Положение халифа

Ко времени первых Аббасидов могущество арабов на востоке достигает своего наибольшего блеска. Воинственные движения предшествующих лет, доставившие арабам их грандиозные завоевания, окончательно улеглись. Арабы обратились к мирному пользованию плодами своих побед. Время Аббасидов — время спокойного устроения государственных порядков и, вместе с тем, роста духовных и материальных сил народа. Разнообразнейшие стороны арабской жизни, под покровом наступившего мира, достигают, теперь своего полнейшего развития.
И прежде всего власть самих халифов поднимается в лице Аббасидов на крайнюю вершину своего могущества, дальше которой она уже не поднималась, а, напротив, с течением времени стала постепенно никнуть вместе с приближающимся распадением халифата.
Еще до Аббасидов, в то время, когда Дамаск служил столицей арабских завоеваний, власть халифов начала терять свой первоначальный, простой, патриархальный характер. Некогда халифы, являясь религиозными и военными вождями арабов, были далеки от мысли окружать себя какими-либо царскими почестями и придворной роскошью. То было время первых преемников Магомета. Они жили, как всякий другой свободно рожденный араб, и только лежавшая на них по общему признанию печать особого священного почета, как на заместителях пророка, доставляла им сильную власть над беспокойным, воинственным народом.
Совещаясь с достойнейшими сподвижниками пророка, они обсуждали планы военных предприятий, предводительствовали войском, заведовали казной, творили суд, совершали богослужение; предметы их власти и их обязанностей были таким образом многочисленны и разнообразны, но все это не выделяло их резко из среды простого народа. Опустевшее место умершего халифа замещалось всенародным выбором и, таким образом, каждый свободный араб сознавал для себя юридическую возможность стать таким же халифом при удачно сложившихся обстоятельствах. Арабам была чужда мысль о наследственности верховной власти или о передаче ее тому или другому лицу каким-либо чудодейственным проявлением божественной воли. Обряд выбора заключался в том, что главные духовные и светские сановники и военачальники окружали кандидата и ударяли с ним по рукам, после чего он приносил присягу и держал речь собравшемуся в мечети народу. Затем происходили вторичные выборы кандидата уже всем народом.
Таков был первоначальный порядок. Затем началось быстрое расширение арабских завоеваний. Арабы стали заражаться идеями, нравами и привычками встреченных и отчасти побежденных ими народов. Тогда совершился перелом и в жизни арабских халифов. Императоры византийские, цари персидские послужили им образцами повелителей, которым они начали подражать. Мысль о божественном характере самой их власти и пышный придворный церемониал, как внешнее выражение необычайности их положения среди народа — вот черты, легшие теперь новым налетом на власть арабских халифов под влиянием чужих образцов. Вместе с тем и в народе изменялось прежнее отношение к халифам. Ко времени появления Багдадского халифата халифы уже совсем не походили по характеру своей власти и жизни на первых преемников Магомета. Арабы смотрели теперь на своего халифа, как на лицо недосягаемого величия, как на земное проявление Божества, власть которого не может терпеть никакого противоречия, не может иметь никаких границ. Халиф соединял в своих руках высшую власть и в светских и в духовных делах; имущество, жизнь, самая совесть подданных были в его безраздельном распоряжении. Он был для подвластного ему народа зараз и императором, и папой. Древнеарабский обычай всенародного выбора нового халифа не мог погаснуть ни в понятиях, ни в действительной жизни народа, однако назревшие перемены в положении халифов неизбежно колебали этот обычай. Наряду с избиранием халифов по старинному порядку чаще появляются и такие случаи, когда царствующий халиф самостоятельно назначал своего будущего преемника. В самом народе образуются постепенно противоположные взгляды на этот предмет — одни держатся старины, другие допускают необходимость различных ограничений прежней всенародности выбора, третьи уже отвергают самый выбор, проповедуя порядок правильного престолонаследия. Возникает борьба мнений, проникающая и в ученую литературу того времени. Ясно, что подготовляется переворот в прежних порядках. Первые Аббасиды делали прекрасное употребление из этой могучей власти: они трудились на благо народа, окруженные уважением подданных и соседей. Оставив мысль о славе завоевателей, они старались удовлетворять внутренние нужды страны, и благодетельное влияние их попечений сказалось на самых разнообразных сторонах жизни. Они усовершенствовали государственные учреждения; разумно пользуясь хорошим состоянием казны, они одарили страну рядом полезнейших сооружений: от Багдада до Мекки протянулась линия цистерн к услугам пилигримов и торговых караванов; там и сям были насажены караван-сараи; в различных углах халифата — преимущественно в области Месопотамии — шли деятельные работы по реставрации и дальнейшему проведению каналов; по разным направлениям государства были устроены почтовые тракты; на организацию почты вообще было обращено достаточное внимание: в Багдаде находился подробный список всех почтовых станций страны с подробным обозначением разделяющих их расстояний и т. д.
Страна оживала, народное благосостояние развилось, но все же над всеми без исключения тяготела страшная власть неограниченного халифа. Как опасна могла быть такая деспотическая власть для развития народной жизни, показал пример последующих халифов, которые не думали подражать своим предшественникам в разумном употреблении власти.

