Если бы вы случайно попали в Тегеран, то наверное, были бы поражены необычайным видом этой нынешней столицы персидских шахов. Не даром говорят про одного путешественника, что, проехав больше половины города, он вдруг обратился с вопросом к вознице:
— Да когда же, наконец, будет Тегеран?
И неудивительно: европеец, незнакомый с жизнью и нравами персов, и не подозревает, что он просто едет азиатскими улицами. Представьте себе длинные, более или менее узкие коридоры, по обеим сторонам которых тянутся довольно высокие глинобитные стены, — и вы получите улицы Тегерана. Ни одного жилья, ни одной постройки вокруг… И если среди этих неприветных стен мелькнет вдруг дом фасадом на улицу, то заранее можете быть уверены, что это жилище какого-нибудь ференги, т.е. иностранца, которого судьба забросила в Тегеран, или же европейского учреждения — банка, посольства и т. п.

Стоит только вспомнить всю многострадальную историю персов, их вечную борьбу за существование, чтобы понять, почему они привыкли строить свои жилища внутри дворов. Когда беспрестанно приходится бояться нападения врага, который может отнять не только все достояние, но и жизнь, то и жилище приходится строить наподобие маленькой крепости. Другая причина таких скрытых построек — это затворническая жизнь магометанских женщин; каждый правоверный пуще огня боится, чтобы взоры какого-нибудь постороннего мужчины не проникли в его эндерун, или гарем, т.е. на женскую половину. Никакая власть в свете — ни светская ни духовная — никто, кроме хозяина и детей, не смеет переступить порог гарема; исключение делается только для самого шаха, посещение которого, по поверью персов, приносит счастье. Вот почему с улицы и видны только одни неприветные стены, до двух сажен в вышину, с небольшими выемками для ворот; самые же дома находятся внутри, за этими неприветными стенами. Их плоские крыши служат вместо балконов, а в жаркое время года, когда духота гонит наружу и по ночам, персы преспокойно располагаются на них спать. Надо, однако, заметить, что мало-мальски состоятельные люди — и персы и европейцы — на лето спешат вон из Тегерана и уезжают в горы: жаркий климат в связи с грязью порождают массу болезней и делают жизнь в столице невыносимой.
Да и города в Персии по старой привычке также обнесены стенами или глубокими рвами. Для сообщения с внешним миром в стене имеются ворота, редко их несколько; на ночь ворота эти запираются, и население как бы отрезано от остального мира. Своеобразный вид имеют в больших персидских городах эти городские ворота: это просто обширная арка (ворота с полукруглым верхом), украшенная высокими башенками, и все это облицовано разноцветными изразцами в персидском вкусе, а наверху из тех же изразцов изображена аляповатая картина: либо сказочный герой Рустем (в роде нашего Ильи Муромца), либо какое-нибудь событие из истории Персии.
Но вот вы уже благополучно миновали городские ворота, проехали целый ряд широких и узких коридоров, т.е. улиц и переулков, и выехали на широкую, просторную площадь. Это — «Топ-Ханэ» («Площадь пушек»), или главная городская площадь Тегерана; кругом нее идет ряд грубо размалеванных двухэтажных зданий — это военные казармы. Самая площадь прескверно вымощена крупным неровным булыжником, да и ремонта тут не полагается. Не мудрено, что на каждом шагу попадаются то яма, то рытвина, то колдобина, и не сдобровать бы по ночам злополучным экипажам, если бы с восьми часов вечера улицы не пустели, а весь город точно вымирал.

Посреди площади небольшой сад с большим четырехугольным бассейном посредине; растительность чахлая и производит самое жалкое впечатление, а бассейн всегда сухой. По правую сторону сада стоят в два ряда штук двадцать бронзовых пушек различной величины; но не грозную картину представляют эти смертоносные орудия, а одно печальное запустение. Точно так же и по углам сада стоят четыре огромнейших пушки, принесенные, как говорят, в дар одному из шахов каким-то владетельным индийским принцем. Но и эти грозные чудища не способны внушить ни малейшего страха: необъятные колеса и лафеты покосились и потрескались под ними, и, того и гляди, огромное орудие рухнет на землю, точно само моля о пощаде… На этой же площади находятся и некоторые учреждения: почтамт, телеграф, гауптвахта и английский банк.
