Ткацкое дело в Самарканде и Бухаре в XVI веке

Как и в других странах, в Средней Азии «ткачество, которым до того крестьяне занимались между делом, чтобы изготовить себе необходимую одежду, было первым видом труда, получившим благодаря расширению сношений толчок к дальнейшему развитию»(К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 55).
Материалы источников свидетельствуют о том, что ткачество в Средней Азии играло ведущую роль среди других отраслей феодальной промышленности. Письменные памятники этого времени донесли до нас значительное число наименований профессионалов-ремесленников, занимавшихся выделкой и отделкой разных видов тканей, специализированных (на производстве и реализации хлопчатобумажных, шелковых и шерстяных материй) мастерских, лавок, торговых рядов и базаров, а также названия самих тканей и изделий из них. Даже простое упоминание этих названий в совокупности со случайно сказанными словами историков, указаниями юридических документов и определениями поэтов представляют определенный интерес для исследователя, ибо это помогает установить разновидность и назначение тканей, использовавшихся среднеазиатским населением, выявить место их изготовления, а в отдельных случаях — их качество и стоимость, размеры (ширину и длину) купонов и судить об уровне текстильного производства в XVI столетии. Сведения письменных источников представляют особый интерес и потому, что образцов местных средневековых тканей дошло до нас очень мало, в плохой сохранности, по времени же они относятся к разным столетиям, и не всегда ясно, были ли они изготовлены в Средней Азии или же относились к категории товаров, импортировавшихся из других стран.

Образец бухарского бархата (начало XX в.)

Ткани, остатки которых найдены в самаркандских мавзолеях Ишрат-хана, Гур-Эмир и Шахи-Зинда, изготовлены в период наиболее близкий к рассматриваемому. Бесспорно, ими пользовалась аристократическая часть местного населения. Основную часть указанных тканей исследователи предположительно относят к завезенным из других стран. Археологические материалы, характеризующие некоторые ткани, этим пока ограничиваются. Поэтому даже отрывочные сведения письменных источников представляют интерес как фактический материал о профессиональном занятии ткачеством и отделкой готовых тканей населения Самарканда, Бухары и их округи, о наименованиях материй, а также о соответствующих организациях ремесленников. Большинство этих сведений датировано.
Ниже приводится перечень тканей с краткой характеристикой тех из них, относительно которых нам удалось извлечь данные из обширного круга письменных источников, созданных в ту эпоху. Особое место среди этих источников принадлежит актовым материалам. Следует оговорить, что предлагаемые описания не претендуют на всесторонность и исчерпывающую полноту, поскольку они основаны на изучении лишь письменных источников и только тех из них, которые относятся к определенному, сравнительно короткому периоду. Более глубокое исследование вопроса является предметом будущего.
Большинство названных здесь тканей имеет среднеазиатское происхождение.

Хлопчатобумажные ткани

Карбас

Одной из распространенных в Средней Азии хлопчатобумажных материй была ткань карбас (из санскритского карпасси — «хлопок»). Она производилась задолго до XVI в., и позже, вплоть до начала XX в. В письменных сочинениях на узбекском языке эта ткань обычно называется базз, буз. В таджикско-персидских произведениях, например, в мемуарах Зайниддина Васифи и Фазлаллаха ибн Рузбихана, ткань определяется словом карбас. В однотипных рисала читгаров на узбекском и таджикском языках она соответственно называется буз (базз) и карбас.
Бязь нередко встречается в числе хлопчатобумажных тканей, экспортировавшихся в XVII в. из Средней Азии в Московское государство. В посольских письмах лишь в редких случаях упоминается карбас. В русском тексте описи товаров, привезенных хивинским послом Мухаммед Амином Баходуром (ноябрь 1641 г.), фраза, написанная в подлиннике на таджикском языке передана в форме: «кирбас 60 отрезов», т. е. слово карбас оставлено как в таджикском тексте. В большинстве других подобных документов использовано слово «бязь». Следовательно, в XVI в., как и позже, одна и та же ткань у тюркоязычных и таджикоязычных народностей, проживавших на территории Мавераннахра и Хорасана, называлась по-разному — карбас и буз (базз). В России эта ткань была известна в основном под названием «бязь». Отсюда выражение «бязинный, бязевый, из бязи сделанный».
Бязь представляла собой хлопчатобумажную ткань полотняного переплетения. В документе конца XVI в. упоминается «карбас дуним-банди», что позволяет предполагать наличие ткани карбас разной плотности. Простая, прочная и теплая она изготовлялась городскими и сельскими жителями для продажи и для собственного употребления. Из нее шились платья и рубашки; из окрашенной бязи стегали одеяла, делали скатерти; красильщики кусок такой ткани использовали для процеживания раствора краски, из нее шились мешочки, ею пользовались как бинтом. Занимательный эпизод о применении бязи мы находим в мемуарах Зайниддина Васифи. Это место мемуаров представляет значительный интерес для расширения наших знаний об использовании карбаса в быту городским населением. Поэтому позволим себе привести краткое изложение текста Васифи.
В 1507 г. после смерти Султана Хусейна два враждующих царевича, Бадиуззаман-мирза и Музаффар Хусейн, поделили между собой власть и трон, почему звание шаха им, по словам Васифи, соответствовало так же, как «деревянным фигуркам в шахматах». В результате, потерпев поражение от войск Шейбани-хана, они бежали, бросив жен, обширные владения и несметные богатства. В занятом войсками узбекского хана Герате шахини думали лишь о своем спасении и сохранении хотя бы части имущества.
В связи с этими событиями Васифи рассказывает и о своих похождениях в Герате, в которых он выступает в роли героя, помогающего спрятать сокровища шахини. Переодетый в грязную одежду, обмотав голову рваной чалмой, в старой тюбетейке, он вместе со своим родственником Гиясиддином переносит ценности в безопасное место. Драгоценности были уложены в мешки и сумки, тут же сшитые из куска карбаса. Из сундука для одежды вытащили великолепный халат, который Васифи надел на себя и, подвязав его полы к поясу, прикрепил поверх мешок из карбаса с драгоценностями, а золотые предметы положил в папку и спрятал за пазуху.
Другим куском карбаса он обвязал левую, якобы сломанную, руку. В складки обмотки также были спрятаны дорогие каменья, как и под подвязку для руки, одетую на шею и сделанную из старого платка (полотенца). Поверх всего Васифи снова надел старый халат и вместе с переодетым Гиясиддином в течение семи дней успешно переносил драгоценности царицы, «выдавая себя за несчастного калеку» и получая в пути медные гроши от некоторых сердобольных узбекских воинов (Зайн ад-дин Васифи. «Бадаи ал-вакаи», т. II, стр. 1122-1128).
При отбеливании бязь могла стать белоснежной, однако в большинстве случаев ткань сохраняла желтоватый или сероватый оттенок.
Бязь окрашивали в разные цвета. В рисала читгаров на узбекском языке говорится, например, что бязь может быть восьми цветов: черного, синего, желтого, зеленого, цвета муравья, цвета серой белки, фиолетового.
Можно было якобы получить ткань 72-х цветов. Правда, цифра 72 была принята в мусульманской литературе как условное обозначение большого количества. В данном случае, по-видимому, эта цифра должна была означать «очень много». Указанная рисала относится ко времени более позднему, однако можно вспомнить, что остатки набивной ткани из гробницы Биби-ханым очень близки к тканям XIX в., что дает нам право сведения рисала о наличии бязи разных расцветок отнести и к XVI в.
О сравнительной дешевизне бязи можно судить со слов Алишера Навои, который характеризуя купцов и отражая их страсть к наживе, сообщает о стремлении последних превратить одну (деньгу) в сто, а бязь — в дорогостоящую ткань.
По словам поэта, городские перекупщики при покупке ткани катан принимают ее как бязь, при продаже же — бязь оценивают дороже катана.
Дешевая и практичная, бязь отличалась большой товарностью и имела широкий спрос на месте производства — у населения сел, городов и пригородов. Она экспортировалась также в другие области, порой довольно отдаленные. Продавцы карбаса (бязи) — карбасфурушан, упоминаются в письменных источниках. Они производили торговые операции в городе и за его пределами.
Фазлаллах ибн Рузбихан рассказывает, что кочевое население нуждалось в ткани карбас. В мирное время кочевники получали ее через посредство купцов, а в годы феодальных междоусобиц, когда торговые маршруты временно (иногда на продолжительное время) становились опасными и торговые операции приостанавливались, дештикипчакские султаны — предводители военных отрядов, организовывали, по свидетельству Ибн Рузбихана, вторжения в Мавераннахр и увозили карбас.
К более раннему времени относится сообщение Рашид ад-дина, который среди различного рода товаров трех купцов из Бухары, шедших в области, где жили монголы, называет карбас, занданечи, златотканную ткань зарбафт (парчу) и другие сорта материй. По словам историка, Чингиз-хан «приказал дать за каждую штуку зарбафта один балыш золота, а за карбас и занданечи по балышу серебра» (Рашид ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2, М.-Л., 1952, стр. 187-188).
В посольских приказах, письмах, челобитных и т. п., составленных в основном в XVII в., встречаются упоминания о ввозе среднеазиатскими послами бязи в Россию. Приведем несколько примеров. В начале 1620 г. в Казань были доставлены и распроданы ургенчским послом «14 ямей бязи… да 270 бязей белых» (под словом «ямей» («яма») подразумевается «джама» в значении отрез на одежду). Среди бухарских товаров, привезенных в Астрахань в 1634 г., которые Ходжа Ата-Кули не пожелал продавать в том городе, ибо цены на них были значительно ниже, и они, согласно челобитной бухарского посла к царю Михаилу Федоровичу, «стоят в Ярославле», упоминается: «664 балха белых бязей и 200 ямей бязи». Шестьдесят косяков бязи числятся в росписи товаров, привезенных в Московское государство хивинским послом Мухаммедом Амином Баходуром (в списке имущества самого посла называются шестьдесят «отрезков карбаса»). Можно полагать, что и в XVI в., особенно во второй его половине, когда усиливаются торговые и экономические связи Средней Азии с Россией, карбас вывозился в Московское государство. Также обстояло дело и позже, в XVIII в.
На карте Бухары XIX в. обозначен базар (по продаже) карбаса — Базар-и карбас.
Приведенные материалы позволяют считать, что карбас удовлетворял потребности широкого круга рядовых жителей, как местных, так и других областей и стран.
В источниках имеются два указания на меру длины для измерения карбаса. В одном из них, а именно в вакфной грамоте Хусейна Хорезми, упоминается «зар’-и карбас балада-и Самарканд». Здесь самаркандский карбасный зар’ использован, согласно контексту, для измерения в Самарканде XVI в. тафты. В другом источнике — «Маджму’-а-йи васаик» говорится об отрезе карбаса в 4 ½ газа большим самаркандским газом. Следовательно, для замера карбаса в Самарканде того времени, по нашим данным, использовались самаркандский карбасный зар’ и большой самаркандский газ. Есть указание, что термины газ и зар’ употреблялись в средневековой Средней Азии как синонимы.
В имеющихся а нашем распоряжении юридических документах для измерения длины ткани чит использован газ без уточнения, а для замера ширины той же ткани — газ-и мукассар («укороченный газ»). К сожалению, ни длина газ-и мукассара, ни длина большого самаркандского газа, ни самаркандский карбасный зар’ для Самарканда XVI в. пока не установлены.