Администрация

Государственные учреждения арабов первоначально не были сложны. Они разрастаются уже при Аббасидах с развитием внутренней жизни громадного государства. Известно, что третий халиф из дома Аббасидов главнейшими орудиями своей власти считал четырех сановников: 1) судью (кади), 2) начальника полиции, который был первоначально собственно охранителем особы халифа, 3) министра финансов и 4) начальника почты. Все эти лица были беспрекословными исполнителями высочайших повелений халифа. Начальник почты занимал среди них несколько особое положение, не совсем совпадающее с названием его должности. Управление самою почтой было лишь побочным делом в круге его обязанностей. Собственно говоря, это был начальник общего государственного контроля, «око государя», он следил за ходом всей государственной жизни и в столице, и в областях, от важнейших государственных дел до мелочей, и о всем необходимом немедленно доносил государю. Его донесения касались разнообразнейших предметов: управления государственными имениями, состояния земледелия, положения крестьян, злоупотреблений чиновников, количества обращающейся в государстве монеты и проч., и проч. К его услугам был штат провинциальных почтмейстеров. Эти последние всего менее были обязаны заниматься пересылкою частных писем, они следили за всем, что творилось в их провинции, чтобы на все дать ответ по первому требованию главного начальника почты. Они никому не подчинялись в своей провинции, они стояли особняком от всех провинциальных чиновников, как без пристрастные наблюдатели провинциальной жизни. Никто их не касался, и все их боялись.
С постепенным осложнением государственной жизни Багдадского халифата при этих главных начальниках умножаются присутственные места, канцелярии. Они назывались диванами.
Древнейшими из них были: 1) Государственная канцелярия, существовавшая и при Омейядах; здесь изготовлялись высочайшие указы, сюда поступали все направленные к халифу просьбы и донесения. Естественно, таким образом, что это учреждение имело первенствующее влияние на ход государственных дел. Непосредственным начальником здесь был главный министр халифа, великий визирь. 2) Управление при министре финансов. Позднее это управление распалось на четыре самостоятельные дивана. Каждый отдельно ведал свои особые дела: один — содержание войск, другой — сбор податей, третий — назначение чиновников, четвертый — общий надзор за состоянием финансов.
Вместе с дальнейшим развитием старых учреждений при Аббасидах появляются и совершенно новые диваны, например, диван при начальнике почты и т. п. Так, при Аббасидах идет работа над более удобным и более совершенным устройством государственного управления; на месте небольшого кружка доверенных сановников, разделявших между собою все дела обширной страны, складывается мало-помалу ряд правильных учреждений. И эта работа не прекращается во все время существования Аббасидского халифата: почти при каждом халифе новая перестройка в созданных ранее диванах, новые изменения и в их количестве, и в круге их дел.

Визирь

Самым важным нововведением Аббасидов в государственном управлении было создание должности визиря. Эта новая должность скоро сделалась первенствующей силой в государстве. Впрочем, ее значение развивалось постепенно. Аббасиды заимствовали ее у персов. Первоначально визирь не имел никакой самостоятельной власти, он был назначаем, как посредник между государем и народом, как правая рука и тень халифа. Через его руки проходили все высочайшие приказания, и он подтверждал их подлинность приложением печати и своей подписи к высочайшим указам. Он был первый слуга халифа и второй человек в государстве. В этом состоял так называемый ограниченный визират (wizârat tanfyd). Но понятно, что и такое положение открывало визирям все пути к настоящему главенству в стране. Умному визирю не трудно было подчинить себе и волю самого халифа. Так и бывало, как только на троне появлялась заурядная личность. История халифата знает период неограниченного господства целой династии визирей из фамилии Бармакидов. Гарун-аль-Рашид свергнул их господство. Но уже самое положение визирьской должности естественно вело к перевесу визиря над халифом: никто не стоял ближе визиря к источнику всякой власти, сам халиф через одного только визиря сносился с окружающим его деловым миром. Учредив визират, халифы заслонились им от народа, и, таким образом, сами обрекли себя на постепенную утрату своего значения, которое трудно было бы удержать в прежнем объеме, даже и при действительном желании работать лично на пользу страны. А сюда присоединилось еще вырождение самой династии; первым Аббасидам наследовали ничтожные потомки, добровольно замыкавшиеся в узкий мир своих гаремов. Все это поднимало значение визирей. Постепенно народился неограниченный визират (wizârat tafwyd). Теперь визири, подобно франкским майордомам, взяли в свои руки все дела государства, управляли страною по собственному почину, а не как исполнители высочайших повелений, сами назначали чиновников, сами разрешали все государственные вопросы. Халифы оставались на троне в виде простого украшения дворцового церемониала.
Нелегко было с честью занимать ответственный пост визиря. Для этого требовалось соединение весьма разнообразных знаний и талантов. На визиря привыкли смотреть, как на тонкого знатока и государственных дел и нелегкого искусства придворного обхождения, как на мудрого политика и находчивого оратора, остроумного и приятного собеседника при дворе, как на образец и внешнего лоска изысканных манер, и разностороннего образования. Для визиря считалось обязательным кое-что смыслить в математике, медицине, астрономии, истории, играть в шахматы, в мяч и на цитре; этого мало, для полного завершения всего круга светских талантов приходилось быть также немного поэтом, обладать даром импровизации стихотворений и занимательных рассказов.

