С 1868 года Бухарское ханство стало вассальным государством, сохранявшим собственное внутреннее управление.
Кроме других условий, поставленных эмиру в мирном договоре, Россия выговорила себе, во-первых, полноправие в Бухаре всех русских, которым позволено заниматься ремеслами, торговлей, судоходством по рекам, приобретать недвижимую собственность, и, во-вторых, предложила эмиру воспретить торговлю невольниками, которая до завоевания была сильно развита в Бухаре.
Казалось, что все формы самоуправления остались те же, но в сущности все изменилось, так как глава правоверных с первого же шага должен был так или иначе считаться с волей более сильного туркестанского генерал-губернатора.
Спустя четыре года, в 1872 году, русское правительство воздвигло в Кала-Ата форт, по имени Георгиевский, а в 1885 году, со вступлением на бухарский престол ныне властвующего эмира Сеид-Абдул-Ахат-Хана, учредило в Бухаре русское политическое агентство с двумя должностями: политического агента и драгомана.
Политический агент не только следит и охраняет интересы русских, проживающих в Бухаре, но и зорко наблюдает за действиями туземных властей. Роль драгомана сводится к роли мирового судьи для сталкивающихся интересов русских или одной стороны русской, другой туземной.
Таким образом, полицейская власть России проникла и проникает далее, чем ее оружие, во внутренность азиатского континента.
Во главе ханства стоит самодержавный эмир, обладающий нераздельной деспотической властью, и право его казнить и миловать любого из своих подданных неограниченно.
При смерти он назначает себе преемника, одного из своих сыновей, в случае же внезапной смерти эмира, народ сам избирает себе нового из сыновей умершего повелителя.
Для ближайшего выполнения неограниченной воли эмира, все же опирающейся на писанный закон — Шариат (мусульманский духовно-нравственный кодекс), и обычное право, существует коронный суд и правительство. Во главе суда стоит министр юстиции и духовных дел — казы-келян, и, следовательно, не только просвещение, но и гражданские дела страны находятся в руках духовенства.

Весь судебный строй мусульман опирается на единоличность судьи — казия.
В шариате указано, что должность казия могут занимать, во-первых, люди свободные (не рабы), совершеннолетние, здоровые, исповедующие ислам; во-вторых, люди лучшие, не имеющие в своей жизни грязного и темного прошлого, хорошо знакомые с мусульманским законодательством, так как в руках их находится право над жизнью и смертью подданных эмира. В шариате также имеется ряд указаний, как должен относиться казий к тяжущимся сторонам во время разбора дел и как он должен вести себя в обществе, чтобы сохранить на должной высоте почетное положение беспристрастного и справедливого судьи.
Домогаться должности казия шариатом категорически воспрещено. Поэтому в старые времена, прежде чем остановить свой выбор на том либо другом лице, глава государства много думал и советовался со своими приближенными и духовными сановниками страны.
Насколько была велика и тяжела ответственность казия, можно судить по сохранившемуся преданию, как лучший человек Имам-Акзам, будучи назначен казием, отказался от этой чести и предпочел выдержать 90 ударов палками и умереть в тюрьме.
С течением времени требования шариата стали обходить, и в настоящее время нравственный ценз казия понижен настолько, что казием может быть назначен всякий, кто не подвергался наказаниям, не превышающим семидневного ареста или тридцатирублевого штрафа, и фактически назначение это зависит от казы-келяна, представляющего на утверждение главы государства то либо другое лицо.
Любопытно, как выражается утверждение в должности казия. Утверждая казия, эмир посылает ему шелковый халат. После этого счастливый казий немедленно обязан явиться к беку-губернатору и поднести ему в дар десять халатов и одну лошадь.
Обязанности казия заключаются в решении уголовных и гражданских дел, в заключении и расторжении браков, в учреждении опеки над имуществом умерших, в разделе таких имуществ, скреплении разного рода торговых сделок и т.п.
Свое решение казий скрепляет именной печатью.