Алача

Среди среднеазиатских тканей большой товарностью отличалась также алача. О ее распространенности на территории Средней Азии свидетельствуют сравнительно частые упоминании в юридических документах ткачей алачи — алачабафан; их жилые дома в Бухаре нередко встречаются в документах архива джуйбарских шейхов. Относительно Самарканда называются не только ткачи, но и мастера — алачабафы, обучающие своей профессии учеников — ша-гирдов.
До нас дошли три договора, составленные а связи с поступлением мальчиков на обучение к ткачам алачи. Эти соглашения были заключены в 1589-1590 гг. между мастерами Устод Кучаком, сыном Устода Джан Али, Устод Назар Мухаммедом, сыном Устода Дуст Али, и Устод Мухаммед Касимом, сыном Устода Тамли (?) Мухаммеда, — с одной стороны, и учениками (или их близкими) — Турсун Мухаммедом, сыном Курбана, Султаном Али и Кул Мухаммедом, — с другой. Согласно договорам, каждый из упомянутых шагирдов, поступая к одному из названных мастеров, должен был по истечении указанного в соглашении срока получить специальность ткача алачи.
В вакфном документе в пользу мавзолея Ишрат-хана в списке пожертвованного имущества упоминается покрывало «из алачи — катан египетский». В сносках В. Л. Вяткин уточняет, что алача, это «шелковая или полушелковая полосатая ткань», а «катан — полотняная ткань». В другом месте того же документа слово алача встречается в связи с передачей в вакф трех занавесей, которые должны были быть повешены перед гробницей. Одна из них описывается как «алачовая, по ней обшивка катани алая и алача искандерани (александрийская) с подкладкой бухарской алачи, оторочкой панбирик, и еще одна алачовая, катан с подкладкой голубой» (В. Л. Вяткин. Вакуфный документ Ишратхана, стр. 126, 128).
Из цитируемого мы узнаем, что алача, вероятнее всего в зависимости от места выделки, определялась как бухарская и александрийская (искандерани). Возможно, в Бухаре изготовлялась алача, отличавшаяся особыми качествами, чем, на наш взгляд, и можно объяснить наличие наименований александрийская и бухарская алача.
Уже упоминалось, что в Самарканде были мастера-специалисты по выделке алачи. По данным юридического документа более позднего времени, в городе рядом с мучным базаром и базаром одежды находился Алача-базар. Однако мы не знаем, отличалась ли в XVI в. самаркандская алача от бухарской.
Приведенные материалы, касающиеся мастеров-алачабафов и ткани алача, относятся к двум крупнейшим центрам экономической жизни Мавераннахра. Между тем, отдельные данные свидетельствуют о выработке алачи и в менее крупных ремесленных центрах. Так, на наш взгляд, можно рассматривать название одного из небольших селений — Дехче-и Алачабафан, входившего в селение Рахшабад тумана Руд-и шахр-и Бухара. Можно полагать, что жители этого местечка специализировались на выделке алачи. Сельцо это упоминается в документе, составленном в декабре 1561 г. в связи с покупкой земель джуйбарским шейхом Мухаммед Исламом.
В начале XIX в. алача выделывалась в нескольких городах Бухарского ханства. В большом количестве ее выделывали в Шахрисабзе; а каршинцы в умении ткать эту «полушелковую ткань» «не имеют себе равных», — сообщал один из очевидцев. Однако как и прежде все это продолжало выделываться «по-старинному, ручным способом» (Абдур-Рауф. Рассказы индийского путешественника (Бухара как она есть). Самарканд, 1913, стр 59, 60, 74, 98).
Для XVI в. нет конкретных данных, позволяющих определить материал, из которого вырабатывалась алача. Отдельные сведения позволяют говорить о том, что это была полосатая хлопчатобумажная или полушелковая ткань. Вырабатывалась она из высококачественной тонкой и ровной пряжи разных расцветок. По более поздним данным, алача орнаментировалась темными или яркими, интенсивно окрашенными полосами, с темным, обычно синим, утком.
Широкому распространению алачи способствовали ее прочность и дешевизна.
Название алача, по мнению О. А. Сухаревой, происходит от слова «ала» — «пестрый». Именно поэтому в России эта ткань была известна под названием «пестрядь» (О. А. Сухарева. Позднефеодальный город Бухара., стр. 61; Она же. Художественные ткани, стр. 26; А. М. Беленицкий. Организация ремесла в Самарканде XV-XVI вв., стр. 44). В описях товаров, доставляемых из Средней Азии в Московское государство в XVII в., в числе других тканей нередко упоминаются пестряди. Например, в сообщении об «отпуске из Туринска в Верхотурье бухарских купцов с ними товар» называются две пестряди и еще пять пестрядей; посол хивинского государя Араб-хана в 1620 г. продал в Казани 670 пестрядей; в 1620-х гг. бухарец Ходжа Ибрахим привез в Россию 1300 киндяков цветных; в росписи товаров, привезенных из Средней Азии в середине XVII в., числятся 18 косяков пестрядей; в списке разграбленных товаров хивинского посла называются 50 пестрядей (по определению В. Клейна, киндяк — окрашенная бумажная материя (В. Клейн. Иноземные ткани…, стр. 70)).
Полосатые ткани, правда довольно редко, мы видим на костюмах некоторых персонажей, на подушках-муттаках и других предметах обихода, изображенных на миниатюрах XV-XVI вв.
По преданию, изложенному в двух рисала мастеров-ткачей «Бафан-далик рисаласи» и «Рисала-и бафандачилик», составленных на узбекском языке, основателем искусства выделки алачи считался Шейх Наджмиддин Кубра.

