Расчленение Римской империи

Великая эпоха падения Римской империи и образования на ее развалинах новых государств, из которых выросли впоследствии главные западноевропейские народности, представляет один из любопытнейших моментов всемирной истории. Происходившая в то время борьба двух культурных миров — римского и варварского, и двух мировоззрений — христианства и древнего язычества, должна быть предметом серьезного внимания всякого изучающего историю человечества; а отдельные эпизоды этого страшного исторического кризиса полны глубокого драматизма.
Еще недавно элементарные руководства изображали то, что называется падением Римской империи, как быстрое крушение ослабевшей монархии, когда-то непобедимого владыки мира, под героическим напором могучей волны германского великого переселения, брошенной на ее территорию нашествием гуннов в конце IV в. Но ближайшее изучение источников, которые сохранились от этих далеких веков, обнаружило, что на деле все происходило и менее скоро, и не так просто. Событие лишь мало-помалу подготовлялось многочисленными фактами и разнообразными явлениями, которые медленно развивались внутри империи. От разлагающего действия их обширное государство клонилось к упадку настолько постепенно, что прекращение его существования на западе совершилось без резкой катастрофы. Германские племена, выступавшие на историческую сцену, полные кипучей жизни в то время, когда умирал великий государственный организм, объединивший страны и народы древнего мира, не разрушили собственно Римской империи, а скорее заняли освобожденное ею место в различных областях, над которыми она властвовала и которых не могла больше ни защищать, ни держать в подчинении. Таким образом, их нашествие должно представляться последним звеном, заключающим длинную цепь фактов, а не резким ударом, оборвавшим их нормальное развитие. Научное исследование «падения Римской империи» и «великого переселения народов» подтвердило таким образом лишним ярким примером теперь уже прочно установившуюся в истории идею, что никакой крупный переворот не может совершиться сразу, а всякое важное изменение в судьбах человечества является лишь конечным следствием долго влиявших на жизнь его причин.
Расчленение западных провинций Римской империи германскими племенами или, как обыкновенно говорят, завоевание Западной Римской империи ими в V в. по Р. Хр. может быть понято только в том случае, если будет более или менее ясно представляться общий ход отношений между римлянами и германцами с самого начала; а с характером последних великих вторжений можно хорошо познакомиться из подробного рассказа о событиях одного из них, и тогда легче будет вывести их следствия и оценить результаты.

Очерк истории отношений между римлянами и германцами в первые три века по Р. Хр.

Движение арийцев

Первые столкновения римлян с германцами относятся к периоду гораздо более раннему, чем появление в Европе тюрко-монгольской орды гуннов. Попытки германцев проникнуть на римскую почву связаны с тем громадным племенным течением, которое, начавшись в незапамятные времена под давлением обстоятельств, неизвестных истории, где-нибудь в средней Азии, мало-помалу распространилось и на нашу часть света. Оно продолжалось много веков, и само слагалось из нескольких отдельных потоков, которые один за другим направлялись с востока на запад. Один из них, вероятно, древнейший, принес с собою греко-италийскую группу народов в южные полуострова; дальнейшие последовательно покрыли более северные части Европы кельтским, потом германским, наконец славяно-литовским населением. Сложное явление, на которое тут указано, можно в целом по справедливости назвать «великим переселением арийских народов».
Волны его не сразу улеглись, попав в пределы северо-западного материка старого света. Европа представляла тогда суровую землю, поросшую густыми дебрями дремучих лесов и громадными площадями пустынных степей и непроходимых болот; ее бороздили реки, гораздо более полноводные и бурные, чем теперь; ее населяло гораздо более опасное животное царство. Надо было выбирать среди обширных и диких пространств области, удобные для утверждении оседлости, к которой сильно влекло невольных странников, выработавших уже в своей отдаленной «прародине» первоначальные основы земледельческого быта и родового строя и, может быть, даже зачатки государственных форм жизни. A места эти по большей части были уже заняты более древними поселенцами, принадлежавшими к различным другим расам, прибывшим также с востока и принесшим с собою оригинальную, но первобытную культуру. Они убивали врагов и охотились за зверями кремневыми копьями и стрелами, наносили удары твердыми каменными топорами, приготовляли одежду и выделывали предметы грубой домашней обстановки инструментами из камня и кости; они возводили величественные погребальные «мегалитические» памятники (дольмены, менгиры, кромлехи) и сооружали «озерные жилища» на сваях. Арии, явившиеся в новую страну, работали и сражались уже орудиями и оружием из металла: бронзовые и железные изделия наполняют самые древние их могилы. Они обладали и более совершенной цивилизацией, и более высокими дарованиями, чем их предшественники. Но все-таки им пришлось упорно бороться на новых местах с природой, зверем и человеком. Кроме того, отдельные колена передвигавшихся арийских народов переплетались и сталкивались между собой, теснили и гнали друг друга все дальше; затем от времени до времени их настигали сзади новые выходцы из Азии, принадлежавшие к различным другим расам. Все это возбуждало в Европе многовековую сутолоку племен, которая поднимала многочисленные бури; последние производили в жизни страны важные перевороты, из которых древнейшие скрыты от наблюдения историка за темной далью времен. Борьба римлян с германцами была лишь одной из самых поздних фаз великого движения арийцев в Европу.