При каждом казие имеется два помощника, аглям и муфтий. Хотя эти лица не составляют коронных чиновников, но на практике они имеют почти решающую роль в исходе процесса.
Аглям — окончивший медресе юрист, тонкий знаток Шариата, а муфтий, так сказать, кандидат на должность агляма.
На обязанности того и другого лежит подыскивание в Шариате мнений имамов по делам, соответствующим разбираемому, и делать из них выписки. Этими выписками пользуется казии во время разбора дела. Аглямы являются не только секретарями казия, отыскивающими ему справки в шариате, но и тонкими авторитетными юристами, так как часто в Шариате попадаются по данному случаю несколько противоположных друг другу толкований, и только весьма опытный аглям в состоянии отыскать убедительные доказательства правоты той или другой стороны.
Звания аглямов удостаиваются весьма немногие, и поэтому они пользуются большим почетом среди правоверных. Так, например, в гостях, на разных собраниях и т.п. им отводится первое после казия место.
К агляму и муфтию обращаются не только судьи, но и тяжущиеся стороны, которые от себя имеют право в виде свидетельства своей правоты также представлять выписки из Шариата.
Недовольные единоличным решением казия могут обжаловать его в обыкновенные или чрезвычайные съезды казиев.
Обжалование решений съезда поступают к министру юстиции, казы-келяну, а недовольные казы-келяном имеют право обжаловать его решение главе государства. Но на практике недовольный даже казием весьма редко решается обжаловать его в съезде, не говоря о жалобах на казы-келяна, для чего у забитого бухарца никогда не хватит гражданского мужества. Таким образом, как назначение судей, так и весь суд стоит в полной зависимости от усмотрения и воли эмира, а следовательно, как будет видно ниже, суд не только не самостоятелен, но является послушным орудием в руках всей туземной администрации.
Имея свой туземный суд, Бухара в то же время является одним из участков товарища прокурора русского Самаркандского окружного суда. В рассказах одного местного товарища прокурора много любопытного пришлось мне слышать о чрезмерно развитом подкупе лжесвидетелей и той наивности, с которой они себя держат в русском суде. Так, например требуется установить, что обвиняемый там-то брал взятку. Приглашаются 5-6 свидетелей. Первый свидетель дает показания, что видел в щелочку, как взятка передавалась таким-то такому-то; второй, третий и, наконец, шестой утверждают одно и то же. На вопрос обвинения: как могло это случиться, что в одну и ту же маленькую щелочку в одно время смотрело 6 человек, свидетели отвечают: «мы сами не знаем, как это могло случиться, но так случилось!» Требуется установить место, где ночевал обвиняемый в такую-то ночь. Было подкуплено два свидетеля, которые пошли на суд, очевидно, не сговорившись. Один свидетель утверждает, что подсудимый не мог совершить преступления, так как в эту роковую ночь он ночевал у него, свидетеля. Второй свидетель утверждает, что обвиняемый в ту же ночь ночевал у него, никуда не отлучаясь. Обвинение опять в недоумении, но тут проявляется обычное у туземцев остроумие и находчивость свидетеля, который спокойно разъясняет прокурору это недоразумение. «Дело в том, — говорит он переводчику, — что мы, свидетели, — соседи. Обвиняемый зашел к нам в кишлак и всю ночь спал на стене, разделяющей наши усадьбы. Тут и вышло недоразумение. Я думал, что он ночует у меня, а сосед принял его за своего гостя».
Такими и тому подобными эпизодами весьма богата местная судебная практика.
Как было сказано, исполнителем воли эмира служит правительство, первым министром которого является казы-келян. Не меньшее значение имеет министр финансов, куш-беги.

В административном отношении вся страна разделена на губернии — бекства, которыми управляют беки — губернаторы, назначаемые и сменяемые непосредственно эмиром.
В бекстве имеется казий, на обязанности которого лежит не только суд, но и роль податного инспектора, которую исполняет также и особо назначаемый в каждое бекство чиновник, пользующийся особым доверием эмира.