Фута

В письменных источниках нередко упоминается фута (фата) — легкая полупрозрачная ткань, как это установлено для более позднего времени.
В. Клейн, проанализировавший техническое строение тканей и рассмотревший типические особенности в переплетении их нитей, на основании исследования сохранившихся образцов футы пришел к заключению, что фута — ткань всегда чисто шелковая, состоящая из тончайших некрученных нитей, тогда как фута-покрывало, по его определению, могла быть разнообразных сортов, в том числе и миткалевая, т. е. хлопчатобумажная (В. Клейн. Иноземные ткани…, стр. 65).
На рынках Самарканда, как видно из юридических документов, обращалась и шерстяная фута. Так, например, в числе товаров Муллы Раджуи Мултани (юридический документ, составленный в Самарканде в самом конце 1589 г.) упоминается шерстяная фута.
В Средней Азии XV-XVI вв. термин фута использовался для обозначения разных деталей одежды. Ею мог быть кусок ткани, который в виде тюрбана обматывался вокруг головы. Футой — большим продолговатым шелковым платком женщины покрывали голову.
Среди захваченного завоевателями у покоренного населения Хисара платьев, кафтанов, халатов и чекменей Мухаммед Салих называет и футу, которую в данном контексте можно рассматривать как пояс или чалму.
Длинная полоса ткани фута применялась как кушак для перепоясывания халата (кушаки-фата числятся, например, в росписи среднеазиатских товаров 1641 г.) На миниатюрах гератско-самаркандских мастеров верхние платья мужчин нередко перетянуты широкими или узкими матерчатыми кушаками. Спускающиеся концы кушаков, обтягивающих фигуры знатных вельмож, расшиты золотом.
Золотом обычно вышивались и концы чалм. Такими были, надо полагать, девать «чалм кисейных шелковых концы с золотом», упомянутых списке товаров балхского посла Ходжа Ибрахима, ограбленного в 1640 г. предводителями калмыков по дороге в Астрахань. Футой же, вероятно, более дешевыми сортами, перепоясывались ученики при обряде камар-баста — посвящения их в мастера.
Специальная рабочая фута — пояс, вероятнее всего, старый поношенный кушак, надевался мастерами-читгарами перед тем как приступить к работе в мастерской, так же как и другие виды рабочей одежды.
Полосы футы использовались и как банные полотенца. Зайниддин Васифи, передавая рассказ о событиях конца XV в., говорит, что обычно скромно одевавшийся Абдурахман Джами (а между тем, он был очень богат), опоясывался банным полотенцем из футы.
Фута, как деталь одежды знатного юноши конца XV в., упоминается в «Бадаи’ ал-вакаи’ «. Она определяется как иездская тканая золотом. В Герате этого времени указанная фута оценивалась в 50 танга. Фута-и бенареси, называемая в другом источнике (конец XVI в., Самарканд), оценивается значительно дешевле — в 2 танга.
Известно, что в форменных одеждах фатимидских халифов перевязи из футы и других тканей размой ценности служили одним из существеннейших признаков различий их носителей. Также, надо полагать, было и в Средней Азии: представители разных социальных слоев населения надевали пояса разных ценностей.
В казийском документе конца 1589 г. в перечне товаров разных тканей и ткацких изделий, полученных Устодом Джаухаром, сыном Абдуллы, и его супругой Биби Саусан, дочерью Абдурахима, называется несколько видов футы: две штуки футы джамрутинской, три штуки футы белой танасарийской (?), четыре штуки футы шерстяной. Упоминание в документах о футе александрийской, иездской и индийской (три «футы индейских» значится в росписи товаров, привезенных балхским послом Ходжа Ибрахимом; это название, вероятно, могло объединить джамрутинскую, танасарийскую и бенаресскую футу) наводит на мысль, что в зависимости от места производства фута отличалась определенными качествами.
Фута выделывалась в XVI в. и на территории Самарканда. В сборнике казийских решений имеется соглашение о поступлении в обучение к мастеру тканья футы Устоду Шахмухаммеду Футабафу, сыну Устода Яр Кули, ученика по имени Мир Мухаммед, сына Кутлук Мухаммеда. По истечении четырех лет ученик должен был приобрести специальность ткача футы. По другому соглашению (от того же года — 998 г. х.) из той же серии документов, мальчик по имени Субхан-Кули отдан был в обучение профессии футадара мастеру Устоду Субхи.
К приведенным данным следует добавить сведения, заключенные в акте о разделе имущества, оставшегося после смерти самаркандского скупщика Тангри Берди. В описи товаров числятся 15 штук фута-и набафта, оцененных а 75 танга. Содержание термина набафта не выявлено, можно только полагать, что под этим словом подразумевается полусырье, из которого в дальнейшем изготовлялась фута. Среди наследства называются также 429 штук фута-и талвали, а также фута- и гилим (?). К сожалению, значение данных терминов также не выявлено, поэтому отдельные места, и в том числе цитированные, остаются для нас не ясными. Следует также отметить необходимость дальнейшей работы, по выявлению содержания и других встречающихся терминов. Тем не менее, сведения акта могут служить материалом, характеризующим сложный процесс изготовления отдельных видов тканей и детальное разделение труда при их изготовлении.
На самаркандских и бухарских рынках реализовывались разные виды футы, имевшие, как указывалось, различное назначение, часть их вывозилась в другие страны, в их число входили и транзитные, в частности, фута, выделываемая в разных областях Индии и перевозимая через Среднюю Азию в Россию.
В конце 1641 в. хивинский посол Мухаммед Амин Баходур привез в Москву большое количество разных тканей и изделий из них. Среди них в «Росписи посольским Эминь-Богатыря животам» называются семьсот штук кушаков, в соответствующем месте персидско-таджикского текста определенных как фута, т. е. в Россию из Средней Азии в XVII в. доставлялись специально изготовленные полотнища ткани, предназначавшиеся для кушаков, которые считались необходимым дополнением к распространенным в то время длиннополым кафтанам. В Московское государство привозилась также фута, предназначавшаяся для покрывания головы (убрус) и для чалмы («9 чалм кисейных шелковых концы с золотом»). Фута упоминается и в списке подарков хивинского посла Надир Мухаммеда, которые были преподнесены разным чиновным лицам, о чем он в 1679 г. сообщал в челобитной царю Федору Алексеевичу.
Наше внимание привлекает тот факт, что в списке подарков, преподнесенных царю Михаилу Федоровичу бухарским послом Кази бей Ногаем, упоминаются два разных вида футы: «фата же полосатая шелковая» и «фата кисейная» (М. Ю. Юлдашев. К истории торговых и посольских связей…, стр. 34), что подтверждает бытование в рассматриваемый период разных видов футы.
Термин фута в более позднее время встречается в русских источниках как изделие, выделываемое в России из среднеазиатского хлопка и полусырья. В записках о девятилетнем странствовании Филипп Ефремов в 70-х годах XVIII в. пишет, что в Средней Азии «в великом количестве родится хлопчатой бумаги, из коей прядут пряжу, а из пряжи ткут чадры, широкий холст, с которого у нас [в России] делают полуситец, набойку, кисеи, пестряди, выбойки, фаты, бурметы, бязи и другие разные ткани, кои отвозятся в другие земли» (Филипп Ефремов. Девятилетнее странствование, М., 1950, стр. 26).
Итак, на рынках Самарканда и Бухары обращалась фута разных сортов и видов — бумажная, шелковая, шерстяная, — имевших разное назначение и производившихся в разных местах, в том числе и в Средней Азии (по нашим данным, в Самарканде).
Согласно одной из рисала ткачей, основателем тканья футы считался Ходжа Абдулхалик Гиждувани.

Катан

Прочная и дорогая, ткань катан находила применение в аристократических кругах. Из нее делались скатерти (дастархан-и катан — упоминается среди имущества, передаваемого в вакф в пользу мавзолея Ишрат-хана), шились халаты (джама-и катан), а также матрацы (бастар-и катан числится в описи имущества самаркандского скупщика, которое подлежало разделу между наследниками). Иногда одежда из катана отделывалась золотым шитьем и драгоценными камнями.
Сравнение катана и бязи — наиболее дорогой и очень дешевой ткани, — приведенное Алишером Навои, прекрасно осведомленным в вопросах экономики страны, дает нам представление о ценности катана.
По свидетельству Заниддина Васифи, все вельможи Герата времени Абдурахмана Джами носили изысканные роскошные одежды из шерсти, красного сукна (сакарлат) и катана. Видимо, катан был разной расцветки. Тот же автор, описывая костюм эмира Ходжи Пира, одного из приближенных Султана Хусейна, говорит, что он был одет в полотняный халат — джама-и катан, украшенный золотым шитьем и драгоценными камнями. В руках у него был платок из голубого катана.
По упомянутому вакфному документу 1464 г., составленному от имени Хабибы Султан, дочери эмира Сухраба, среди движимого имущества, передаваемого в пользу мавзолея Ишрат-хана, называется надгробное покрывало из египетского катана. Пять матрацев из катана числятся в списке имущества скупщика Тангри Берди. Все это говорит о распространенности среди зажиточной части населения ткани катан. Мы не располагаем конкретными данными о выработке катана на территории Средней Азии.

Тафта

Упоминания об этой ткани в наших источниках крайне редки. Более конкретные данные имеются в вакфной грамоте Хусейна Хорезми, согласно которой тафта использовалась для чалмы-тюрбана. Чалма из тафты длиной в 5 зар’ «карбасным
зар’ом города Самарканда» входила в число одеяний, которыми мутавалли вакфа должен был ежегодно наделять потомков Хусейна Хорезми, если они станут «нуждающимися».

