двору ученых и писателей, напр., Леонардо Пизанского, знаменитого математика, введшего неизвестную прежде христианам алгебру и посвятившего императору свой «Трактат о квадратных числах», и Михаила Скота, который перевел для него многие трактаты Аристотеля и в числе их «Историю животных». Посылая эти переводы в Неаполитанский университет, Фридрих пишет: «наука должна идти наравне с законами и оружием, без нее человек не может достойно воспользоваться своей жизнью». «Мы думали», — продолжает он дальше, — «что нам не будет удовольствия пользоваться ими (переводами), если мы не сделаем их доступными и для других. Никто не имеет большего права на источник античной мудрости, как тот, кто пользуется им для утоления жажды к знанию юношества». В письме к жителям Верчелл Фридрих идет еще далее и высказывает мысль, которая сделала бы честь деятелю и более позднего времени: «Мы считаем выгодным для себя давать нашим подданным возможность образования, наука сделает их более способными управлять и собой и государством». Подобные просветительные идеи, несомненно, знаменательны в устах государя XIII в., даже если мы примем во внимание, что практическая деятельность императора не всегда им строго соответствовала.
Покровительствуя науке, Фридрих не обращает внимания на вероисповедание ученого. Ученый еврей Иаков Бен-Абба-Мари, поселившийся в Неаполе, благодарит Бога за то, что Он «вложил в сердце господина его, императора и короля Фридриха, любовь к знанию и к тем, кто его разрабатывает, и сделал его столь благосклонным, что он заботится о нуждах их самих и их семейств». Фридрих находится в постоянных сношениях
с арабскими учеными в Египте, Испании и Африке, он ставит им всевозможные философские вопросы, и текст их вместе с ответами ученых сохранился на арабском языке под названием «Сицилийских вопросов». Впрочем, не одни только научные интересы отличали двор Фридриха. Роскошная природа Сицилии, старые традиции норманнского двора и сильное влияние Востока создали здесь ту свободу нравов, которая дала потом римской курии богатый материал для нападок на частную жизнь Фридриха. В этой последней области Фридрих был действительно далек от церковного идеала, и некоторым оправданием ему могло служить только то, что заключаемые им брачные союзы носили преимущественно политический характер. В 1209 г. 14-ти лет от роду он вступает в свой первый брак с Констанцией Арагонской, чтобы приобрести поддержку ее брата. Констанция была уже вдовой короля Эммериха Венгерского и значительно старше Фридриха. Вторично Фридрих женится в 1225 г. на Иоланте, дочери Иоанна Бриенского, и благодаря ей приобретает права на Иерусалимское королевство. Через 10 лет в Кельне был отпразднован третий брак императора с Изабеллой Английской, причем опять политические расчеты имели для него более значения, чем прославленная красота принцессы. Обладая пылким темпераментом южанина, Фридрих создавал себе в своих замках, как, напр., в Лючере, обстановку, уместную при дворе какого-нибудь восточного султана. Побочные дети императора стояли всегда очень близко к престолу, и во всяком случае Энцио и Манфред были ближе его сердцу, нежели рожденные императрицами Генрих и Конрад.

Отношение к церкви

Воспитанный среди этой свободы мысли и чувства, Фридрих и по отношению к церкви должен был занять более самостоятельное положение. Очень трудно представить себе ясно религиозные воззрения императора. На современные показания не всегда можно полагаться, так как сторонники папства не останавливались перед самыми неосновательными обвинениями, а с другой стороны некоторые резкие выражения, вырвавшиеся у Фридриха во время его последней борьбы с Римом, не могут выражать его истинных убеждений. Григорий IX доходил до того, что открыто обвинял императора в неверии и самом крайнем материализме. Альберт Бегамский уверял, что Фридрих не верил в бессмертие души (очень резко выражаются об отношениях Фридриха к религии и другие писатели в роде Мартина Минорита или Иоанна Винтертура. Так, первый в своей хронике «Flores temporum» заставляет императора высказывать предположение, что, если бы князья согласились с его установлениями, то он сумел бы лучше предписать всем народам, как нужно жить и веровать).