Бекство делится на уезды — амлякрадства. Амлякрады — исправники не имеют административно-полицейской власти, а все заботы их сводятся к исчислению количества засеваемой жителями земли и размеров получаемого урожая.
Полицейские обязанности исполняют так называемые аксакалы — «белая борода», которые больше служат чиновникам, чем обществу, охрана которого является прямой их обязанностью.
Как видит читатель, механизм государственной машины не особенно сложен и сосредоточивается, главным образом, на деятельности администрации по части сбора податей.
Даже независимый в других странах суд в лице казия принимает деятельное участие в сборе налогов.
Кроме налога на торговлю и промышленность, так называемого зякета, размеры которого равняются 2½ % стоимости продуктов торговли, зякет собирается и у кочевников-скотоводов в размере 1/40 части их стада.
С продуктов земледелия взимается подать — херадж. Херадж на виноградники, которые считаются самым доходным хозяйством, равен 60-ти теньгам (12 руб.) в год с десятины. С прочих же земель, составляющих собственность обывателей, взимается десятая часть урожая.
Налогами облагаются также земли, принадлежащие государству.
Как это ни странно, но это так!
Государственными землями, правильнее землями эмира, считаются пустыни, склоны гор, которые орошаются дождями, и те земли, которые орошаются на счет государства, т.е. эмира.
Эти земли обыкновенно сдаются в аренду, а уже с арендатора взимается государственный налог, в размере одной четверти урожая пшеницы и ячменя и одной трети с посева хлопка. Кроме хераджа, со всякого арендатора взимается особая плата за право пользования землей.
Если обрабатывающий землю арендатор платит подати исправно, то он не может быть удален с занимаемого им участка, но сам может передать свое право другому лицу.
Освобождаются от налога земли, завещанные в пользу мечетей, мектаб, медресе и других благотворительных учреждений, и земли, принадлежащие лицам, оказавшим государству те либо другие воинские или гражданские услуги. Таких лиц с их потомством эмир жалует грамотой, освобождающей владельца от податей на «вечные времена».
Итак, после жатвы на полях происходит жатва населения.
Прежде всего действует амлякрад.
Ни один земледелец не имеет права продать горсти своего зерна, пока к нему не явится амлякрад и не измерит весь умолот и не определит размеров подати, которую земледелец должен внести за этот год. Эти сведения поступают к беку, а бек отправляет их эмиру.
В то же время такие же справки собирает казий вместе с уполномоченным от эмира чиновником, и оба они отправляют их эмиру.
Справки бека эмир поверяет справками казия и своего доверенного, и, когда все это исчисление окончено эмир, сообразуясь с окончательной цифрой поступлений, устанавливает цены (Установлением цен эмир, очевидно, регулирует общую сумму поступающих налогов) на продукты земледелия, и только после этого его подданные могут продавать хлеб и сейчас же должны платить налоги деньгами или натурой. Деньги собирают эмирские чиновники, а подать натурой собирают беки, Собранный хлеб бек
обязан продать по установленной эмиром цене, но фактически весь хлеб остается по этой цене у бека, а покупателями являются подставные лица.
Кроме этих податей, каждое бекство обязано посылать эмиру установленный им же подарок. Этот подарок и собранные подати поступают к куш-беги, а от него направляются в государственную казну.

Государственная казна есть нераздельная собственность эмира, из которой он по собственному усмотрению, в виде милости, весьма скромно, расходует деньги на то или другое предприятие, связанное с пользой народа.
А жалование чиновникам и судьям, а расход по народному образованию? — спросит читатель.
Мечети, мектабы и медресе ведь существуют на свои собственные средства. Плату духовенству, учителям еженедельно приносят прихожане. А чиновники и судьи, состоящие на государственной службе, по твердо установившемуся обычаю, жалования не получают.
Служащие при дворе живут милостями эмира, а администрация кормится поборами.
Снисходя к ней, эмир разрешает скромную стрижку населения.