Занданечи (занданиджи)

Населению многих стран (Ирака, Фарса, Кермана, Индостана и других) издавна (с VII-VIII вв.) была известна среднеазиатская ткань занданечи. Ее название происходит от селения Зандана близ Бухары, славившегося своей ткацкой мастерской. Первые сведения об этом согдийском центре шелкоткачества относятся к раннему средневековью. Наршахи рассказывает, что при дворах европейских правителей занданечи покупались «по той же цене, что парча». Название этой ткани сохранилось и в более позднее время, хотя с течением столетий она значительно изменилась, как внешним видом, так и материалом из которого она вырабатывалась. История данной ткани неоднократно привлекала внимание историков.
В источниках XVI в., написанных на узбекском и таджикском языках, нам не встречалось наименование занданечи. Между тем, в описях, приводимых в посольских приказах и в других документах на русском языке, среди товаров, ввозимых в Россию из Средней Азии во второй половине XVI и в начале XVII в. (а основную часть их составляли бумажные материи), одно из важных мест занимает «зендень» (от среднеазиатского занданечи). Из 5 тыс. кусков материй, присланных в 1585 г. в Москву на продажу, 4200 были кусками зенденя. В челобитной Мухаммеда Али, посла бухарского хана Абдуллы II, к московскому царю Федору Ивановичу (1585 г.) в списке даров числится 2400 кусков материи, из них — 2100 «зенденей» («всяким цветом» и «объяринных»). «Изюрский» посол Кадиш, прибывший в Москву в 1589 г., привез товар, состоящий из разных сортов «зенденей». Зенденн известны были на Руси и в более раннее время. Берестяная грамота (XIV-XV вв.) сообщает, что жительница Новгорода Марина просит купить зендянцу.
Указывается также, что в 1616 и 1619 гг. через Астрахань в Казань «бухарскими и юргенскими тезиками», т. е. купцами Бухары и Ургенча, были привезены зендени: красные, цветные, семенди, узкие и широкие. В 1654 г. через посла хивинского хана Абулгази — Давлат Мамеда, прибывшего в Москву, была передана просьба «прислать в Астрахань бухарских зенденей на 2765 рублей 10 алтын по бухарской цене».
Эти примеры говорят о важном месте «зендени» в ассортименте текстильных товаров, ввозимых в Россию «тезиками Кизилбашскими, тезиками Бухарскими и Юргенцами». В то же время, приведенные извлечения не позволяют установить, какой вид ткани подразумевался под наименованием «зендень», был ли это какой-нибудь один определенный вид ткани?
Разрешению этих вопросов могут помочь сведения из тех же источников — писем, челобитных, ярлыков конца XVI-XVII в., написанных на персидско-таджикском и узбекском языках и переведенных на русский язык. В челобитной бухарского посла Мухаммеда Али, уже упомянутого выше, среди разных других товаров называются две тысячи «кусков зенденей всяким цветом» и сто «объяринных зенденей». А в посольском письме русскому царю Федору Ивановичу от «юргенского» посла Ходжа Мухаммеда, прибывшего в 1585 г. вместе с упомянутым Мухаммедом Али сначала в Астрахань, а затем в Казань, в списке купонов тканей числятся двести зенденей красных «да два зенденей всяких цветов». В челобитной от 1589 г. посол Кадиш жалуется царю Федору Ивановичу на «государевых торговых людей сурожского ряду» Москвы, отказавшихся платить за купленные у него зендени. «Имал, государь, у меня зендени чары и семенди всяким цветом и черленые зендени, — пишет он, — и за те, государь, за все деньги платятца, а за 100 за черленые не платят, запираютца». При перечислении товаров бухарца Ходжа Ибрахима Мухаммедова (?) («Хозя-Брегим Магметова»), вместе с другими товарищами отпущенного из Казани вверх по Волге в Нижний Новгород, упоминается триста зенденей семенди цветных и пятьдесят дюменди цветных. Намного больше, 2626 зенденей червчатых, 2000 зенденей цветных чаровых и 1530 зенденей семенди цветных, значится в списке товаров купца Ходжа Ата-Кули, прибывшего в Ярославль в 1634 г. с ярлыком от имени бухарского хана Имам-Кули.
Далее, в росписи «посольским» товарам, привезенным хивинским послом Мухаммед Амином Баходуром, числится 1150 зенденей цветных семендей, 2400 зенденей меньшие, 100 зенденей широких бухарских.
Хивинский посол от Абулгази-хана Назар Надыркулов, направлявшийся в Астрахань в 1646 г., был ограблен в пути. В явочной челобитной на имя царя Алексея Михайловича в списке товаров, бывших у него до нападения, он называет 400 зенденей чаровых цветных, 200 зенденей красных чаровых, 100 зенденей бурметей.
Следовательно, в конце XVI-XVII вв. в России известны были привозимые из Средней Азии «зендени широкие бухарские», «зендени бурмети», «зендени всяким цветом», «зендени красные», «зендени красные чаровые», «зендени цветные чаровые» («чаровые цветные»), «зендени чары» («чаровые»), «зендени семенди всяким цветом» (или «семенди цветные»), «зендени дюменди цветные», «зендени черленые», «черевчатые», «объяринные зендени».
Эти сведения позволяют полагать, что под названием «зендень» могли подразумеваться разные ткани, отличавшиеся между собой расцветкой, шириной («широкие бухарские»), возможно, качеством. Наше мнение подкрепляется тем фактом, что в таджикском тексте описи товаров, привезенных хивинским послом Мухаммед Амином Баходуром, слово зендень вообще отсутствует, в то время как в переводе этого текста на русский язык зендень упоминается трижды. Ниже приводятся соответствующие места из таджикского текста указанной росписи и перевод их на русский язык, опубликованные в «Трудах Историко-ахеографического института и Института востоковедения» в разделе «Торговые сношения Московского государства с народами Средней Азии XVI-XVII вв.».
1. «1150 зенденей цветных семендей». (В данном случае слово «себанди» переводчиком, а позже и издателем, не переведено и передано в искаженной форме «семенди»).
2. «2400 зенденей меньшие руки». (Здесь «дунимбанди» — переведено «меньшие руки;»).
3. «100 зенденей широких бухарских». (B этом случае «себанди» — передано словами: «широких бухарских»).
Во всех приведенных текстах на таджикском языке название зендень не упоминается. В первом и третьем примерах изделие определяется словами: «себанди алван» (себанди пестрый), во втором: «дуним-банди». В русских же текстах во всех трех случаях добавлено «зендень».
Определенный интерес представляет термин себанди, который в русском переводе документа передается в форме «семенди». Это обстоятельство ввело в заблуждение исследователей, интересовавшихся его смысловым содержанием.
Рассматривая значение слова «семенди», В. В. Бартольд писал: «из названий различных видов «зендени» остается необъясненным слово «семенди». В словаре Вуллерса слово «Семенд» приводится как название деревни близ Самарканда; возможно, что ткань семенди выделывалась там, хотя в известных мне восточных географических сочинениях этого названия нет, не было его, по-видимому, и в вакуфных документах, исследованных В. Л. Вяткиным» (В. В. Бартольд. Хлопководство в Средней Азии…, стр. 443).
Приведенные выше тексты из документов позволяют считать, что слово «семенди» является неправильно переданным персидско-таджикским словом «себанди». Также в искаженной форме вошел в литературу термин «дюменди», встречающийся в переводах посольских писем на русский язык. Правильное чтение слова «дубанди» дает основание считать, что речь идет об определенном виде ткани. Термины дубанди, дунимбанди и себанди, как и пурбанд, встречающиеся в документах при упоминании материи, отражают число нитей основы, т. е. плотность тканей.
По определению В. Клейна, изучившего сохранившиеся образцы тканей в Оружейной палате и Историческом музее в Москве, «зендень» — чисто бумажная ткань без всякого шелка. По технике выработки она схожа с миткальными тканями, однако нити толще. Миткаль же определяется им как ткань полотняного переплетении без окраски.
На основании сказанного можно заключить, что под наименованием «зендень» подразумевалась целая группа тканей. В этом отношении был совершенно прав В. В. Бартольд, отметивший, что под общим названием «зендень» понимались разного вида ткани.
Выше были приведены некоторые данные о выработке и применении хлопчатобумажных тканей, выделывавшихся, в основном, среднеазиатскими мастерами. Мы остановились лишь на тех из них, относительно которых удалось собрать сведения более подробные, чем случайные упоминания. В действительности же список местных тканей был более обширным. В тех же источниках называются, например, малля (в русских источниках — мелля) -хлопчатобумажная ткань коричневатого, естественного цвета хлопка, малмаль, малмаль шахский, чубтар (?), хосса и др.
На рассмотренных примерах можно заметить, что ткани, изготовлявшиеся местными мастерами, были разными. С одной стороны, это предназначенные для рядового населения, с другой, — более дорогие, вытканные из ровной тонкой пряжи, украшенные набивным рисункам, а порой и вышивкой — для более обеспеченных горожан.
Некоторые ткани подвергались после выделки дополнительной отделке — набиванию узоров и лощению. Судя по наличию специального наименования, лощением тканей занимался мастер-лощильщик — пардазгар. Набивание узоров на ткань производилось читгаром.