Эти обвинения остались, конечно, недоказанными, но несомненно, что Фридрих не был правоверным католиком в духе XIII века. Непримиримая ненависть церкви к Фридриху вытекала из верного убеждения, что император не преклонится добровольно перед Римом. Церковь не могла действовать на него ни тем обаянием, которое она имела в глазах верующего, ни суеверным страхом, которым она действовала на грубую толпу. Фридрих ясно видел недостатки современной церкви и, если он и служил ее интересам, когда это было ему нужно, то он громко указывал на них во время своей борьбы с папами. Напоминая, что «первобытная церковь имела своими основами бедность и простоту», он осуждал роскошь и богатство современного духовенства и во время разгара борьбы смело брал на себя инициативу ее реформы. «Помогите нам», — писал он, — «против этих гордых прелатов, чтобы мы могли утвердить нашу матерь, церковь, давши ей вождей, более достойных править ею, и чтобы мы могли согласно нашему долгу исправить ее для блага ее и славы Божией!» Фридрих завидует тем государям, которые соединяют духовную и светскую власть в своих руках. «Счастливая Азия!» — восклицает он в письме к одному греческому властителю, — «счастливые державы Востока, которым нечего бояться ни оружия своих подданных, ни интриг своих первосвященников!» Но в то же время Фридрих возвращается на средневековую точку зрения, когда ему нужно окружить божественным ореолом свою императорскую власть. Рим не мог быть доволен, слыша, какими выражениями стали пользоваться при императорском дворе. «Наша обязанность», — говорит Фридрих, — «любить Иези, благородный город Марки, где наша божественная мать произвела нас на свет, и где распространился блеск нашей колыбели. Никогда эта благословенная земля, этот Вифлеем, где Цезарь увидел свет, не изгладится из нашей памяти и из нашего сердца». Его окружающие разделяют его идеи, и один из них пишет: «Бог установил на земле своим сподвижником и наместником римского императора, государя по имени и на деле, божественный дух которого в руках Бога, направляющего его по Своему желанию». Отсюда один шаг, чтобы из канцлера Петра Винеа сделать апостола Петра: «Петр, на камне которого основана императорская церковь, Петр, на груди которого отдыхает душа Августа, когда он разделяет тайную вечерю со своими учениками». Мистическое настроение, порожденное недовольством современной церковью, распространялось по Италии и было на руку императору. В Калабрии еще в конце прошлого века благочестивый аббат Иоахим Флор проповедовал «вечное евангелие» и обещал наступление царствия Духа Св. после царствий Отца и Сына. Пылкие души ждали уже появления новой церкви, и в одном стихотворении, которое в Риме поспешили приписать Фридриху, но которое, по другой традиции, принадлежит перу состоявшего при императоре в качестве переводчика Михаила Скота, мы читаем такие строки: «Судьба нам возвещает, звезды и полет птиц нам предсказывают, что будет только один молот для всей вселенной. Рим, который давно уже колеблется, вступивши на путь заблуждений, падет и перестанет быть столицей мира». Если эта идея и не дана самим Фридрихом, то во всяком случае она согласуется с теми высокими целями, которые он себе наметил.

Приобретение императорской короны

Царствование Фридриха II можно разделить на три периода. Первый, от начала его самостоятельной деятельности и до 1230 года, обнимает собой время, в течение которого он возвратил своему дому положение, утраченное после смерти Генриха VI, и ради этого выдержал свою первую борьбу с Римом. Второй период занимает пять следующих самых спокойных, но в то же время самых важных лет его царствования, так как в это время он усиленной законодательной деятельностью складывал новые основы могущества Гогенштауфенов. Последний период начинается в 1236 г., когда Фридрих начинает военные действия в Ломбардии, за которыми следует затем новый разрыв с папой. Тогда открывается последняя решительная борьба с Римом, оканчивающаяся в 1250 г. одновременно смертью императора и падением империи.