Кимвры и тевтоны

Первым событием, которое привело в соприкосновение классический быт с новой незнакомой ему белокурой расой северных людей, было знаменитое нашествие двух германских народцев, кимвров и тевтонов, на северную Италию и южную Галлию незадолго до 100-го года перед Р. Хр. Большой вооруженной толпой с семьями, стадами и всем движимым имуществом перевалив через Альпы или спустившись по Роне, вторглись они в пределы республики. Они сеяли кругом ужас и опустошение; но это не был только хищнический набег; это было племенное переселение: враги настойчиво требовали, чтобы им были уступлены земли на римской территории. Энергии Мария удалось избавить расстроенное уже внутренними бедствиями отечество от грозной опасности. Остатки разбитых полчищ были захвачены и проданы в рабство, или бежали назад и исчезли в неведомых краях, откуда они пришли. Но страшная память о «варварах» сохранилась живой у римлян, и в фантазии жителей юга стали слагаться мрачные легенды о природе и людях туманного, таинственного севера.

Свевы

«Исход» кимвров и тевтонов был фактом, одиноко стоящим, как бы случайно долетевшим до Рима отголоском волнений, совершавшихся в глубине лесов средней Европы. Еще раз, лет 50 спустя, другое германское племя, свевы, большое и могущественное, пыталось утвердиться в южной Галлии. Юлий Цезарь застал их там сидящими на землях секванов под начальством выдающегося вождя Ариовиста. Гениальный полководец отбросил их обратно за Рейн; но вскоре затем после завоевания Цезарем Галлии пределы римского государства непосредственно сошлись с германским миром. После смерти его были захвачены римлянами даже области мелких германских племен, живших на левом берегу Рейна, и там положено основание «провинции Германии». С этих пор, т. е. приблизительно с момента утверждения в Риме империи, устанавливаются постоянные отношения между римлянами и германцами, которые принимают различные формы и приводят к неодинаковым результатам, смотря по тому, какими оказываются сравнительные силы обеих сторон.

Наступление римлян

Германцы прежде всего должны были отказаться от надежды отыскать себе новые места оседлости на римских владениях. Им пришлось даже упорно защищать свои старые поселения. Римская стихия еще стремится к росту: империя, сильная поддержкой большинства населения, которому она дала мир и заботливое управление вместо междоусобий и хищений последнего периода республики, заняла всю рейнскую линию в начале первого же века после своего основания. С юга она подступила к Дунаю, и на длинной пограничной черте, образуемой течением обеих рек, происходят непрерывные столкновения между классическим и варварским мирами и неизбежное взаимное влияние одного на другой. На великих реках загорается борьба. Успех, конечно, склоняется на сторону могущественной монархии. Распадавшаяся на мелкие народцы германская раса еще ослабляет себя неспособностью к дружному действию и подается назад перед железной силой легионов. Римские орлы переправляются через Рейн и Дунай, и провинция Германия обещает расшириться далеко на восток по направлению к Эльбе и действительно оправдать свое название.
Впрочем, попытки римлян подчинить себе дальнюю Германию продолжались недолго. Задача оказалась нелегкой: театр войны был отдаленный, и боевая линия слишком растянута; варвары храбры, хоть и раздроблены, климат убийственный, природа суровая. К тому же внимание правителей постоянно занято было делами первостепенной важности внутри государства. Завоевательные предприятия среди незнакомой обстановки наталкивались также на неожиданные опасности. Еще во время царствования Августа страшная катастрофа, постигшая неосторожного полководца Квинктилия Вара в Тевтобургском лесу (9 г. по Р. Хр.), — армия его была уничтожена славным вождем херусков Арминием, — дала римлянам серьезное предостережение. Говорят, что потрясенный неудачей император завещал своему преемнику Тиберию оставить всякие мечты о дальнейшем расширении империи. Действительно, мы видим, что поступательное движение легионов скоро почти останавливается. Хотя позор тевтобургского поражения смыт блестящими победами Германика, но римские императоры отказываются от новых внешних предприятий: на рейнской и дунайской границах устанавливается система обороны.