Чит

Все имеющиеся в нашем распоряжении упоминания о специалистах по набиванию ткани и самой ткани чит, относятся к Самарканду. Подобных сведений относительно Бухары XVI в. нет. Остается неясным, объясняется ли это случайным характером письменных сообщений, или же Бухара в этот период, как и в более поздний, не специализировалась на выделке набойки.
В Самарканде конца XVI в., согласно документальным данным, проживало несколько специалистов по набиванию ткани (их, конечно, могло быть гораздо больше). Один из них — Мулла Джамал Читгар, как явствует из договора об ученичестве, составленного 26 зулка’да 998 г. х. (26 сентября 1590 г.), должен был за четыре года обучить своей специальности поступившего к нему в обучение мальчика по имени Худай-Кули, сына Тенгри-Куля. Имя другого — Лахури Читгара, сына Лалю, упоминается в долговой расписке. По документу зулхиджа 997 г. х. (13 октября 1589 г.) он обязан был по требованию «господина Дарья-хана, сына Шейха Саади», вернуть ему долг а сумме ста пятидесяти танга ханских, серебряных в один мискаль.
В других юридических документах встречаются указания на продукцию, изготовляемую читгарами. Тому же «господину Дарья-хану» по истечении условленного времени (четырех месяцев) лицо, именуемое в документе Мулла Хусейном, обязано было вернуть долг, заключающийся в тридцати двух кусках чита пурбанд семицветного, каждый длиной в двенадцать газов и шириной в один газ-и мукассар.
26 числа месяца раби 1-го 998 г. х. (февраль 1590 г.) было вынесено еще одно решение в кази-хана Самарканда. По нему некий Маддуд Казар Мултани, сын Муллы Мухаммеда Мултани, признавал за собой долг в сумме ста двадцати танга ханских, серебряных, чистых в один мискаль, новых в тридцать динаров, которые он по истечение двух месяцев обязан был отдать Мулле Фатхулле, сыну Муллы Якуба Мултани. Сумма эта являлась стоимостью сорока кусков купонов чита пестрого пурбанд, длина каждого из которых составляла двенадцать газов, а ширина — без одного гереха один газ газ-и мукассаром. Следовательно, стоимость одного купона равнялась трем танга. В обоих случаях длина ткани чит составляла 12 газов, а ширина в первом случае один газ газ-и мукассаром, в другом — на один герех меньше.
В самом конце 1589 г. был составлен еще один юридический документ, из которого мы узнаем, что Устод Джаухар, сын Абдуллы, а его супруга Биби Саусан, дочь Абдурахима, получили по долговой расписке разные ткани и ткацкие изделия (всего четырнадцать наименований), в том числе и разные виды чит: семь кусков чита пурбанд семицветного, три куска чита пурбанд красного, один газ с четвертью газ-и мукассаром чита бикчи (?) красного, три газа упомянутым газом чита городского, красного. Этот документ опубликован в числе других образцов официальных документов XVI в., но без перевода. А между тем зафиксированная торговая сделка представляет большой интерес. Из содержания документа мы узнаем о торговле по долговой расписке — тамассук, об участии в торговых сделках наряду с мужчиной женщины, об обращении на самаркандских рынках ткани чит разных сортов и расцветок.
В этом документе купоны чита семицветного пурбанд и чита красного пурбанд, числящиеся в списке текстильных изделий, называются без указания длины и ширины. Вместе с тем, в тот же список включены чит красный шахри и чит бикчи, длина которых определена метражно: «один газ с четвертью газ-и мукссаром чит бикчи и три газа упомянутым газом чит красный шахри».
Следовательно, чит мог продаваться и в купонах и метражно. Названные раньше размеры купонов чита семицветного и пестрого позволяют предположить, что в последнем случае купон чита так же состоял из ткани в 12 газов. Действительно, отсутствие размера в третьем случае, при упоминании метражного чита в том же документе заставляет думать, что длина и ширина ткани в купонах была практически установленной. Вероятнее всего, что здесь они были такие же, как в двух первых примерах. Только в таком случае можно было, на наш взгляд, не указывать размера купонов.
Известно, что ткани, предназначенные для одежды, изготовлялись и продавались целыми кусками и в более раннее время. Еще во времена Ибн Хаукаля «выделывались ведарийские хлопчатобумажные ткани, которые надевают целыми кусками, не обрезанными… эти ткани густые и нежные; цена куска ткани доходит от двух динаров до двадцати» (В. В. Бартольд. Хлопководство в Средней Азии…, стр. 441).
В своей статье Д. Г. Шеперд и В. Б. Хеннинг, основываясь на анализе куска шелковой ткани занданечи, хранящегося в соборе г. Юи, и на извлечении из юридического сочинения, в котором говорится, что длина каждого (куска) занданечи равняется 16 локтям (D. G. Shepherd and W. B. Henning. Zandaiji Identified, pp. 15-40), также отметили практику продажи материи в Средней Азии в купонах.
Поштучно перечислялись ткани и в описях товаров среднеазиатских послов. Слово «адад», дословно означавшее «число», «величина», «количество», «штука», при переводе текста на русский язык передавалось словом «штука» (иногда в переводе оно опускалось). Ткани в России определялись и в косяках (кусках). В описи товаров балхинского посла Ходжа Ибрахима упоминается восемнадцать косяков пестряди, столько же косяков кисеи к столько же миткали. Сто пятьдесят косяков миткалей числятся в списке товаров хивинского посла Мухаммеда Амина Баходура.
В отдельных случаях слова «штука» и «косяк» опускаются. Так, в челобитной бухарского посла Мухаммеда Али царю Федору Ивановичу от 1585 г. называются 2000 зенденей «всяким цветом», 200 мелей, 100 объяринных зенденей, 100 дорог. «Бухаренин Хозя-Брегим Магметов» отпущен был «ис Казани… в Нижний… а с ним товару: 1300 киндяков цветных, 300 зенденей семенди цветных, 23 дороги бухарские, 20 завесов выбойчатых, 150 кушаков харчевых, 50 зенденей дюменди цветных». В других документах ткани, названные среди среднеазиатских товаров, также числятся без упоминания слова штука.
Поштучно перечисляются, как уже говорилось выше, ткани при купле-продаже и в казийских документах XVI в. Здесь упоминается, например, 32 штуки чита пурбанд семицветного, 40 штук чита разноцветного пурбанд, 7 штук чита пурбанд семицветного, 3 штуки чита пурбанд красного без указания размера ткани в каждом куске.
В «Рисала-и читгари», написанном на узбекском языке, мы находим довольно подробное описание процесса набивания бязи. В связи с предписанием произносить соответствующие выражения из Корана при выполнении разных этапов работы, в этом уставе излагаются отдельные приемы производства набивной ткани, а именно предварительной подготовки бязи и нанесения на нее узоров. Набивание ткани производилось вручную, было довольно сложным и трудоемким делом, связанным с целым рядом последовательно выполняемых технических приемов: варкой бязи в котле, пропитыванием материи специальной протравой бузгун, высушиванием протравленной ткани, набиванием узоров, кипячением материи, крашением ее в кипящем растворе краски в течение определенного времени, прополаскиванием в проточной воде и т. д.83. Неоднократное прополаскивание набойки делало возможным производство этой ткани лишь в местах с проточной водой.
Рисунок отпечатывался при надавливании на ткань калыба (штампа для набивания рисунков), опущенного перед тем в раствор краски. Из содержания рисала видно, что мастера-набойщики не ткали материю, а лишь отделывали готовую ткань. Поэтому для XVI в. вряд ли можно рассматривать читгаров как «ремесленников-ткачей местного ситца», равно как и «мастеров, ткущих выбойку или подкладочную» материю».
Можно полагать, что набойщики пользовались тканями, приобретенными со стороны. Это подтверждается и материалами более позднего времени. О прямой связи читгаров с рынком говорится в упомянутом рисала: «Если [тебя] спросят, что нужно читать при отправлении на базар, то читай…». Далее приводится стих из Корана, который полагалось читать в тот момент, когда брали в руки бязь (буз). На связь с рынком указывает и другое рисала читгаров: «Если тебя спросят, что читать при купле-продаже, то отвечай…» (дальше приводится стих из Корана).
В конце XVI в. в Самарканде известны были красный, пестрый и семицветный чит (могли быть и другие). Ткани чит отличались также и другими качествами, что характеризуется словами пурбанд, бикчи (?), шахри. Получение разных окрасок чита достигалось последовательным нанесением одних красок на узор другого цвета.
Судя по упомянутому рисала, читгары сами готовили растворы красок для набивания ткани. Это требовало от них определенных знаний химических процессов. Мастер-читгар должен был в какой-то мере владеть искусством орнамента и обладать художественным вкусом.
Судя по остаткам набивной ткани, найденной в гробнице Биби-ханым, среди орнаментальных мотивов доминирующее место занимал цветной узор. Один из исследователей изящно заметил, что восточному мастеру фон ткани «всегда представлялся почвой с произрастающими из нее цветами», растительный мотив был для него не срезанным цветком, а «реальным живым созданием природы со всеми функциями жизни, создавшей его» (Э. К. Кверфельдт. Черты реализма в рисунках на тканях и коврах времени Сефевидов, ТОВЭ, т. III, Л., 1940, стр. 264).
Из текста рисала читгаров выясняется, что ткань, подготовленная к набивке, называется базз (буз) или карбас (в рисала на таджикском языке). После нанесения узора одноцветный базз (буз, карбас) превращался в цветную набойку — чит, как он и называется с того момента в рисала. Выделка разноцветной орнаментированной ткани чит была более сложной и трудоемкой, поэтому набойка, особенно та, которая отличалась красивым узором, должна была цениться дороже одноцветных бязей. Среди малообеспеченных слоев населения сбыт находила более дешевая бязь темно-синего кубового цвета, практичная и довольно нарядная (А. М. Миронов. Производство хлопчатобумажной маты и набоек…, стр. 1144).
Как уже упоминалось, бязь вывозилась из Средней Азии в Московское государство. В списках ткацких изделий, экспортируемых из Средней Азии, указываются также «выбойки», «завесы выбоечные», «выбойки индейские». Как видно из приведенных ниже материалов, выбойками в России называли набойку — чит.
Среди товаров, доставленных хивинским послом Мухаммед Амином Баходуром в 1641 г., в перечне тканей числятся сто штук индийского чита. В переводе на русский язык, термин «чит» передан словом «ситец»: «индийский ситец 100 штук». По-видимому, «чит» в Средней Азии и «ситец» в России уже в XVII в. использовались как равнозначные определения одной и той же ткани.
По определению В. Клейна, занимавшегося анализом тканей, миткаль — это хлопчатобумажная ткань без окраски. Если же на ней сделать узор, то она становится «набойкой» (В. Клейн. Иноземные ткани…, стр. 70), т. е. тканью с узорами, нанесенными с помощью специального штампа. По цитированному рисала набивная ткань называется чит, а кустарные заведения, где производились набивные ткани, известны были, по данным более позднего времени, под названием «читгар-хана».
Совокупность всех этих данных позволяет считать, что наименования «чит», «ситец» и «набойка» использовались в XVI-XVII вв. применительно к одной и той же ткани.