Провинциальное управление

Таковы были главнейшие сановники и учреждения, непосредственно окружавшие халифа и разделявшие с ним правительственные заботы о всем халифате. Для ближайшего управления отдельными местностями халифат делился на провинции. Во главе каждой провинции стоял губернатор, назначаемый и сменяемый халифом. Он был для своей провинции представителем верховной власти и потому, подобно самому халифу, совмещал в своих руках руководительство и светскими, и духовными делами: арабы не знали разделения вождя от первосвященника. Губернаторы проповедовали в мечетях, председательствовали на молитвенных собраниях. В светских делах им была предоставлена широкая самостоятельность, которая все более развивалась с дальнейшим ходом истории халифата. Они самолично назначали судей (кади), финансовых и полицейских чиновников своей провинции, начальствовали над расположенными там войсками и — что еще важнее — в тех случаях, когда их провинция лежала на границе халифата, самостоятельно вели борьбу с окружающими неверными. Правда, как мы уже видели, за всеми их действиями неусыпно следили присылаемые из столиц чиновники, местные почтмейстеры. Но все же в лице губернаторов с их широкими правами назревала грозная сила, весьма опасная для целости халифата. С ослаблением власти Аббасидов губернаторы превращаются в маленьких халифов, не хотят знать своей прежней зависимости, и Багдадское правительство из страха перед полным распадением некогда единой страны вынуждается заключать с губернаторами особые договоры, как с отдельными государями. Все чаще повторялись случаи, когда сильные вельможи против воли халифа с оружием захватывали в свои руки целые провинции. Халифы уступали и путем переговоров устанавливали с ними соглашения, как с завоевателями. Так образовался особый разряд губернаторов-узурпаторов. Но, грозя своим усилением могуществу халифов, власть губернаторов не исключала возможности самоуправления. Все города и селения управлялись сами собою.
Назначенные губернаторами чиновники наблюдали только, чтобы население исправно платило государственные подати. Лишь в виде исключения правительство само следило за улучшением обработки полей и особенно за развитием искусственного орошения посредством проведения каналов, и здесь была прямая цель поднять материальные средства народа и облегчить ему уплату в казну тех же податей. Затем правительство не вмешивалось во внутреннюю жизнь городов и селений, разве только надо было прекратить какие-нибудь недоразумения и беспорядки. Вот почему мы и не находим в арабских провинциях такой массы разных чиновников, как, например, в Византии. С этой стороны образец Византии нисколько не повлиял на арабскую жизнь.
Помимо финансовых чиновников, назначаемых для сбора податей, мы находим в провинциях судей (кади) и полицейских надзирателей (mohtasib). Кади не только разбирали споры и судебные процессы, но также являлись представителями государственной власти при различных случаях семейной и общественной жизни, которые требовали правительственного участия и надзора, и тут их деятельность иногда близко подходила к деятельности полицейских надзирателей; так, например, кади назначали опекунов над имуществом душевнобольных и несовершеннолетних, следили за правильным исполнением духовных завещаний, за правильным содержащем улиц и расположением воздвигаемых зданий и т. п.; они же заведовали сбором податей, если для этого не было назначено особого чиновника. Полицейские надзиратели тоже следили за соблюдением общественного порядка, но они действовали своей властью помимо кади лишь в тех случаях, когда нарушение порядка было очевидно, провинившийся был налицо и оставалось только прекратить противозаконие и наказать виновного, но как только требовалось расследовать дело, разобрать, кто виноват и кто обижен, определить самый характер проступка, — полицейский надзиратель тотчас уступал свое место кади. Впрочем, и помимо того власть полицейского надзирателя была сильно ограничена важным узаконением: полицейский надзиратель был лишен всякого права вмешиваться со своим надзором в частные дела мирных семейств, закон преграждал ему вход во внутренность обывательских жилищ; улица, площадь, общественные места — вот где была арена его служебной деятельности.