Римская граница

Таким образом, взаимное давление друг на друга римского и варварского мира к концу I-го и началу II в. по P. X. как бы уравновешивается: первый не двигается больше вперед, но второй еще не в силах принудить его к отступлению. Однако империя чувствует уже тяжесть напирающих на нее соседей, которым обстоятельства помогли отстоять свою свободу. Она держит на одной рейнской границе 100-тысячную армию, а потом воздвигает между Рейном и Дунаем для защиты занятой впереди них территории так называемых «Десятинных полей» (Agri Decumates) (* см. сноску ниже), целую систему укреплений.

* Это имя обозначало треугольник, образуемый Дунаем, Рейном и Неккаром, который занят теперь отчасти великим герцогством Баденским, отчасти королевством Вюртембергским. Название это произошло, вероятно, оттого, что колонистам, желавшим поселиться в новой стране, давались тут казенные земли во владение под условием уплаты в фиск десятины от урожая.

Непрерывной цепью на протяжении около 490 верст протянулись они приблизительно от Регенсбурга на Дунае до Кобленца на Рейне. Это был знаменитый «римско-германский пограничный вал» («Limes Romanus», по-немецки Pfahlgraben), начатый, может быть, уже Домицианом, законченный Траяном (ум. 117 г. по P. X.) и расширенный Адрианом (ум. 138 г.), и он является одним из блестящих образцов строительной техники римлян; развалины его и впоследствии поражали воображение местного населения, как видно из прозвания его «Чертовой стеной».
Отношения римлян и германцев слагались не из одних военных действий. Заключались дружественные договоры с отдельными варварскими народцами, которых римляне старались сделать совсем безопасными, поддерживая нередко их распри помощью золота, искусно применяя правило — «divide et impera»; между двумя народами возникало культурное общение и торговый обмен. Пограничные с германскими землями новые римские области быстро романизовались. Вокруг лагерей легионов (canabae) вырастали богатые и цветущие города. Предприимчивые люди с капиталами и знаниями, привлекаемые духом наживы, утверждались в новых местах. Не только вдоль левого берега Рейна и правого Дуная расположилось оседлое римское население, но и указанный за-рейнский угол покрылся городами и хорошо обработанными сельскохозяйственными культурами; воздвигались храмы и школы, театры и термы, строились виллы и мастерские; римское земледелие и промышленность утвердились там вполне, и латинский язык сталь общераспространенным органом речи.
Германцы, сохранившие свободу, не оставались также чужды влиянию римской цивилизации, хотя систематическая их романизация не могла преследоваться императорским правительством, так как страна их не была завоевана. Совершенно несправедливо было бы утверждать, что они воодушевлялись по отношению к Риму постоянной племенной ненавистью. Вражда ярко вспыхивала порывами при обострении пограничных столкновений; но она не установилась, как постоянная страсть, которая неудержимо влекла бы варваров к разрушению Рима. Такая мысль даже не могла прийти им в голову; напротив того, варвары испытывали к империи какое-то особенное, несколько суеверное почтение. Один римский писатель сообщает интересный случай, свидетельствующий об этом. Раз, когда Тиберий еще во время царствования Августа, в качестве главнокомандующего рейнской армией, углубился во внутреннюю Германию и расположился лагерем на левом