Шелковые ткани

Кроме выделки и обработки хлопчатобумажных тканей в среднеазиатских городах XVI в. было распространено искусство обработки шелка. Письменные источники этого времени упоминают о разведении шелковичных червей и занятии шелкоткачеством, что было известно в Средней Азии с незапамятных времен.
В документе, выданном карасканскому сеиду, указывается, что с населения одного из районов Андижанской области взимался сбор с коконов — «пилла». Факт разведения шелковичных червей жителями других районов можно установить из косвенных данных, например, упоминаний в документах большого числа тутовых насаждений. В отдельных случаях они являются, согласно документам, предметом купли-продажи. К 1562 г. относится купчая о приобретении Ходжой Мухаммедом Исламом Джуйбари семидесяти тутовых деревьев, находившихся на площади, равной приблизительно одному с половиной танапа, расположенной в вилаете Каракуль.
Основываясь на документальных данных, П. П. Иванов в числе мастерских, приобретенных Ходжой Са’адом называет специальные мастерские, где производилось разматывание шелковых коконов (куданг-куби) (П. П. Иванов. Хозяйство джуйбарских шейхов, стр. 63).
Наличие разных терминов, использовавшихся для определения лиц, занятых обработкой шелка, говорит о существовании в XVI в. ряда профессий, связанных с подготовкой шелка-сырца и шелковых нитей.
По нишану, выданному на имя надзирателя ткачей, упоминающийся в указе шелк поступал на городской рынок из области. Следовательно, в рассмотренном случае (по всей вероятности, и в других) сырье закупалось мастерами, ткавшими шелк, на рынке у перекупщиков или непосредственно у сельских жителей. В то же время можно предположить, что разведением шелковицы могли заниматься в городе и в пригородных районах.
Привезенный в город шелк взвешивался на весах. Основная обязанность надзирателя, согласно указу, состояла в наблюдении (личном или через особых представителей) за учетом привезенного шелка, а также в обеспечении взимания натурального сбора соответственно весу полусырья. Необходимость такого надзирателя можно объяснить значительным количеством доставляемого в город шелка.
Указание на сборы пилла говорят о том, что коконы взимались также у крестьян в счет уплаты налога.
Из отдельных, в большинстве своем случайных, упоминаний можно составить список шелковых тканей, изготовлявшихся местными мастерами, однако установить их полный перечень невозможно. Относительно одних имеются указания о выделке на территории Средней Азии, место изготовления других можно установить лишь по косвенным данным. В результате археологического обследования склепа-мавзолея эмира Бурундука в ансамбле Шахи-Зинда обнаружено детское погребение с остатками полуистлевшей ткани. Закрепление и реставрации их показали, что это был плотный узорчатый шелк, вытканный простым полотняным переплетением из некрученой нити. Некоторые признаки позволили исследователю предположить, что эта ткань местного среднеазиатского производства (Н. Б. Немцева. К истории тканей и одежды…, стр. 247, 251).
Для наименования некоторых тканей, возможно шелковых, применялся специальный термин тавар.
В значении «ткань» этот термин используется Махмудом Кашгари.
Согласно другим словарям, тавар означал шелковую материю, атлас, камку. Именно такое содержание можно вложить в данный термин в тексте анонимного сочинения начала XVI в. «Таварих-и гузи-де-и нусрат-наме».

Бархат («бахмал», «махмал»)

Одной из самых распространенных тканей праздничных одежд феодальной аристократии был бархат. Из него изготовлялись покрывала и занавеси, подстилки для сидения, подушки.
Особый сорт бархата вырабатывался в Самарканде. Из тимуридского, а позже шейбанидского государства этот дорогостоящий товар поставлялся в другие страны. «Еще один самаркандский товар — малиновый бархат, — писал в своих мемуарах Захириддин Бабур.- Его вывозят во все края и страны».
Сорт малинового бархата — кермези был довольно распространенным, о чем говорят отдельные сообщения письменных источников. Ткани красных цветов считались на Востоке цветом женщин и детей, что отмечается в поэтических произведениях Алишера Навои.
Экспортировался бархат из Средней Азии и в Московское государство, хотя далеко не в тех размерах, в каких доставлялись дешевые и практичные хлопчатобумажные ткани. Бархат поступал в Россию также в качестве «поминков», присланных русским царям среднеазиатскими правителями.
Определение бархата по месту производства не всегда точно отражает место его выделки. Например, виницейскими и флорентийскими, как отметил В. Клейн, назывались все лучшие сорта бархата, вырабатывавшиеся в Италии вообще.
Как говорилось выше, под термином «зендень» в России XVII в. подразумевались разные виды тканей. Аналогичным примером являются и хлопчатобумажные ткани, известные под названием «мервских». Ткани, называвшиеся «мервскими», «выделывались, между прочим, а Западной Персии», — писал В. В. Бартольд (В. В. Бартольд. Хлопководство в Средней Азии…, стр. 443). Географическое наименование, перешедшее на название изделия, не всегда соответствовало месту его производства. Возможно, и самаркандский бархат кермези был известен в России под другим названием. Любимыми цветами бархата в допетровской России были темно-красный, красный; вишневый, алый, зеленый и черный. Вполне возможно, что среди разного оттенка красных цветов бархата был и цвет кермези — ярко-красный, выделывавшийся в XVI в. с Самарканде.
Выделка шелковой ткани с мягким густым низким ворсом на лицевой стороне, каким является бархат, представляет технически довольно сложный процесс и свидетельствует об относительном совершенстве ткацкого искусства того времени.

Камка (камха)