Подати

Взимание податей, как было сказано, все-таки составляло главное содержание отношений правительства к народу. Подати были разнообразны. Главнейшие из них — зекат — подоходная, харадж — поземельная, джизие — поголовная. На распределении этих податей между населением халифата ясно видно, между прочим, как влияли на различные стороны арабской жизни религиозные понятия: как во многих других случаях, так и в отношении податей правительство резко различало мусульман от неверных. Мусульмане уплачивали один зекат, на неверных падали харадж и кроме того джизие. Зекат собирался в виде десятины с полученных доходов, так что размер платежа изменялся соответственно изменению дохода. Зекат падал на весьма разнообразные виды имуществ: пашни, дома, плоды, стада, товары и денежные капиталы. Впрочем, тогда не составляло особенного труда «схорониться» от взноса податей, скрыв часть своего имущества. Размеры трудно скрываемых имуществ — пашен, домов, стад — определял на глаз сборщик податей; что же касается до товаров и капиталов, то правительство прямо признавало себя бессильным следить за изменением их количества и вполне полагалось на показания самих владельцев. Как чисто мусульманская подать, зекат получался в казну исключительно с мусульманского населения.
Харадж и джизие взимались с неверных. Харадж была чисто поземельная подать. Размер этой подати уже не зависел, как размер зеката, от временного колебания высоты текущих доходов. Правительство само назначало для нее определенный размер (оклад). Но этот оклад в разное время определялся различно; первоначально он соразмерялся только с пространством занимаемых каждым земель, после был вводим и более выгодный для населения порядок: оклад стали соразмерять со степенью средней плодородности земель и со средним количеством затрат, необходимых для ее обработки, и разных хозяйственных улучшений, среди которых на первом плане всегда стояло искусственное орошение полей. Оставлять земельные участки невозделанными запрещалось. Кто не мог заниматься возделыванием полей, тот был обязан или сдавать свою землю на оброк, или совеем отказаться от земли, чтобы она не лежала без пользы.
Поголовная подать — джизие — но некоторым известиям, взималась в трех различных размерах, смотря по достатку плательщиков. С богатых ежегодно взималось в половину больше, чем с людей среднего достатка, а с последних — в половину больше, чем с бедных. Но раз установленные размеры уже не изменялись с течением времени. Эта подать, узаконенная еще IX-й главой Корана, имела характер дани в пользу мусульман с тех побежденных народов, которые, оставаясь при своей прежней вере, не желали слиться воедино со своими победителями. Отказ от уплаты поголовной подати рассматривался, как государственная измена.
Доходы от перечисленных податей не смешивались в общую сумму при поступлении в казну. Каждая подать имела свое особое назначение, раз навсегда определенное. Так, сборы с зеката распределялись на семь различных предметов: 1) на вспомоществование бедным, 2) на вознаграждение сборщикам податей, 3) в пользу людей, оказавших услугу делу ислама денежными пожертвованиями или другими способами (* см. сноску ниже), 4) на выкуп рабов на волю, 5) на покрытие долгов, сделанных частными лицами в интересах государства и ислама, 6) на содержание мусульман, добровольно отправившихся в священный поход, 7) на не имеющих средств чужеземцев.

* Позднее на этих же началах стали выдавать соответствующую долю зеката всем, кто так или иначе участвовал в защите государства или даже кого на будущее время желали побудить к трудам на пользу религии, например, по части обращения в ислам подвластных им людей или единоплеменников. Вообще, эта часть зеката употреблялась на дело религиозной пропаганды. Но только мусульманин мог получать вознаграждение из соответствующей доли зеката, подобно тому как и во взносе зеката участвовали одни мусульмане. Если случайно подобную же услугу делу ислама оказывал последователь чуждой религии, он тоже был вознаграждаем, но не из зеката, а из других сумм государственной казны.

Сборы с зеката расходовались государством на самом месте их поступления; в каждом городе и округе они тотчас же распределялись между местными жителями, подходившими под означенные выше разряды, и только если где не оказывалось никого с правами на получение своей части зеката, эти сборы могли быть передаваемы в другие местности.
Совсем другое назначение получали подати, поступавшие с неверных. По прямому предписанию соответствующего стиха Корана весь сбор с них делился на пять равных частей. Одна из них поступала в распоряжение пророка и затем его преемников — халифов (они сами уже распределяли затем эту часть на свои личные расходы, на содержание своих родственников, на милостыню сиротам и бедными, путешественникам). Остальные четыре части шли на разные стороны государственного управления и прежде всего на содержание войска и жалованье солдатам.
Итак, мусульманская подать, зекат, обращалась на дело религии и в пользу различных разрядов лиц, почему-либо подпадавших под особую защиту государства. A неверные, подчиненные мусульманам, должны были оплачивать содержание самого государства. (Самое возникновение зеката и податей с неверных было различно: зекат имел религиозное происхождение и чисто арабское. Коран предписывал правоверным уплату зеката наряду с совершением молитвы (Сур. 2, 40). Подати с неверных имели военное происхождение, как дань победителям).
Рассмотренные подати были главными источниками государственных доходов. Однако, существовали и многие другие второстепенные доходы, например, разные таможенные сборы, отдача казною на оброк пустых земель, казенная разработка рудников, налоги на пользование общественными местами, на содержание кораблей и т. п. В лучшие времена халифата правительство старалось пополнять казну, не доводя народных сил до крайнего истощения своими поборами. Как только представлялась возможность, народ получал облегчения. Но с дальнейшим ходом истории халифата все более усложнялись финансовый затруднения. Государство близилось к распадению, народ беднел, казна халифата быстро пустела. За 775-786 гг. ежегодный доход государства равнялся 411 миллионам дирхемов, к 819-820 гг. доход уже упал до 371 милл,, за 845-874 гг. до 293 милл. и т. д. Вот образчик того, как быстро иссякали источники государственного богатства. Причины финансового разгрома лежали в общем разложении халифата. Целый ряд грустных и ненормальных явлений знаменовал это разложение: внешние и внутренние войны, гражданские усобицы, упадок всякого правительственного авторитета халифов и безумная роскошь их придворной обстановки, безнаказанные хищения губернаторов, забывших всякую подчиненность багдадскому правительству и превратившихся в самостоятельных князьков в пределах подчиненных им владений.