Фридрих начинает самостоятельную деятельность в 1208 г., объявив себя совершеннолетним 14-ти лет от роду. Его внимание было обращено прежде всего на Сицилию. Положение этого королевства было так смутно, что Фридриху удалось восстановить в нем порядок лишь к половине 20-х годов. Тогда-то, усмирив восстание арабов на о. Сицилии, он переселил часть их в южную Италию и основал большие военные колонии в Лючере и Ночере. Этими арабскими силами он широко пользовался потом во время войн с Римом. Иннокентий III, отмечавший научные и государственные успехи своего питомца, скоро должен был заметить и его стремление к самостоятельности. Уже в 1209 г. по поводу назначения архиепископа палермского папа делает ему строгое внушение. «Мы боимся», — пишет он Фридриху, — «что ты, введенный в заблуждение окружающими тебя, вступаешь на путь тех жестоких тиранов, которые, стертые с лица земли за свои злодеяния, подвергаются теперь жестокому возмездию. Ты должен довольствоваться тем земным, что мы тебе дали, и не простирать руку к духовной области, принадлежащей нам одним. Ты должен подумать о том, — и найти в этом предостережение для себя, — что тяжелые времена посетили твое царство ради прегрешений твоих предков, которые тоже посягали на духовную область».
Тем не менее в Риме нуждались в Фридрихе. Оттон IV, бывший прежде послушным орудием папы, круто изменил свою политику, как только надел императорскую корону и почувствовал свою силу. Иннокентий III жаловался на измену императора, применял к себе библейский текст, где выражается раскаяние о сотворении человека, и в письмах к Филиппу Августу сожалел о том, что не послушался его советов. Но перемена, происшедшая в Оттоне, была неизбежна по самой сущности отношений между империй и папством, и, противопоставляя Оттону IV Фридриха, папа должен был сознавать, что и это орудие изменит ему, как только достигнет цели, и что никакие договоры не оградят надолго интересов римской церкви.
В 1212 году Фридрих отправился в Германию добывать себе с помощью папы ту корону, которую папа отнял у него 16 лет тому назад. По пути, в Риме произошло свидание Фридриха с Иннокентием III. Переговоры, веденные там, остались для нас неизвестными, но грамоты, данные Фридрихом в Эгере 12 июля 1213 года и в Страсбурге 1 июля 1216 года, открывают нам те уступки, которые Фридрих делает церкви. Он подтверждает вновь ленную зависимость Сицилии от Рима и обещает немедленно по достижении императорской короны отказаться от сицилийской в пользу своего сына Генриха. Обе короны не должны быть впредь соединяемы в одних руках, и поэтому до совершеннолетия Генриха Сицилия управляется лицом, назначаемым папой и ответственным перед ним. Купив себе этой ценой поддержку Рима и именуя себя королем «милостью Божией и папы», Фридрих с очень незначительными силами переходит Альпы и собирает вокруг себя князей, сохранивших верность Гогенштауфенам. Он заключает в Вокулере союз с Филиппом-Августом, оттесняет Оттона IV к Кельну, и 9 декабря 1212 г. коронуется римским королем в Майнце. Три года благоприятных для него военных действий утверждают его положение в Германии. Разбитый в июле 1214 г. французами при Бувине, Оттон теряет последних своих союзников и удаляется в свои родовые земли. В 1215 г. Фридрих вторично коронуется в Ахене и при этом исполняет второе настойчивое желание Рима: надевает на себя крест и обещает лично участвовать в крестовом походе.