берегу Эльбы, какой-то старый германский вождь, человек огромного роста, бросился в полном вооружении в челнок и, переплыв на римскую сторону, испросил разрешение предстать перед лицом того, кого называли цезарем. Когда он увидел Тиберия, он долго с восторгом вглядывался в него и потом выразил удивление безумию молодежи его племени, которая дерзает сражаться против богов. Он удалился, отдав римскому военачальнику божеские почести и как бы ослепленный блеском могущественной державы, сила которой явилась перед его глазами. Если анекдот этот придуман для прославления Рима, то многие другие и позднейшие факты показывают, что в нем верно отражается то чувство почти религиозного трепета, которое вызывало в варварах величие империи (majestas imperii Romani). Воинствующего патриотизма мы в германцах не замечаем: слишком слабо было для этого в них сознание племенного единства.
Рим даже притягивал к себе варваров. Некоторые народцы охотно заключали союзы с римскими наместниками. Другие принимали из рук императора назначаемых им князьков. Многочисленные германцы различными способами проникали в римские пределы. Отдельные воины, а иногда мелкие вожди с целыми группами смельчаков добровольно вступали в ряды легионов или образовывали особые вспомогательные отряды, оставаясь на римской службе на время или навсегда, соглашаясь сражаться с родичами, не отказываясь уходить даже в далекие провинции. Далее, значительные массы германцев уводились насильственно в плен во время их набегов и в качестве рабов или колонов возделывали во всех углах римского мира земли императоров или латифундии знати. Империя уже нуждалась и в ратных людях, и в рабочих руках, так как коренные жители уклонялись от тяжелой воинской повинности, а поля, опустелые вследствие разорения крестьянства, постоянных войн и междоусобий и ослабления в населении трудовых навыков, ждали сильных и выносливых земледельцев.
В таких именно формах прежде всего совершалось, начиная с I-го же века и постоянно усиливаясь, переселение германцев на римскую почву. Обильные варварские элементы незаметно «просачивались» вольно и невольно в пределы империи, пополняя два важнейших в то время слоя населения — войско и крестьянство, и германская кровь текла в жилах уже довольно многих подданных императоров во времена Антонинов. С другой стороны, многие германцы, пожившие в пределах империи, возвращаясь на родину, приносили к своим варварским единоплеменникам знакомство с римским военным искусством и не столько жажду поживиться насильственно богатствами римлян, сколько стремление воспользоваться удобствами их быта и войти в состав их общества, т. е. подчиниться империи.
Римляне, благодаря постоянным сношениям, также узнали германцев. В самом конце I-го века появилось в их литературе замечательное сочинение, посвященное изображению нравов варварских племен. Это была знаменитая «Германия» Тацита, до сих пор остающаяся главным источником, из которого мы почерпаем драгоценные сведения о первобытном устройстве германцев. Римское общество не представляет себе теперь таких фантастических ужасов о германцах и их стране, как после первых страшных появлений их на исторической сцене; но оно не может также относиться к ним с полным пренебрежением. Какой-то осадок недоумения и тревоги о том, чего следует ждать от них в будущем, все-таки сохраняется в умах; он чувствуется и в повествованиях Тацита.