Испанский посол Рюи Гонзалес де Клавихо, около трех месяцев проживший в столице империи Тимура — Самарканде, отметил, что богатство Самарканда «заключается не только в продовольствии, но и в шелковых тканях» — атласе, камокане (камке, камхе), тафте и других, которых, по его словам, «там делается очень много» (Клавихо. Дневник путешествия…, стр. 327). Остановимся на ткани камхаб, называемом Клавихо «камоканом». Отличительная особенность этой ткани, по Клейну, — наличие как в основе, так и в утке ее, шелковых нитей почти одинаковой толщины. По словам того же исследователя, камка в России была самой употребительной из шелковых тканей.
В Средней Азии дорогая шелковая ткань камхаб служила феодальным фамилиям. Платья из этой ткани обычно преподносились послам государей. Из сообщения испанского посла Клавихо можно полагать, что камка производилась в Самарканде (или в другом ремесленном центре тимуридского государства). Однако Антоний Дженкинсон, посетивший Бухару в конце 1558 г. и пробывший здесь в течение двух с половиной месяцев (с 23 декабря 1558 г. по 8 марта 1559 г.), причисляет этот род ткани к привозившимся из Китая. Он писал, что в мирное время из китайских стран привозят в Бухару мускус, ревень, атлас, камку и тому подобное» (Дженкинсон. Путешествие в Среднюю Азию…, стр. 184), т. е. камка у него называется среди ввозимых тканей. В то же время некоторые данные позволяют считать возможным производство этой ткани и на территории государства Тимура.
В своем интересном исследовании «Из истории участия ремесленников в городских празднествах в Средней Азии в XIV-XV веках» А. М. Беленицкий приводит текст из сочинения Хафизи Абру, в котором автор дает описание встречи в Герате в 1379 г. племянницы жены Тимура, в связи с выдачей ее замуж за сына Гиясиддина — Пир Мухаммеда. В проведении пышных празднеств по поводу встречи невесты соответственно приказу государя приняли участие и городские ремесленники. По свидетельству Хафизи Абру, каждый цех ремесленников приготовил удивительное зрелище: чистильщики хлопка соорудили минарет из хлопка, а ткачи камки несли ткацкий станок, на котором тут же работали.
Можно предположить, что и в Самарканде того времени также умели производить эту дорогую ткань. Возможно, камка выделывалась и в XVI в. Одновременно иные сорта этой ткани могли ввозиться из других стран, к которым и можно было бы отнести сообщение Антония Дженкинсона. По торговым книгам XVII в. в России, например, были известны несколько сортов камки, доставляемых из разных стран Востока и Запада: адамашка виницейская, гирейская, есская или индейская, кизилбашская, царегородская, астрадамская, мисюрская, немецкая и китайская (В. Клейн. Иноземные ткани…, стр. 56). Последняя экспортировалась и на среднеазиатские рынки.
Камка могла быть одноцветной и многоцветной. Соответственно выделке определялась цена. «А кое камка толще, та и лучше», -сообщалось в торговой книге.
В допетровской Руси собственного производства шелковых и парчовых тканей не было, потребность господствующих кругов и зажиточных слоев населения в изделиях из этих тканей удовлетворялась ввозом из других стран.
В числе импортируемых в Россию дорогих тканей заметное место занимала камка. Ткань эта упоминается и в списках подарков, доставлявшихся московским государям послами среднеазиатских правителей. В ярлыке Надир Мухаммад-хана от 1050 г. х. (1640/1641 г.), составленном на имя русского царя «северные страны обладателя» Михаила Федоровича, в числе поминок называются одиннадцать «камок золотных»
Камка упоминается также в числе подарков от среднеазиатских ханов и в других грамотах. «Да послал к вам («великому князю Михаилу Федоровичу») в поминках камочку золотную да бабр»,- сообщается в ярлыке (март 1643 г.) хивинского хана. «2 камки золотных, да 2 лука» отправил в поминках царю Алексею Михайловичу венценосный историк, автор «Шаджара-и тюрк» — Абулгази-хан.
Значительный интерес представляет тот факт, что Василию Даудову и Юсуфу Касымову, отправленным в Бухару из Москвы в 1675 г., было приказано добиться, чтобы хан присылал в Москву «с послы своими в поминках…. зарбафы и камки и атласы золотные и иные узорчатые самые добрые товары….».
О бытовании камки в Бухарском ханстве в XVII в. мы узнаем из сообщения московскому царю Алексею Михайловичу бухарского посла Мулла Фаруха. Однако, по его словам, в Бухаре ее было «мало и те обыкновенные». Посол к тобольскому воеводе от Имам-Кули-хана Чобак Балыков «бил царю челом бархатом червчатым и камочкою цветною «плохими».
Относительно некоторых тканей, ввозимых в Россию из Средней Азии, в документах уточняется, что камка была «кизилбашская» или «китайская», т. е. завезенная в Среднюю Азию. Так, о рассмотренной выше камке, присланной Абулгази-ханом, в «Отписке астраханских воевод…» от мая 1654 г. сообщалось: «А что к тебе государю Юргенской Абыл-Гази царь прислал в дарех с гонцом з Давлет Маметом — 2 камки кизилбашские цветные, одна бруснична, а друга зелена з золотом, да 2 лука мещецкие».
В другом документе в росписи ханских даров балхского правителя Субхан-Кули Баходур-хана «белому бийю» Федору Алексеевичу от 1678 г., которые у посла Али Мурад чухра-окаси были отняты яицкими казаками, числятся восемьдесят «камок золотых китайских». А бухарский посол Мулла Фарух, посетивший Москву, показал, что из Бухары в Индию торговые люди ходят постоянно и привозят оттуда, в основном, дорогие узорчатые ткани, камки (камхаб) и атласы, а также драгоценные камни.
Однако всегда ли камка, присылаемая из Бухары, Ургенча и Балха, была не среднеазиатского происхождения? Для выяснения этого вопроса требуются дополнительные материалы.
Судя по данным более позднего времени, среднеазиатские ремесленники производили и другие шелковые изделия. Так, Филипп Ефремов отмечал, что в Бухаре «выкармливают шелковые черви, кои производят множеству шелку, из коих ткут парчи полосатые с золотыми и серебряными узорами, атласы, бархат, магроматы, кутни полосатые с золотыми мелкими травками и всякие другие парчицы». К сожалению, более подробных данных об изготовлении в среднеазиатских мастерских в интересующий нас период шелковых тканей обнаружить не удалось.

Перемотка шелка. Узбекистан, Самарканд, вторая половина XIX в.

Шерстяные ткани

Имеющиеся скудные данные говорят о выработке в Самарканде XVI в. шерстяных тканей.
Интересный термин — валяние сукна (?), который мог бы в какой-то мере характеризовать эту отрасль ремесла, для нас не совсем ясен. Термин сакарлат означает тонкую шерстяную ткань красного цвета. Не связана ли с производством этой ткани деятельность Устода Паянда Мухаммеда, сына Муллы Султана Мухаммеда, в обучение к которому в 1590 г. поступил Шахмухаммед, сын Курбана Али? Последний по истечении трех лет должен был приобрести специальность сакарлатмали в такой степени, что «мастера упомянутого искусства одобрили бы» его знания.
Из другого юридического документа, составленного в том же году, мы узнаем, что неоднократно упоминавшийся в казийских решениях скупщик-ростовщик Дарья-хан, сын Шейха Саади, в числе других товаров купил белый расчесанный козий пух, который, надо думать, в дальнейшем поступал к ткачам шерстяных тканей.