Крестовый поход

Дальнейшая политика Фридриха направлена на то, чтобы избавиться от тех обязательств, которые он взял на себя перед Римом в то время, когда нуждался в его помощи. Главным образом нужно было предотвратить отделение Сицилии от империи. В преследовании этой цели Фридрих показывает себя тонким и беззастенчивым дипломатом. Правда, его задача облегчалась тем, что с 1216 г. Иннокентия III заменил в Риме бывший воспитатель Фридриха, добродушный Гонорий III. В течение нескольких лет Фридрих как бы издевается над стараниями Рима настоять на отделении Сицилии и на осуществлении крестового похода. Он вызывает маленького Генриха в Германию, берет у него управление Сицилией и в апреле 1220 г. проводит его избрание римским королем, т. е. своим преемником в Германии. На протесты папы он отвечает, что избрание было произведено без его ведома. В том же году он возвращается в Италию, уступает папе в бесконечном вопросе о владениях маркграфини Матильды, именует себя «покорным сыном» папы, манит последнего надеждой на крестовый поход и добивается этим путем венчания императорской короной с правом сохранить пожизненно Сицилийское королевство. В день своего коронования император дает церкви широкие привилегии, но этими льготами он, не без умысла, задевал свободную организацию итальянских городов: Фридрих сознавал, что борьба с Римом неизбежна и старался по возможности изолировать последний.
Чтобы не раздражать церковь, Фридрих охотно помогает ей там, где это не затрагивает его собственных интересов. Своими суровыми эдиктами против еретиков (* см. сноску ниже) — а это понятие все расширялось на языке римской церкви — свободомыслящий император показал эгоистичность своей политики и неразборчивость своих средств.

* Особенно важен в этом отношении эдикт, подписанный в Равенне в 1232 г. Император выражал в нем твердое желание «уничтожить всеми средствами в Германии, где царила всегда истинная вера, еретическую скверну». Папские инквизиторы были поставлены под особое покровительство императора. Они оставили после себя самую печальную память в стране, и глава их, Конрад Марбургский, носивший титул inquisitor hereticae pravitatis, погиб насильственной смертью в 1233 г.

Это тем более характерно, что в это же время такой строго-церковный король, как Людовик IX, отказывался приводить в исполнение церковные отлучения своей светской властью. Но для Гонория всего интереснее был вопрос о крестовом походе, и тут Фридрих подвергал терпение своего бывшего наставника самому жестокому испытанию. Он всегда находит возможность отсрочить поход под тем или другим предлогом. В 1221 г. приходит известие о падении Дамиетты, и папа, начиная терять терпение, грозит императору отлучением.
На личном свидании в Вероли в апреле 1222 г. Фридриху удается успокоить Гонория, и в марте следующего 1223 года назначается для обсуждения дела конгресс в Ферентино. Здесь Фридрих берет на себя обязательство выехать в Палестину в 1225 году и действительно при помощи магистра тевтонского ордена, Германа Зальца, делает большие приготовления к походу в Германии и Италии.
В 1225 году папу постигает новое разочарование: император снова откладывает поход на два года и в то же время двумя мерами обнаруживает истинные цели своей политики. Вступая в брак с Иолантой и принимая титул короля Иерусалимского, он придает предстоящему крестовому походу династический характер, чего вовсе не имели в виду в Риме, а затем император решился воспользоваться навязанным ему церковью походом, чтобы утвердить свое положение в Италии и главным образом в Ломбардии. Фридрих заводит речь о «восстановлении прав империи», требует военной службы от обитателей Сполето, находившихся под владычеством Рима, и на Пасху 1226 г. созывает сейм в Кремону для обсуждения предполагаемого похода, а главное — утверждения порядка и мира в империи. В Ломбардии поняли замыслы Фридриха, и города решили отстоять свою свободу и права, которые они в прошлом столетии купили дорогой ценой.
Ломбардский союз был возобновлен на 25 лет, проходы в Германию были заперты, и сейм не мог состояться. Фридрих не хотел пропустить момента, когда римская курия, связанная предстоящим походом, не могла открыто поддержать ломбардские города: он положил на них опалу и объявил их лишенными всех прав, приобретенных по Констанцскому миру. (Это решение касалось городов: Милана, Вероны, Пиаченцы, Верчелл, Лоди, Александрии, Тревизо, Падуи, Виченцы, Турина, Новары, Мантуи, Брешии, Болоньи и Фаенцы).