Маркоманны

Все было тихо в продолжение приблизительно полутора веков. На скверной границе довольно легко поддерживалось установившееся равновесие. Легионы и крепости хорошо противодействовали давлению германцев, и только изредка сравнительное спокойствие нарушалось восстанием какого-нибудь замиренного народца, которое подавлялось обыкновенно без больших усилий, или разбойничьим нападением дружины хищников, которые также обуздывались без затруднения, доставляя к тому же лишних рабов богачам и лишние жертвы диким зверям, потешавшим толпу на аренах амфитеатров. Но положение изменилось в царствование императора Марка Аврелия (в 165 г. по P. X.).
Как раз в тот момент, когда империя достигла высшей точки своего процветания и могущества, неожиданная беда вдруг поднимается на дунайской границе. Различные германские племена, жившие там в союзных отношениях с римлянами, — маркоманны, квады, гермундуры, вандалы, соединились между собою и наводнили провинции Норик и Паннонию. Вооруженные отряды варваров расплываются и дальше; ими полна Рэция и Иллирия: всюду царствует опустошение, варвары снова требуют римских земель для поселения. Они перебираются через Альпы в Италию, осаждают Аквилею… Опасность грозила самой столице, и Рим находился в большом смятении. Марк Аврелий собрал гадателей и жрецов: совершены были таинственные обряды, чтобы провидеть будущее, принесены чрезвычайные жертвы, чтоб умилостивить различных богов. Император сам принял на себя начальство над поспешно собранной армией. Варвары были вытеснены из Италии, но целый ряд лет Марк Аврелий должен был провести на Дунае в городе Carnutum (ок. нын. Вены), руководя военными действиями против племен, постоянно вторгавшихся в пределы империи. Опасность была устранена, благодаря военной энергии и искусным переговорам; но М. Аврелий умер до полного замирения врагов (180 г.), а малодушный сын его Коммод впервые пустил в ход деньги, чтобы купить окончательный мир у наиболее упорных из них.

Германские народы

Торжество римлян над коалицией, образовавшейся около маркоманнов, было облегчено опять тем, что союзники действовали вразброд и допускали бить себя по частям. Самое имя маркоманнов скоро исчезло из истории. Части разбитого племени были переселены в империю и размещены в разных провинциях; другие примкнули к соседним народцам. Но продолжительность «маркоманнской войны» (165-180 г.) свидетельствует о внутреннем усилении германцев и о появлении каких-то новых обстоятельств, побуждавших их опять добиваться с удвоенной настойчивостью утверждения на землях империи. Аналогичные явления постоянно повторяются в III в. Мы уже не встречаем тогда таких мелких племен, какие описывает Тацит. Современные авторы изображают новые, гораздо более значительные и лучше сплоченные массы, большие племенные федерации; они называют сильных аллеманнов, бургундов, позже франков. В III в. первые и вторые придвинулись к Рейну из заэльбских стран и заменили здесь херусков, бруктеров, хамавов, ангривариев Тацита. Франкский же союз как бы вновь образовался между Эльбой и Рейном. Сторожевая линия римских пограничных укреплений постоянно испытывает их усиливающееся давление: они предлагают империи военную службу и обещают ей свою верность, если она даст им постоянное убежище на своей территории.
Римляне еще гордо отказываются допускать в свои пределы целые воинственные племена в силу их собственных настояний. Германцы не успокаиваются. Гораздо чаще, чем ранее, дружины их тревожат пограничные провинции и гораздо дальше проникают в их глубину. Исход возобновившейся борьбы будет зависеть от прочности дальнейшего сопротивления империи. Силы ее уже начинают колебаться от возникших внутренних смут. Государство страдает от тиранического деспотизма отдельных правителей и неопределенности порядка престолонаследия; от исчезновения дисциплины в войсках и проявлявшегося в некоторых областях стремления к самостоятельности; от подкупности наместников и хищничества низшей администрации; от возобновившегося разорения большинства; от борьбы богатых и бедных. Как раз в то время, когда указом императора Каракаллы (211 г.) все свободнорожденные романизованные жители империи объявлены юридически равноправными римскими гражданами, на самом деле в общественном строе государства уже замечается подавление низших трудящихся классов имперской знатью, которая скоро будет держать в руках все правление и владеть большей частью земель.