Войско

Мы сказали сейчас, что среди всех государственных установлений содержание войска поглощало наибольшие суммы. Это и понятно. Арабы создали свое государственное могущество с оружием в руках и войско естественно являлось в глазах арабских политиков привычным оплотом народной силы. Впрочем, и войско арабов не сразу приняло тот окончательный вид, в каком мы застаем его при Аббасидах. Военный строй первоначально носил довольно первобытный характер, войско делилось по племенам, военные действия не подчинялись выработанному плану, единоборство открывало битву, которая затем быстро переходила в общую свалку. При Омейядах арабское войско начинает преобразовываться главным образом под влиянием византийских порядков: арабы знакомились с особенностями настоящего военного строя, появляется разделение армии на 5 частей: центр, два крыла, авангард и арьергард, правильно разбиваемые лагери. При последнем Омейяде прежний строй прямой шеренгой заменяется целым рядом небольших, тесно сомкнутых солдатских отрядов, которые сохраняли свое раздельное положение и во время битвы. Вооружение арабских солдат тоже походило на византийское: меч, щит, лук и стрелы, копья, пращи, шлемы и кольчуги. Арабы употребляли также перенятые у тех же византийцев метательные военные снаряды: баллисты, катапульты.
Величественно и эффектно было зрелище арабского войска, вступающего в неприятельскую страну. Отряды легкой конницы в блестящих кольчугах, стальных шлемах, с длинными копьями, увенчанными пучками страусовых перьев, шли в авангарде; за ними стрелки, темные, мускулистые, полунагие; такие же отряды конвоировали армию по бокам, прикрывая оба ее крыла от нечаянных нападений; в средине густая масса пехоты, вооруженная мечами и щитами и длинные ряды верблюдов, навьюченных провиантом, палатками, запасным оружием; сзади двигался обоз с больными солдатами и большими военными машинами. Последние разбирались по частям и навьючивались на верблюдов, лошадей и мулов. Если в войске находился халиф, его окружала блестящая гвардия. Здесь были персы в высоких черных барашковых шапках и турки в блестящих тюрбанах. На гвардейских знаменах красовалось шитое золотом имя халифа. Сам халиф ехал на иноходце, убранном золотом и каменьями, среди придворного штата и высших сановников. За ним на почтительном расстоянии следовали плотно задрапированные паланкины, охраняемые евнухами: здесь сидели избранные женщины гарема. После короткого дневного перехода войско располагалось лагерем на заранее определенном месте, и вот среди пустого поля, как по мановению волшебного жезла, моментально вырастал целый город шатров с улицами, рынками, площадями; зажигались костры, и после ужина солдаты, разбившись в кружки, принимались за древнеарабские песни под звуки флейты и скрипки.
В завоеванных странах арабы еще с Омара учреждали постоянные военные гарнизоны в укрепленных местах. Так во всех провинциях халифата образовались сильные крепости и при них военные поселения. Некоторые из этих военных поселений вырастали с течением времени в целые города. Так возникли, например, Бассора и Куфа. На границах государства такие крепости составили сплошные линии. По закону Омара, населению крепостей строго запрещались земледельческие занятия; каждое лето оно отправлялось в поход наблюдать за передвижениями войск соседних народов. Это была правильно устроенная, непрерывно отправляемая сторожевая служба. Раньше всех таким образом была устроена сирийская граница; затем, тот же порядок был введен повсеместно.
Военная служба была для араба не только самой богоугодной и почетной, но и самой прибыльной деятельностью. Арабский солдат, в полную противоположность скудно оплачиваемым византийским наемникам, получал громадное жалованье из казны и, кроме того, имел свою часть в военной добыче. Вот почему, может быть, арабы не знали и военных наборов.
Вступление в ряды войска было добровольным: богатых привлекало священное назначение войны, бедных, кроме того, и надежда на обогащение. Отсюда два разряда воинов: богатые добровольцы и солдаты на жаловании. Сначала на содержание войска шли суммы из государственного казначейства, но с развивающимся распадением халифата, когда государственная казна запустела и в пределах халифата из прежних провинций стали образовываться почти независимые владения с местными военачальниками во главе, на содержание отдельных частей войска стали обращаться непосредственные доходы целых провинций. Все эти особенности военного устройства развились еще до образования Багдадского халифата, в эпоху грандиозных арабских завоеваний. При Аббасидах в жизни арабского войска назревают некоторые серьезные перемены. Прежде всего увеличилось количество войска, и изменился его состав.
Первоначально ряды войска пополнялись одними чистокровными арабами. Война была их национальным делом, религиозным подвигом. Теперь, напротив, войско наводнилось иноплеменниками, так как халифы стали набирать рекрутов из подчиненных народов. Это был излюбленный прием Аббасидов, которые еще в борьбе с побежденной ими династией опирались на иноплеменное, а не на национальное войско; вместе с тем разрасталось и количество войска. Но в то же время Аббасиды начинают смотреть на эту разрастающуюся армию, как на опасную, грозную силу в случае возможного общего солдатского бунта и принимают свои меры к отклонению этой опасности. Они понижают вознаграждение солдат почти на половину сравнительно с прежними временами. Далее, они стараются разбить единство войска и вводят разделение его на отдельные корпуса, различаемые по национальностям. Постепенно образовалось, таким образом, пять разноплеменных корпусов: северно-арабский, южно-арабский хорассанский, ферганский, составившийся из рабов-тюрков, которых толпами пригоняли на багдадские рынки из Ферганской области, и африканский.
Из этих чужеплеменных наемников, однако, с течением времени как раз выработались настоящие преторианцы, по произволу распоряжавшиеся судьбами трона.
Кроме сухопутного войска, арабы имели и флот. Уже при первых Омейядах арабы могли предпринимать довольно большие морские экспедиции. Впрочем, первоначально сами арабы почти не входили в состав морских экипажей, матросы набирались из жителей прибрежных сирийских и египетских городов, и лишь постепенно создался национальный арабский флот. Арабские корабли были велики и не ходки. Их делали по образцу византийских трирем: в два этажа, по 25 скамей в каждом, на скамье по два гребца. Впрочем, были суда и большего размера.