В то же время назначенный легатом крестового похода епископ Гильдесгеймский отлучил города от церкви. Гонорий III не признал этого отлучения, но вместе с тем не находил в себе решимости открыто выступить против Фридриха. Смерть его, последовавшая в марте 1227 г., выручила Рим из затруднительная положения. Место Гонория III занял, под именем Григория IX, Уголино Конти, родственник Иннокентия III по крови и духу. Убежденный приверженец иерархической идеи, Григорий IX, несмотря на свой 80-тилетний возраст, был полон энергии и горячности. С таким противником нельзя было продолжать прежнюю игру, и Фридриху оставалось или открыто вступить в борьбу с папством или же дать поймать себя на данных им обещаниях и выполнить то, чего желала римская церковь. Фридрих предпочел последнее. Вмешательство папы остановило готовую вспыхнуть в Ломбардии грозу; крестоносное ополчение, в котором соединились немецкие, итальянские и отчасти французские силы, собралось в Бриндизи и оттуда вышло в море. 8-го сентября отплыл и сам император, но уже 11-го он вернулся обратно в виду постигшей его болезни. Нет никакого основания заподозревать в данном случае поведение Фридриха. Болезни, действительно, свирепствовали в лагере крестоносцев, и сопровождавший Фридриха ландграф Людвиг Тюрингенский умер вскоре после этого возвращения. Но в Риме обрадовались возможности вызвать разрыв с императором. Григорий IX ухватился за удобный случай вывести церковь из того неясного и невыгодного положения, в которое поставила ее излишняя уступчивость его предшественника. 29 сентября в Ананьи папа отлучил Фридриха от церкви и наложил интердикт на все местности, где он будет находиться. Предлогом было выставлено уклонение от похода, но настоящей причиной был, конечно, быстрый рост могущества Гогенштауфенов и возобновление той опасности, которая угрожала церкви некогда со стороны Генриха VI. Послания папы, составленные в таких страстных выражениях, которые ясно показывали, насколько земные интересы руководили Римом, разнесли осуждение императора по католическому миру. Гордая энергия Гогенштауфенов проснулась в Фридрихе. В ответном послании он не столько останавливается на оправдании своего возвращения, сколько принципиально нападает на политику папы. Он обвиняет его в незаконном стремлении ко всемирному господству и призывает европейских государей к совместному отражению грозящей им со стороны Рима опасности, причем в судьбе, постигшей Раймунда Тулузского и Иоанна Безземельного указывает ожидающую их будущность. Обвинениям папы в распущенном образе жизни он противополагает указание на уклонение от идеала самой церкви и этим как бы становится на точку зрения тех сект, которые он сам преследовал. Фридрих приказывает прочитать в Капитолии этот манифест «по воле сената и народа римского», берет обратно сделанные им уступки Риму Анконской марки и владений Матильды и на празднике Пасхи 1228 года поднимает через партию Франжипани мятеж в Риме, который заставляет бежать Григория IX.
Еще неприятнее было для Григория, что отлученный император в июне 1228 г. отплыл в Святую землю, несмотря на то, что папа отменил крестовый поход. Фридрих хотел показать миру, что он заботится об интересах христианства более, нежели папа. В Риме поняли опасность и употребили все меры, чтобы сделать поход Фридриха безуспешным. Католическое духовенство и орден тамплиеров получили инструкцию противодействовать всем мерам императора, а когда не смутившийся этим Фридрих надел на себя без церковных обрядов королевскую корону в Иерусалиме, архиепископ кесарийский наложил интердикт на Святые места. В то же время в Европе распространяли всевозможные клеветы на деятельность императора, его обвиняли даже в том, что он продавал интересы христианства мусульманам. Принимая во внимание эти неблагоприятные условия, нельзя не удивляться результатам, достигнутым Фридрихом. Отказавшись от химерических планов уничтожить неверных, он предпочел вступить с ними в соглашение. Договор, заключенный с султаном Малек-ель-Камилем в феврале 1229 г., дал христианам больше, чем сколько они добились раньше с оружием в руках. В пользу Фридриха свидетельствуют в данном случае и показания такой достойной личности, как Герман Зальца, и то, что папа сам одобрил потом это соглашение. В Риме, впрочем, и не давали себе особенного труда маскировать свои цели, и, когда в том же году Иоанн Бриенский с папскими войсками вторгнулся в Апулию, было ясно, что дело шло о том, чтобы разорвать опасное для Рима соединение Сицилии с империей. Фридрих принужден был вернуться, чтобы защищать свои владения. Папские войска были вытеснены из пределов Сицилийского королевства, и 23 июля 1229 г. при посредстве герцога Леопольда Австрийского и Германа Зальца был заключен мир в С. Жормано. Папе были гарантированы его светские владения и верховные права над Сицилией, Фридрих отказывался от вознаграждения за совершенные папой опустошения в Апулии и освобождался от наложенного на него отлучения. 