А вот и шахский дворец. Из-за высоких стен, которыми огорожено это местопребывание «царя царей», видна лишь верхняя часть дворца, украшенного тонкими красивыми башенками, и все это также облицовано кафелем. Самый дворец ничего особенного не представляет, и, как каждый богатый персидский дом, он делится на две половины: внешняя часть дома, или бирун, служит для приемов, а там дальше идет эндерун, или гарем, где помещаются десятка два шахских жен с детьми и при них до сотни женской прислуги. В бирун эти царственные затворницы никогда не заглядывают — вход туда имеют исключительно мужчины. Эта внешняя часть дворца двухэтажная; как и остальные дворцовые строения, бирун представляет из себя смесь величия и красоты с простотой, доходящей до безвкусия, а подчас и прямо до грубости. Но что придает необыкновенно чарующий вид этим разбросанным постройкам — это дивная зелень окружающих их садов; в них бьют фонтаны, искрятся огромные бассейны, наполненные водой, тянутся многочисленные каналы, освежающие воздух. Приятно войти сюда, в это царство прохлады, в особенности в жаркий летний день, когда так невыносимо душно на пыльных, грязных улицах Тегерана. В этой внешней части дворца находится огромная зала в два света, посреди ее возвышается большой белый мраморный трон, на котором восседает шах во время торжественных приемов. Во втором этаже помещается нечто в роде музея; тут наряду с редкими драгоценностями, с тончайшими произведениями древних мастеров вы встретите самые заурядные, безвкусные вещи. Замечательны здесь очень дорогие ковры, особой тонкой стрижки, каких не знают у нас в Европе.

Правую часть дворца занимают жилые комнаты шаха; здесь находится его эндерун, где он и проводит большую часть дня. Комнаты убраны довольно бестолково: есть и хорошие картины и дорогая мебель, но и тут, в свою очередь, попадаются ничего не стоящие, безвкусные вещи. Как и у всех богатых персов, каждой шахской жене отводится особое помещение и прислуга. Главной женой считается какая-нибудь принцесса царской крови, по большей части дальняя родственница шаха; сын этой жены и является наследником, а остальные жены хотя и считаются законными, но дети их не имеют права на шахский престол. Можно себе представить, сколько ссор, несправедливостей, а подчас и преступлений творится на этой женской половине дворца! Главное занятие этих праздных, избалованных женщин — взаимное соперничество: каждая старается прочнее привлечь к себе сердце шаха, чтобы как можно больше урвать для себя и своих детей, пристроить многочисленных родственников; тут все пускается в ход, ни перед чем не останавливается ревнивая восточная красавица… Так прозябают эти «звезды гарема» за высокой грязной стеной, окружающей все дворцовые здания.
Лучшая часть Тегерана — это европейская. Так называется одна из двух улиц, выходящих на площадь — с северо-восточной стороны. Здесь по большей части живут европейцы, помещаются посольства и другие учреждения; нет уже больше унылых глинобитных заборов — фасады домов смело смотрят на улицу. А вот и русский «Учетно-Ссудный банк» в своем красивом доме, окруженном огромным тенистым садом с прохладными бассейнами и цветущими клумбами. Неподалеку, за высокой оградой, приютилась маленькая католическая церковь, а при ней школа для детей армян и халдеев; тут же и небольшой госпиталь, где каждый страждущий иностранец, к какой бы вере он ни принадлежал, находит себе нужную помощь.