Торговля и промышленность

Но не на одном войске, конечно, основывалась сила халифата, а также и на мирной трудовой деятельности народа. Здесь на первом плане следует поставить широко развитую арабскую торговлю и промышленность. Эпоха Аббасидов была временем их высшего процветания. Багдад являлся по своему географическому положению естественным центральным узлом важнейших торговых путей, лучеобразно расходившихся отсюда в разные стороны. К югу от Багдада речными системами Месопотамии шел естественный выход к морю, и здесь при Аббасидах развился первоклассный коммерческий порт Бассора и главная стоянка арабского торгового флота. Отсюда движение арабской торговли охватило все острова Персидского залива, достигая на западе берегов Африки и на востоке Цейлона. Впрочем, и Цейлон не остался крайним пунктом морской арабской торговли: в 758 г. мы находим небольшую арабскую флотилию в Кантоне. Весь западный берег Индии в VII и VIII вв. покрылся торговыми арабскими факториями.
На северо-восток и особенно на запад от Багдада отходили еще более замечательные торговые пути. Северо-восточные пути связывали халифат оживленнейшим торговым движением с Китаем. И арабские, и китайские исторические свидетельства с полным согласием говорят нам о длинном ряде арабских посольств в Китай, и эти посольства оказываются просто напросто торговыми караванами. Наконец, на запад и северо-запад от Багдада грандиозное торговое движение многоразличными путями связывало халифат с отдаленнейшими рынками Африки и Европы. Здесь можно отметить два главных направления внешней арабской торговли: 1) северные пути приводили к берегам Каспийского моря, откуда арабские караваны забирали затем далеко на север — так, арабские монеты времен первых Аббасидов были находимы во многих кладах России и даже Швеции; 2) ряд путей втягивал халифат в обороты знаменитой Левантской торговли, объединявшей в оживленном торговом обмене Европу, Африку и Азию. В Африке Египет являлся важнейшим передаточным пунктом арабских товаров к портам Средиземного моря. От Испании по всему северному берегу Африки тянулся великий караванный путь к Нильской долине. У старого Каира путь разветвлялся — одна линия шла на Палестину Синайским перешейком, оттуда через Дамаск на Куфу и Багдад, другая — спускалась долиной Нила к югу и затем караванным путем доходила до Красного моря, где товары грузились на корабли для дальнейшей переправки морем. Самостоятельный путь направлялся также от Багдада Евфратом через Антиохию и Алеппо прямо к сирийским портам Средиземного моря, где арабские товары подхватывались итальянскими купцами и развозились последними по европейским рынкам; наконец, опять самостоятельный путь забирал еще несколько севернее, через Армению на Трапезунд, посредствующий пункт арабской торговли с Византией. Такова была та громадная территория в трех частях света, которую вдоль и поперек изрезывали арабские караваны. Очевидно, столь широко раскинувшаяся торговля должна была опираться на разнообразную и блестящую промышленность. И действительно, многочисленные провинции халифата соперничали друг с другом в развитии различных отраслей обрабатывающей промышленности. В этом отношении арабы в полном смысле слова пожинали плоды обширных завоеваний: каждый уголок халифата вносил свой вклад в общее материальное благосостояние государства. Мы можем здесь только отметить наиболее выдающиеся предметы арабской промышленности. Со стороны Аравии и Месопотамии вкладом в круг предметов арабской торговли являлись стеклянные товары и финики. Стеклянное производство довольно рано развилось у арабов, и стеклянные изделия Багдада пользовались в свое время большой известностью. Лучшие финики получались из Багдада, где сбор этого плода был популярнейшим сельским праздником, впрочем, не менее известные тонкие сорта вызревали и в некоторых местностях Персии. Вывоза одних фиников было бы достаточно для создания халифату значительной внешней торговли. Весь персидский берег являлся в то же время средоточием обширной сахарной промышленности. В той же Персии, а затем и в самой Аравии находили железо, изделия из которого изготовлялись во многих провинциях. В этом отношении арабы многому научились у персов, у которых, между прочим, заимствовали самое название стали («булат»). Иран, Оман, Иемен в изобилии изготовляли оружие и панцири, Сирия — мечи. Из стали выделывали и зеркала, так как стеклянных зеркал еще не было. Далее, высокого развития достигает при Аббасидах производство тканей. Важнейшие провинции халифата поставляют эти изделия на внешние рынки. Арабские ткани отличались большим разнообразием и по качеству, от грубых до тончайших, и по материалу. Понятно, что это производство опиралось на широкое развитие скотоводства, которое сосредоточивалось преимущественно в странах передней Азии, где в изобилии разводились верблюды, лошади, ослы, овцы, козы, буйволы. Но тончайшие ткани изготовлялись из хлопчатника и шелка. Они отличались яркими красками, крупным рисунком, обилием золотого шитья. Иногда на них наносились изображения целых сцен в роде, например, льва или пантеры, раздирающей верблюда. Замечательная роскошь в отделке тканей поощрялась потребностями придворной жизни и домашней обстановки достаточных классов. Халифы и провинциальные наместники по укоренившемуся обычаю одаривали ими приближенных при различных торжественных случаях, и во всех значительных фабричных пунктах Ирана, Хузистана, Фарсистана содержались в этих видах правительственный фабрики. В частных домах драгоценные ткани служили для украшения стен и диванов. Здесь же развешивались знаменитые восточные ковры, производство которых в средней Азии восходит к глубокой древности. При завоевании Персии арабы впервые столкнулись с этим производством и уже нашли здесь замечательные образцы его развития, поражавшие своим великолепием. Ткани и ковры сделались затем одной из важнейших статей и внешней арабской торговли. Они высоко ценились на западе, куда их целыми грудами перевозили из Левантских портов генуэзцы и венецианцы.
Завоевание Египта дало в свою очередь первоначальный толчок развитию в халифате производства бумаги. Здесь арабы впервые столкнулись с изделиями из папируса, и некоторое время область Нильской дельты оставалась главным центром бумажной промышленности халифата. Однако, позднее под новыми влияниями арабы опередили египтян. Под влиянием китайских образцов в халифате развивается туземное производство хлопчатой бумаги. Самарканд делается главным центром этого нового вида промышленности. Сарацины занесли хлопчатую бумагу и в Европу, где она быстро начала вытеснять старый папирус. Наконец, в ряду наиболее выдающихся отраслей арабской промышленности нельзя не назвать и характернейшего для азиатского востока производства различной парфюмерии. Специалисты-промышленники достигали необыкновенной изощренности в изобретении разнообразнейших растительных масел и духов… Громадное развитие парфюмерного производства характеризует, прежде всего изнеженные нравы востока, но оно уже указывает нам на широкую распространенность в халифате и другой стороны промышленной деятельности — на успехи садоводства и земледелия. В самом деле, как обилие и богатство арабских тканей опиралось на успехи скотоводства, так изощренная эксплуатация растительных продуктов прежде всего являлась одним из последствий успешной обработки земли.