Во всяком случае империя должна отражать на своей северной границе возобновившееся переселение племен, с которым нельзя уже справиться одним решительным ударом. Вот с каких пор, — с конца II-го и особенно с начала III-го в., собственно начинается почти непрерывающееся движение германцев в пограничные территории римской империи. Маркоманнская война была как бы «прелюдией» так называемого «великого переселения народов». Потрясая оружием, теснились варвары позади римских укреплений. Поднимающаяся волна разбивается о достаточно еще крепкую и хорошо защищенную стену. Если Рим останется прежним, германцам никогда не овладеть им! Но если ослабеет еще больше сила, направляющая легионы, внешний напор может победить внутреннее сопротивление, вал будет прорван, и дикие толпы наводнят империю.
Чем же объяснить это замечательное событие? Какие обстоятельства побудили германцев к новому переселению? Почему не могли они довольствоваться занятой ими между Рейном и Вислой частью Европы? — Трудно с полной достоверностью определить причины, обусловливающие великие движения в жизни народов в первобытные эпохи. Но отчасти могут быть раскрыты исторические силы, которые действовали на германские племена, начиная с половины II-го в. по Р. Хр. Цезарь — древнейший из римских писателей, сообщающих сведения о быте германцев — рисует их племенами полуоседлыми, находившимися еще в состоянии брожения. Они испытывали на себе еще действие того неведомого могучего толчка, который вывел их с востока. Они вторгаются в Галлию, воюют и между собой, отнимая друг у друга земли и постоянно передвигаясь. У Тацита мелкие племена уже осели на более или менее определенных территориях. Они управляются вечами или царьками; распадаются на волостные, а потом сельские союзы, которые на общинных началах обрабатывают выделенные для них части принадлежащих племени земель. Большие пространства, остаются невозделанными, но уже нельзя сказать, как Цезарь, что главная пища их состоит из мяса, молока и сыра, что они живут преимущественно в пастушеском быту. Римское военное могущество остановило таким образом у границ империи долгое шествие германцев вперед; назад идти было некуда — с востока надвигались новые «рои» племен. Надо было упрочить свое существование на занятых местах и перейти к формам земледельческого быта.
Постоянное занятие хлебопашеством значительно лучше, чем кочевое скотоводство, обеспечивает жизненные потребности людей, и переход племен к оседлому земледелию обыкновенно скоро сопровождается сильным приростом населения, который и служит признаком возвысившегося благосостояния. Но за таким прогрессом часто следует новое бедствие. Увеличившееся население нуждается в большем количестве пищи, а грубое первобытное земледелие совершенствуется медленно, улучшение способов культуры земли не поспевает за умножением требующих хлеба ртов. Страшная язва голода заставляет искать спасения, и перед грозной опасностью племени остается один выход — идти в новые земли. Оно или все снимается с места, или отсылает на поиски новых владений и нового пропитания своих младших сынов, которых уже не в состоянии кормить старая родина.
Можно легко предполагать, что нечто подобное произошло и с германцами. Оседлые во время Тацита (около нач. II в.), эти недавние еще кочевники (по Цезаревым описаниям) снова поднимаются с мало еще насиженных гнезд (с конца II и нач. III в.) и с гораздо большей силой теснят римские границы: они размножились; скудная почва уже не насыщает обильного потомства первых поселенцев; удобных для земледелия мест мало — кругом леса и болота, и они стремятся в пределы богатой империи, так как эта дорога одна казалась им возможной и привлекательной.