Общая характеристика текстильной отрасли

В целом материалы, извлеченные из письменных источников, позволяют наметить общие черты, характеризующие ремесла, связанные с производством ткацких изделий.
Текстильная промышленность среднеазиатских городов XVI в. включала группу отраслей, вырабатывавших пряжу и ткани из хлопка, шелка и шерсти.
Для изучаемого периода было характерно территориальное отделение сырья от производства ткани. Конкретные данные об этом имеются в указе, выданном на имя надзирателя ткачей и в юридическом документе, составленном в Самарканде в 1590 г.
Ассортимент среднеазиатских тканей в XVI в. был довольно разнообразен. Это были материи всевозможных сортов и видов, изготовлявшиеся из разной пряжи и отличавшиеся техникой выделки. «Пестрые» и «семицветные» набойки, однотонные, полосатые, с цветочным, в основном мелким, орнаментом, естественного цвета хлопка и отбеленные ткани резко отличались друг от друга.
Изготовлялись ткани в купонах, определенной длины, но в отдельных, случаях и метражно.
Для измерения тканей использовались, согласно нашим источникам, следующие меры длины: зар’-и карбас (карбасный зар) города Самарканда, большой самаркандский газ, газ-и мукассар — укороченный газ, и более мелкая мера — герех (могли быть и иные). Все извлеченные нами упоминания о мерах длины для замера тканей относятся к Самарканду XVI в.
Из пряжи ткали так же штучные изделия: платки, покрывала, тюрбаны, пояса-кушаки. По договору, составленному в Самарканде II зулька’да 997 г. х. (21 сентября 1589 г.), некая Аваз-бика, дочь Устода Шира, отдала в обучение своего сына Тимура. Мастер Устод Абдулла, сын Муллы Баглаки должен был за три года обучить того мальчика «искусству чахаргулбафи».
Неясно, означал ли этот термин тканье платка или покрывала с узорами на четырех углах или же — узорчатую ткань. В последнем случае это могло быть свидетельством наличия сложного ткацкого станка для тканья узорчатой ткани.
По сравнению с другими специалистами, ткачи (бафанда, алача-баф, футабаф, джамабаф и другие) чаще упоминаются в просмотренных нами источниках. Это, как и ряд других косвенных данных, позволяет считать, что мелкие производители, занятые выделкой тканей, составляли значительную часть ремесленного населения Бухары и Самарканда.
Сложный процесс производства таких тканей, как бархат, фута, алача и некоторых других, отделка чита и т. п. требовали квалифицированных мастеров, каждый из которых занимался выделкой лишь одного вида. Обычно к собственным именам специалистов добавлялись профессиональные наименования соответственно виду ткани, вырабатываемой каждым из них: бахмалбаф, шахибаф, футабаф, читгар, алачабаф, чахаргулбаф и т. п. Этот факт, в свою очередь, свидетельствует, что изготовление подобных тканей составляло основное занятие перечисленных лиц.
Возможно, независимо от изготовляемой ткани, ткачи объединялись в одну корпорацию. О широких полномочиях начальника ткачей, которому подчинялись не только ткачи-джамабафы, но и продавцы определенного вида тканей — баззазы, мы узнаем из нишана, выданного упомянутому надзирателю Камалиддину Зикрие. Этот указ, как и рисала ткачей («Бафандалик рисаласи» и «Рисала-и бафандачилик» на узбекском языке), свидетельствует об объединении широкого круга специалистов, имевших дело с ткацкими изделиями. Хотя у нас нет конкретных данных, все же можно полагать, что в зависимости от выполняемой работы ремесленные организации могли отличаться одна от другой.
Набойщики же, наносившие узор на готовую ткань (как об этом свидетельствует наличие специального рисала читгаров на узбекском и таджикском языках, а также отсутствие набойщиков в числе перечисленных в рисала мастеров, занятых тканьем), составляли особую организацию.
Степень развития отраслевой системы в ткацком производстве характеризуется наличием особых дуканов по продаже разных (дорогих?) тканей (баззазан), а также специализированных торговых рядов и базаров: Алача, Баззазан, Карбас, Лаввафан (базар прядильщиков), улицы золотошвеев — Зардузан и других.
Следует отметить одну очень интересную деталь. Наряду с мастерами, занятыми выделкой определенного вида ткани, были также продавцы, имевшие дело только с продажей и лишь одного вида ткани: карбаса, дорогих материй и т. п., что свидетельствует о специализации торговли текстильными изделиями.
В рассматриваемый период, как и в более ранние века, практиковалось нанесение на ткань отличительных знаков. Об этом мы узнаем из юридического документа, оформленного в Самарканде 27 мухаррама 998 г. х. (6 декабря 1589 г.). Он был составлен в связи с получением Маулана Хафизом Ак-Мухаммедом, сыном Ходжи Мухаммеда, по доверенности (ниже, в тексте документа, эта доверенность называется тамассук), данной ему со стороны Мирзы Салима, сына Маулана Ибрахима Садра, следующих тканей: один мандил-и сунарками, один чубтар-и хайрабади, один хосса-и сунарками, один малмал-и шахи, один катан-и (?) гуджерати.
Далее в документе указывается, что «каждый из этих пяти упомянутых кусков [ткани] украшен печатью упомянутого господина садра».
Следовательно, на ткани, в данном случае привезенные из Индии (что явствует из их наименований), в отдельных случаях наносилась пометка. Поскольку в документе говорится о «печати вышеупомянутого господина садра», можно полагать, что речь идет о проставлении на ткани оттиска печати с именем Мирзы Салима, сына Маулана Ибрахима Садра. Оттиск печати был поставлен на все перечисленные в акте ткани, как это можно заключить из содержания документа.
Целью опечатывания тканей могло быть освобождение товаров от взимания таможенных пошлин, число которых (на чем мы остановимся ниже в специальном разделе) было довольно значительным. При этом, высокое звание садра должно было гарантировать свободный провоз перечисленных товаров, а возможно и их перепродажу. Вполне вероятно также, что проставление оттисков печати предохраняло ткани от возможной замены их другими.
Рассмотренный факт о нанесении на ткань оттиска печати является единственно известным указанием о метке на ткань в XVI в. Для раннего средневековья подобный случай рассмотрен в работе Д. Г. Шеперда и В. Б. Хеннинга и в статье Л. М. Беленицкого и И. Б. Бентовича. В статье двух последних исследователей высказана мысль, что подобная надпись на ткани могла быть таможенной или торговой пометкой.
Перечисленные ткани изготовлялись в мастерских-дуканах и домах ткачей (например, алачабафов). Основная их масса предназначалась для продажи. В то же время можно полагать, что грубые хлопчатобумажные ткани, в том числе и бязь, выделывались повсеместно для личного пользования не только в домах крестьян, в хозяйствах которых можно было наблюдать объединение добывающей и обрабатывающей отраслей, подобных тем, которые В. И. Ленин назвал «домашней промышленностью», но и в бедных городских семьях, члены которых сами готовили для себя и семьи одежду, скатерти, покрывала и другие бумажные изделия, необходимые в быту.
Из окружающих селений в город привозили пряжу, ткани домашнего изготовления, а из специализированных местечек и другие материи, более тонкой выделки.
Таким образом, одни мастера ткали ткань для себя, другие ткали ее для продажи и сами же реализовывали свою продукцию, третьи передавали изделия купцам, которые, не принимая никакого участия в производстве, занимались только их скупкой и сбытом. Следовательно, в области ткацкого производства наблюдалось наличие разных видов ремесла: домашнего, на заказ и на рынок. В целом производство имело товарный характер.
Изготовление таких тканей, как самаркандский бархат и бухарская алача можно рассматривать как примеры свидетельства специализации Самарканда и Бухары на выделке отдельных видов тканей. Для более ранних столетий подобная специализация была отмечена в работе А. Ю. Якубовского, который писал: «Почти каждый город славился выделкой той или иной хлопчатобумажной, шелковой, а иногда и шерстяной ткани» (А. Ю. Якубовский. Феодальное общество Средней Азии…, стр. 5).
Специализация Самарканда и Бухары на производстве разных сортов тканей и местное своеобразие этих тканей способствовали распространению торговли текстильными изделиями за рамки местных рынков. Убедительный пример в этом отношении — производство малинового бархата в Самарканде, изготовлявшегося в расчете на экспорт «во все края и страны».
Название сельца Алачабафан, упоминающегося в документе XVI в., можно рассматривать как один из примеров специализации жителей данного местечка на производстве определенного вида ткани, изготовлявшегося местными мастерами в расчете на вывоз. Город являлся основным центром изготовления тканей, но не единственным.
Ткацкие изделия составляли одну из основных статей внутренней и внешней торговли среднеазиатских городов, а также являлись одним из предметов обмена с кочевой степью. В этой области наблюдается разная форма соединения торгового капитала с ремеслом.
Как отметили К. Маркс к Ф. Энгельс. «Наряду с ткавшими для собственного потребления крестьянами, которые продолжали — и поныне продолжают — это делать, в городах возник новый класс ткачей, ткани которых были предназначены для всего внутреннего рынка, а по большей части также и для внешних рынков».
В Самарканд и Бухару доставлялись разнообразные материи из других городов шейбанидского государства. Однако среднеазиатская знать не довольствовалась местными тканями. Для удовлетворения ее вкусов ввозились дорогие материи из других стран. Ярлык бухарского хана Абдулазиза (1643) был выдан «торговому человеку» Ходже Ибрахиму для того, чтобы он купил в России для ханского обихода «узорчатые русские товары», «шелк цветной». Тонкие белые ткани, «которые татары обвивают вокруг головы, а также другие сорта белых материй, употребляемых при шитье одежды из хлопчатобумажной бумаги», доставляли из Индии. Оттуда же завозили ткани чит, чубтар, хосса и другие. «Персы привозят сюда материи, хлопчатую бумагу, полотно (и) пестрые шелка», «из Китайских стран в мирное время и, когда проезд свободен, сюда привозят атлас, камку и тому подобные вещи»(Дженкинсон. Путешествие в Среднюю Азию…, стр. 184), — отмечает Антоний Дженкинсон. Ткани завозились в Среднюю Азию также из Афганистана, а согласно сообщению автора «Манокиби Ходжа Ахрар», и из Турции. В свою очередь, из Самарканда и Бухары снаряжались большие караваны, которые доставляли ткани в другие государства.
Выше были приведены сведения из описей, на основании которых можно составить список среднеазиатских тканей, экспортировавшихся в Московское государство в конце XVI-XVII в. Они составляли основную часть вывозившихся в эти края товаров.
Среднеазиатские ткани доставлялись также и соседние степные районы, как об этом сообщают Фазлаллах ибн Рузбихан, Султан Бабур и другие историки. А относительно вывоза товаров в Хивинское ханство Дженкинсон, посетивший Ургенч в 1558 г., писал, что в городе «одна длинная улица крыта сверху: она служит им рынком. Главнейшие товары, которые здесь продают, — это те, которые привозят из Бухары или из Персии…»( Дженкинсон. Путешествие в Среднюю Азию…, стр. 177).
Основное место среди экспортируемых товаров занимали хлопчатобумажные ткани, привлекавшие малосостоятельного потребителя сравнительной дешевизной, прочностью и яркими красками. Массовый сбыт и внутри страны и за ее пределами имели теплые и прочные бязи, разноцветные набойки-чит, ткани из более тонкой пряжи — алача. Таким образом, в рассматриваемый период Средняя Азия являлась производителем и экспортером тканей и изделий, главным образом, из хлопка. В меньшей степени вывозились шелковые материи. В отличие от раннего средневековья основная масса экспортной продукции ткачей была рассчитана не на феодальную знать, а на средине слои населения.
Широкая торговля способствовала расширению ткацкого производства на землях среднеазиатских государств. При полном господстве феодального строя ткачество, которое занимало ведущее место в ремесленной промышленности, по-прежнему оставалась основанным на ручном труде и выработка высококачественных материй была возможна лишь благодаря традиционному умению народных мастеров.

Красители, красильное дело в Самарканде и Бухаре в XVI веке Творчество отдельных кубачинских мастеров