1 сентября между обоими противниками состоялось торжественное свидание в Ананьи. «Папа говорил со мною от чистого сердца» — писал по этому случаю Фридрих — «он успокоил и прояснил мою душу, я не хочу вспоминать более о прошлом». Со своей стороны Григорий IX пишет: «Император явился на свидание с нами с сыновним усердием и преданностью, мы очень тепло беседовали друг с другом, и я видел, что он был готов всеми силами исполнять наши наставления и наши желания». Заявления эти не могли быть искренними: с обеих сторон смотрели на соглашение в С. Жермано, как на вынужденное перемирие, а не вечный мир. В особенности Фридрих мог быть убежден, что мировое господство Рима может быть основано только на полном падении Гогенштауфенов, и в следующее затем мирное пятилетие он развертывает изумительную деятельность. Он старается создать себе прочное положение против Рима, но при этом в Сицилии и Германии он идет совершенно различными путями.

Политика императора в Сицилии

Обнародованные в 1231 г. в г. Мельфи «Конституции Сицилийского королевства» составляют эпоху в истории государственных учреждений Европы. Это была радикальная попытка заменить феодальное государство таким порядком, в котором бы король, обеспечивая спокойствие в стране, пользовался зато безграничной властью и поглощал своей личностью всю общественную жизнь. В дни своей юности Фридрих испытал все неудобства феодального строя, и, так как этот строй был насильственно введен в чуждое ему первоначально норманнское государство, то не представлялось большого труда ввести в жизнь эти новые «конституции». Создавая строго бюрократическую систему, которая беспрекословно проводила королевскую волю от центрального правительства до самых низших инстанций и отдаленных уголков государства, Фридрих не только создавал себе неограниченную власть, но достигал и другой, не менее важной цели. При новом строе Сицилийское королевство выходило из-под влияния римской церкви, и верховные права св. Петра теряли всякое практическое значение. Отсюда — то противодействие, которое оказывал законодательной деятельности Фридриха Григорий IX; но римские увещания не оказали действия ни на самого императора, ни на его главного сотрудника в этом деле, архиепископа Иакова Капуанского.
Нападение на феодальный мир было сделано одновременно с двух сторон: со стороны владений и со стороны прав. Земли, захваченные в смутное время из королевских доменов, должны были быть возвращены; все укрепления, построенные сеньорами со времени смерти последнего норманнского короля Вильгельма II, срыты. Подчиненная административной и судебной власти королевских чиновников, феодальная знать теряла свои былые привилегии. Сеньоры теряли навсегда право уголовного суда в своих доменах и в то же время, наравне с простыми людьми, подлежали смерти, если совершали убийство. Они не могли носить оружия, если не состояли на королевской службе; даже для брака их детей требовалось королевское разрешение. Новые «конституции» были не менее строги и по отношению к церкви. Духовенство подлежит отныне королевской юрисдикции и налогам; за исключением немногих случаев, в роде прелюбодеяния, оно лишается права суда над мирянами, точно так же, как и права занимать общественные должности. Церковь теряла и с материальной стороны, так как было запрещено жертвовать или продавать ей землю. Подобные же ограничения постигли и городские общины: они потеряли право избирать себе подест, консулов или ректоров. В новом государстве не может быть никакой независимой власти рядом с неограниченной властью короля. Правда, король собирает иногда сеймы и даже, чего до сих пор никогда не было, приглашает на них представителей от городов, но собрания эти не играют никакой роли. Относительно городских представителей мы не можем теперь даже сказать, подавали ли они там свое мнение или только выслушивали королевские инструкции.