Движение готов

Однако охарактеризованное явление на может в полной мере объяснить вновь усилившихся с конца II в. передвижений германских племен, находившихся вблизи от Дуная и Рейна. Тут действовали и другие причины, главным образом давление более отдаленных народов, среди которых происходили различные внутренние волнения, принуждавшие их к переселению. Исходной точкой такого давления были южные берега Балтийского моря, и движение начато народом, о котором упоминает уже Тацит, называя его «готонами». Это были предки исторических готов. Они составляли главную часть восточной отрасли германской расы и расселились первоначально на нижнем течении Одера (Viadus) и Вислы (Vistula). Одна ветвь их, думают, переправилась на Скандинавский полуостров, в географических названиях которого сохранились созвучия с их именем.
Ко II в. по Р. Хр. готы образовали уже могучую племенную массу, и она-то около этого времени стала сдвигаться с своих первых мест оседлости. Толчком, вызвавшим этот факт, вероятнее всего, послужило обратное переселение скандинавских готов через Балтийское море вновь на его южные берега. Суровость климата и негостеприимная природа дикого севера, может быть, помешали им устроиться там надолго, и они вернулись назад к оставленным братьям. Такое увеличение населения в малоплодородных и плохо культивируемых местностях нынешней Пруссии в соединении с постепенным распространением с востока славяно-литовской колонизации вынудило готов двинуться на юг, так как дорога на запад была преграждена другими германскими племенами. Во вторую половину II в. широкое течение их, несущее в себе все многочисленное племя, спускается по линии от южного угла Балтийского к северо-западному углу Черного моря; около 215 г. мы видим готов уже в этом последнем пункте, а около половины III в. они расселились на широком пространстве нынешних южнорусских степей от Днестра до Дона.
Готское передвижение потеснило более западные германские народцы — заставило маркоманнов ринуться на римскую территорию, алеманнов и бургундов податься к рейнской границе. На старых их посельях усаживаются другие племена; между ними образуются, как бы на второй боевой линии против римлян, позади авангардных переселенцев, новые крупные союзы — вандалы, лангобарды и др. Громадная туча собирается вдоль северной части горизонта империи. Покинутые готами прибалтийские страны за Одером впоследствии наполнятся славянами.
Названные племена — готы, алеманны, бургунды, франки — не представляют еще объединенных государств; это соединения народцев, управляемых своими отдельными князьками, которых выбирала народная сходка. Но они умеют уже действовать более дружно и иногда подчиняются все власти общего предводителя — короля. У готов особенно сильно развилась военная монархия избираемых конунгов. Вероятно, она возникла давно вследствие нужд войны, потом укрепилась из-за необходимости крепкой организации во время переселений и, наконец, окончательно утвердилась на новых местах, благодаря борьбе, которую готам пришлось вести с империей и восточными кочевниками.
Готы в продолжение полувека (прибл. с 220 до 270 г.) упорно громят провинцию Дакию, расположенную на левом берегу нижнего Дуная и обнимавшую край, завоеванный тут Траяном (нын. Румыния и Трансильвания). Вооруженные массы их постоянно вторгаются в Дакию и Мизию (нын. Болгарию). Кроме того готы, вспоминая, может быть, свои балтийские привычки, скоро становятся мореходцами, и многочисленные толпы их, переплывая Черное море на тысячах лодок, выдолбленных из громадных древесных стволов, наводят ужас не только на его западные — европейские и южные — азиатские берега, но забираются через Босфор в Пропонтиду (Мраморное море) и через Геллеспонт (Дарданеллы) в Эгейское море (Архипелаг), подступают к Солуни и Афинам, производя всюду опустошения, убийства, насилия, грабежи, пожары и уводя к себе массы пленных. Сухопутные и морские походы готов в своих деталях представляют летопись, полную трагических фактов, которые свидетельствуют, в какой степени разложения находилась уже Восточная империя. Аналогичная картина рисуется и на западной границе; действующими лицами там являются также усилившиеся варвары, ослабевшие римские армии и неумелые их полководцы и правители.
Когда читаешь эти мрачные повествования, кажется, что последний час империи уже настал. Нашествия варварских орд и племен часто обладают такой своеобразной разрушительной силой, что могут поколебать безопасность великих культурных государств. Однако уничтожить их варварам нелегко. Могущественное общественное тело не может скоро потерять жизнь. Нашлась энергия и в расстроенной римской монархии. В конце III в. на престоле ее чередуется ряд выдающихся императоров, которые поняли, что империя нуждается прежде всего в крепости своих границ, чтобы возможно было внутреннее возрождение. Это были Клавдий II, Аврелиан и др. Они сумели показать себя даровитыми военачальниками, и им удалось нанести алеманнам на западе и готам на востоке решительные поражения (ок. 270 г.). Насколько сильны и многочисленны были нападавшие на империю варвары, это видно из того, например, что 320.000 готов было убито в одном сражении, в котором Клавдий одержал блистательную победу, а число захваченных в плен готских женщин более, чем в два раза, превосходило численность римских легионеров. Нелегко было бороться с такими массами на такой растянутой боевой линии. С другой стороны, ослаблена была упругость военных сил империи и энергия воздействия ее на внешний мир; об этом свидетельствует тот факт, что, несмотря на разгром варваров, императоры сочли нужным отдать им две провинции — готам Дакию, алеманнам описанный выше Десятинный край. Впервые римский бог Terminus, вопреки исконной священной традиции, отступает перед врагами: римская стихия сжимается, уходя за естественную рейнскую и дунайскую границы.
Таким образом, не германцы сами по себе разрушают римскую империю, а внутренние неустройства подкашивают ее жизненные силы, и общественное разложение отдает в руки варваров земли, которые великое государство уже не в состоянии отстаивать.