Земледелие

И действительно, наряду с широко развитой и разнообразной обрабатывающей промышленностью, земледелие играло видную роль в экономической жизни халифата. Здесь, как и во многом другом, арабы являлись учениками побежденных народов и наследниками достигнутых ими ранее успехов. Египет, Сирия, Месопотамия, Персия давно уже выработали настоящую земледельческую культуру в то время, как арабы на своем родном полуострове делили трудовое время между охотой, рыболовством, скотоводством и сбором фиников. Но арабы быстро приспособились к новым условиям жизни. Им принадлежит важная историческая заслуга в распространении и усовершенствовании различных культурных растений. Так, многие индийские растения, благодаря арабам, проникли в Европу со своей родины. Арабы первые принесли в Африку культуру риса, откуда она распространилась затем по Сицилии и Испании. За рисом последовало индиго, за распространение которого по Европе особенно усердно ухватились венецианцы, как только арабы доставили его из Индии к Леванту; шафран, усердно разводимый арабами для внутреннего потребления, ради получаемой из него краски, и также впервые занесенный ими в Европу; хлопок, давно известный в Аравии, но только в эпоху халифов обращенный под разведение в промышленных целях и при Гаруне-аль-Рашиде занесенный и в Вавилонию. Культура льна и конопли была уже значительно развита ко времени установления халифата в Сирии и Египте. Разведение конопли получило особый толчок после того, как из листьев этого растения научились приготовлять гашиш, столь привившийся на востоке.
Разведение шелковичного дерева развилось в северных провинциях Персии тоже еще до прихода арабов. Но арабы и здесь способствовали широкому распространенно встреченной ими культуры; они занесли шелковичное дерево в Испанию. Наконец, арабы разнесли с собою родное дерево — пальму. Пальма, можно сказать, была неразлучной спутницей арабских передвижений: Бассора окружилась необозримыми пальмовыми лесами, пальмы появились и в Багдаде, где их совершенно не было в момент основания города; затем вслед за арабами пальмы продвинулись на запад, проникли и в Испанию. Но арабы не ограничивались этой посреднической ролью распространения культурных растений по разным углам своих обширных владений, они делали успехи в усовершенствовании и самой земледельческой культуры, в самых приемах земледельческих работ, они тщательно изучали агрономические системы древних египетских, сирийских и вавилонских хозяев и старались развивать различные способы искусственного орошения и удобрения. Стремлением их к установлению более интенсивного хозяйства объясняется, например, одно оригинальное обыкновение в Бассоре: время от времени объявлялась аукционная продажа накопившихся в городе человеческих отбросов, и на этот аукцион стекались из окрестных имений многие землевладельцы; отбросы покупались и развозились по полям для удобрения почвы.
Наряду с земледелием процветало садоводство. Громадные сады составляли обычное украшение больших городов, как, например, Багдада. Их содержали со вкусом и заботливой любовью. Обыкновенно вдоль прямоугольных мощеных камнем аллей тянулись продолговатые цветочные клумбы, обложенные камнем и коротко подстриженным дерном. На клумбах пестрели любимейшие арабами цветы: розы, лилии, нарциссы, лотосы, жасмины, левкои, базилика. Между клумб группами стояли деревья — все стройно-прямые, высокие породы: кипарисы, пальмы, апельсины и лимоны или кусты олеандров, лавров и мирт.
Виноградные лозы перекидывались над тенистыми крытыми аллеями. Между зеленью искусственные водопады наполняли водой мраморные чаны. На всем лежал отпечаток изощренного искусства, строгого восточного этикета.