Весь государственный механизм представляется нам по новым «конституциям» в следующем виде. Во главе государства стоит король, облеченный неограниченной властью. При этом власть законодательная находится исключительно в его руках, а власть административная и судебная передаются им в известных пределах тем или другим сановникам, по его воле назначаемым и сменяемым. Центральными учреждениями являются Magna curia с обширными полномочиями в области суда и администрации и Magna curia rationum, заведовавшая финансами страны. Magna curia, заседавшая в Капуе, состояла из 4 юстициариев под председательством великого юстициария. Последний был главным сановником государства и носил почетный титул «зеркала справедливости». Его суду подлежали непосредственно все вопросы о компетенции учреждений, государственные преступления и важнейшие вопросы ленного права; он же был высшей инстанцией для всех других дел. Где пребывал великий юстициарий, там низшие инстанции прекращали свою деятельность. В административно-судебном отношении все королевство распадалось на 4 части, и во главе каждой стояли особый юстициарий и камерарий. Первому принадлежали уголовный суд и заведование полицией, второму гражданский суд и финансовое управление.
На финансовую сторону в законодательстве Фридриха было обращено особое внимание. Вся система казалась направленной главным образом на то, чтобы извлечь государству возможно большую сумму доходов, и в этом отношении королевство Фридриха оставило далеко за собой всю остальную Европу. Доходы казны были самого различного происхождения: они шли с королевских доменов, которыми в каждой провинции заведовал особый прокуратор и которые частью эксплуатировались хозяйственным способом, частью отдавались в аренду, с поземельного налога, так называемой коллекты, некогда сбиравшейся в исключительных случаях, но теперь обратившейся в постоянный налог, и целого ряда налогов косвенных. И здесь Фридрих как бы опережает свое время, вводя стеснительную и мелочную опеку над народным хозяйством. Торговля солью, железом, медью и сырым шелком была признана государственной монополией, торговля хлебом была обставлена такими мерами, что и ее можно было до известной степени считать монополией. Вывозные пошлины были чрезвычайно высоки: со скота и хлеба брали натурой третью часть. Таможенная система была строго разработана и обходилась государству очень дорого. Внутреннее производство и торговля были также очень стеснены: со всех главных предметов потребления, в роде рыбы, плодов и т. п., брали известный налог. К королевским доходам относились и конфискации имуществ, не редкие при частых в стране смутах. Но несмотря на массу этих налогов, напрягавших иногда до последней степени платежные силы его богатой страны, правительство Фридриха нуждалось в деньгах. Так много поглощали денег роскошный двор короля, необходимое содержание больших сухопутных и морских сил (* см. сноску ниже) и дорого стоящая бюрократическая машина, на которой держалось его управление.

* Сухопутные войска состояли из ополчения коронных вассалов — единственного остатка феодальной системы — и значительных наемных отрядов. На флот было обращено особое внимание. Большие корабельные верфи и магазины со всеми необходимыми приспособлениями были построены в Мессине, Неаполе и Бринднзи. Там же стоял и военный флот.

Строго последовательное во всех своих частях государственное здание, построенное Фридрихом, создало ему неограниченное положение в стране, какого не имели современные монархи. Но в том деспотическом характере, которым была проникнута его система, лежало и ее осуждение. Было предусмотрено все, что касается военных, финансовых и полицейских повинностей подданных, но о правах их мало или вовсе не упоминалось. Гнет этой системы тяжело ложился на страну, тем более, что соединение судебных и административных функций в одних и тех же руках порождало массу злоупотреблений, против которых мало помогали постоянные ревизии и часто мелочный контроль высшей администрации. Неудобства эти особенно чувствовались во время отсутствия императора, и в 1240 г. он установил для таких случаев нечто в роде военной диктатуры, заменяя на это время великого юстициария обер-юстициарием и капитаном, стоявшим во главе военных сил королевства. В этом дополнении всего яснее сказался деспотический характер всего учреждения.