Любопытно пройтись по улицам Тегерана. Хотя пыль и грязь царят здесь и поныне, как в доброе старое время, но наряду с извозчиками мелькнет порой и автомобиль; видно, просвещение и новшества коснулись, наконец, и Персии. Вот потянулся караван, нагруженный товарами. Мерно шагают покорные верблюды, гулко ревут мулы под своим странным грузом: это трупы богатых персов, пожелавших покоиться на святой земле, но пока они разносят лишь заразу и болезни. А вот и одна из достопримечательностей столицы — знаменитый тегеранский базар «Эмир». Это не простая базарная площадь, как мы привыкли это видеть у себя дома, а целый крытый квартал, изрезанный множеством узких и кривых улиц и переулков. Кажется, свежему человеку ни за что не разобраться и не найти здесь нужную ему вещь — до того все обширно и разбросано кругом; но стоит лишь приглядеться повнимательнее, и сразу бросается в глаза, что все устроено здесь очень удобно: ремесленники подобрались по мастерствам, а купцы по роду торговли, и найти все необходимое очень легко. Если вам нужен, например, медник или котельщик — смело идите на стук и звон молотков и наковален, который издали доносится к вам оглушительным ревом из многих десятков мастерских, собранных в одном месте. А вот и красный товар. Вы входите в одну из лавок, которые длинной вереницей лепятся друг к другу. Это небольшой четырехугольник без единого окна, с чисто выбеленными стенами; свет идет только со стороны входа, который на ночь закрывается грубо сколоченными ставнями. На небольшом возвышении, прямо на ковре, торжественно восседает сам хозяин, окруженный кипами товаров: восточный купец не любит далеко прятать свой товар, а прямо выставляет его напоказ; самые же ценные вещи хранятся, обыкновенно, в темной каморке, которая имеется позади каждой лавки.

Едва вы вошли, как прежде всего купец спешит предложить вам кальян и очень огорчится, если вы откажетесь от этого излюбленного на Востоке удовольствия; он любит поговорить и никогда не торопится, а с покупателем-персом дело не обходится без долгих торгов и пререканий: расчетливый иранец никогда сразу не покупает нужную ему вещь, а сначала обойдет бесконечный ряд лавок, всюду приценивается и торгуется, а потом только уж купит где посходнее; но если, придя домой, покупка ему разонравилась или он просто раздумал тратиться, то в течение суток может вернуть вещь обратно и получить свои деньги. Есть лавки, убранные с большим вкусом: повсюду стоят букеты живых цветов, с потолка или над самым входом спускаются клетки с попугаями, соловьями и жаворонками, которые своим пением услаждают хозяев, и смешиваясь с немолчным людским говором, еще более усиливают нависший над базаром треск и шум. Почти перед каждой лавкой стоят чаши с холодной водой; здесь покупатели или просто прохожие утоляют свою жажду, без чего не обойтись летом при невыносимом тегеранском зное.
Но не только оседлая торговля идет на базаре: масса бродячих торговцев тоже снискивает себе здесь свое скудное пропитание. Вот продавец трубок и чайный разносчик усердно расхваливают свой товар, навязывая его прохожим; то и дело снуют продавцы старого платья и разного хлама.
А вон и хитрый дервиш в своем странном наряде; он выпрашивает милостыню не хуже заправского нищего, который попадается здесь на каждом шагу. Среди этой разношерстной толпы повсюду видны закутанные в свои покрывала покупательницы; они заполонили все проходы и частый говор их наполняет воздух. Но вот вдруг верхом на кровном коне неожиданно появляется гроза населения — губернатор, окруженный своими приближенными. Поднимается невообразимое смятение и переполох. Все купцы быстро вскакивают с своих мест и приветствуют его почтительными поклонами. A безконтрольный владыка огромной провинции торжественно едет дальше, взбудораживая весь базар.
Но уже солнце близится к закату. Вдруг раздается призывный звук трубы и громкий протяжный возглас:
— Закрывайте лавки!
По повелению мудрого Корана торговать разрешается лишь с восхода до заката солнца — дабы не было обмана и чтобы не ввести в убыток тех из купцов, которые почему-либо не могут торговать по вечерам. Все лавки поспешно закрываются, а через полчаса закрыты и главные базарные ворота. Теперь кроме сторожей да многочисленных собак на всем обширном пространстве вы не встретите ни души. Зато замечательны здесь эти собаки: неизменные обитатели базара, они так и живут здесь, питаясь отбросами и помоями; днем они мирно спят и не только не тронут покупателя, но даже и не залают на него, по ночам же страшно свирепы, а шумный лай их так и стоит в воздухе, еще издали отпугивая обывателя.