Классы населения

Мы рассмотрели государственное устройство Багдадского халифата и те основания, на которых опиралась сила государства и благосостояние народа. Остается взглянуть теперь на самое население, жившее среди описанных выше порядков и занятий.
Население халифата делилось на различные классы, причем оно распределялось по этим классам первоначально на основании различия в вере и в племенном происхождении. При делении общества на классы, как и при разложении податей (см. выше), прежде всего отличались победители от побежденных и мусульмане от неверных. Понятно поэтому, что образование арабских сословий развивалось постепенно вместе с расширением арабских завоеваний. Верхний слой общества составляли чистокровные арабы-завоеватели, С древнейших времен свободное арабское население делилось на роды. С введением ислама из общего состава этих родов выдвинулись с особым значением и весом в народе друзья пророка (асхабы) и первоначально примкнувшие к нему последователи (ансары и могаджиры), составив как бы особую религиозную аристократию. Завоевания и связанные с ними передвижения естественно расшатывали прежнее единство отдельных родов; нередко часть родичей отправлялась в далекие походы, часть оставалась на старых пепелищах. Тем не менее арабы продолжали держаться привычных начал своего быта, обнаруживая даже стремление к искусственному поддержанию родового строя. Члены слабых или вымирающих родов нередко спешили примкнуть к более сильным родам.
Завоевания создали два других класса арабского общества: рабов и клиентов. Военный плен был источником рабства. По укоренившемуся обычаю, если чужеплеменный народ был покоряем арабами открытой силой, а не сдавался добровольно в виду приближения арабского войска, мужское население предавалось смерти, женщины и дети обращались в рабство: 4/5 поступало в собственность войска, 1/5 делалась добычей халифа. Впоследствии класс рабов стал разрастаться и помимо войн, благодаря торговому ввозу; во многих местностях возникли постоянные и оживленные невольничьи рынки. Главный привоз рабов шел с двух сторон: из Ферганской области привозили тюрков и из Африки — негров и берберов. Питаемое одновременно войной и торговлей, рабство отличалось своей многочисленностью. Впрочем, рабам была открыта возможность выйти из своего бесправного положения — принятием мусульманства и изучением арабского языка. При исполнении этих условий рабы превращались в клиентов. Клиенты, или новообращенные мусульмане, составляли промежуточный слой между свободными полноправными арабами и рабами. По религиозному основанию сословного деления клиенты стояли выше рабов, по племенному основанию — они были ниже полноправных арабов. Несмотря на прямое предписание Корана, чтобы все мусульмане без различия считали себя полноправными братьями, чистокровные арабы не обнаруживали желания стать на одну доску с недавно обращенными иноплеменниками. С последних по-прежнему собирали поземельную и поголовную подати, от которых были избавлены прирожденные мусульмане; с ними обращались свысока, с ними избегали родниться. В эпоху Аббасидов общественное положение новообращенных улучшается. Аббасиды, достигшие трона при содействии персов, опираются на тексты Корана об общей равноправности мусульман и на развивающееся с течением времени естественное смешение племен. Клиенты начинают попадать на высшие государственный должности. Но и помимо правительственной поддержки со стороны Аббасидов этот класс завоевывает себе в обществе все более почетное место еще при Омейядах. В среде этого класса главным образом развивается энергичная торгово-промышленная деятельность и серьезное научное движение. Из него выходят юристы и богословы, труды которых дают важный толчок оживлению в области умственной жизни привнесением новых взглядов в старинные народные воззрения арабов. Постепенно класс новообращенных, как более достаточный и более просвещенный (а потому занимающий места чиновников), получает руководящую роль в общественной жизни.
Постепенно первоначальное несложное деление общества, основанное на завоевании и религиозном различии, начинает осложняться. С развитием различных сторон государственной и народной жизни в составе самого свободного класса образуются дальнейшие подразделения, основанные на различии занятий. Свободные разбиваются на придворных, чиновников, духовных, купцов, ремесленников. Последние соединяются в общества по роду занятий с выборными из своей среды представителями, образуя нечто в роде цехов.
В то время, как класс горожан преимущественно составлялся из новообращенных, многие арабские племена продолжали более или менее держаться старых занятий: земледелия, скотоводства, военной службы.

Автор: Ал. Кизеветтер