Удостоенное высшей санкции взяточничество порождает, конечно, алчность чиновников, безграничный произвол во всей системе управления, а потому, с одной стороны, неслыханная роскошь у правящих классов и их поддерживающих богачей, с другой — подчас ужасающая бедность народа.
Достаточно при сборе податей не дать взятки амлякраду-исправнику или подарка беку-губернатору — тотчас донос.
Донос — это первоисточник всей государственной мудрости, так как несчастного без суда и следствия административно загонят «куда Макар телят не гонял», — вплоть до смертной казни.
Даже суд нечист на руку.
Несмотря на то, что тяжущиеся стороны платят судье по таксе, установленной судом, все же дело будет проиграно, если до разбора его не сделать особого подарка судье: ведь в Шариате есть очень много противоречивых мнений и всегда делу можно дать то либо другое толкование.
Забитое население безропотно переносит этот гнет, эту опеку, этот произвол и разгул безумных страстей «всесильных мира сего».
Итак, читатель, подведем итоги общественного строя Бухарского ханства.
Эмиру подати — правительству милости; губернатору подарки — исправнику взятки; судье по таксе, а «белой бороде» — что придется.
Что же народу?
Покорным — ничего, а непокорным, ворам и мошенникам — тюрьма и смертная казнь, Впрочем, и в тюрьме арестанты содержатся на свой счет или кормятся подаянием, так как преступник по мнению бухарской администрации, лишается всех прав состояния, не только присвоенных лично, но и данных ему Богом, т.е. просто прав человеческих.
Посетивши Бухару, я побывал и в бухарской тюрьме, расположенной рядом с дворцом эмира. Когда мы проходили по базарной площади — Регистану, наш проводник предложил нам купить на один рубль лепешек, поясняя, что все посещающие тюрьму туземцы и иностранцы раздают эти лепешки голодным арестантам. Лепешки были куплены.
Приближаясь к тюрьме, мы увидели довольно высокий, отвесный, очевидно, насыпной холм и глиняную стену, окружающую тюрьму. Хотя проводник уверял нас, что холм — сплошная насыпь, все же есть те либо другие основания предполагать о существовании в этом холме подземелий. Поднявшись на гору, мы взошли в узенькие тюремные ворота, где нас встретил тюремный начальник и подследственный арестант в кандалах, пользующийся благосклонным вниманием начальника и потому заменяющий обязанности привратника.
Как кандальник, так и тюремный начальник немедленно протянули руки, произнеся «теньга». Тот и другой получил по теньге.
Лишь только мы вошли во двор, к нам подошел второй кандальник, также благонадежный и с тем же словом «теньга», а получив теньгу, молча взял от проводника лепешки и стал раздавать арестантам, сидящим в казематах.
Завидя нас, арестанты бросились к решетчатой двери с неистовыми криками: «хозяин (почему-то во всей Бухаре русских называют «хозяевами»), хлеба, хлеба, чаю, мы голоден, кормить не дают, вода не дают, хозяин, ничего не дают»! — Все это произносилось по-русски. Такая необычная обстановка нас ошеломила. Не говоря о европейских тюрьмах, даже наши русские тюрьмы, со всем их несовершенством, грязью и грубостью, с которой относится администрация не только к каторжникам, но и к политическим преступникам, — наши тюрьмы — это рай в сравнении с бухарской.
На небольшом дворике расположены три каземата. По своей системе истязания человечества, они несколько напоминают собой знаменитые петропавловские и шлиссельбургские каменные мешки, а по наружному виду очень похожи на колокол. Эти три каменные колокола углублены аршина на два в землю и имеют одно входное отверстие, запирающееся железными планками, при чем каждая планка снабжена замком.
Вверху колокола имеется круглое окошко, через которое проникает свет в каземат.
Когда мы подошли к двери одного такого колокола, нас поразило необычайное зрелище. Прежде всего нас обдало не поддающимся описанию запахом не то жара, не то сырости, не то навоза. Весь пол каземата был устлан камышовыми циновками, на которых лежали, сидели и стояли арестанты, обмахиваясь тростниковыми веерами, У стены камеры расположено общее отхожее место, обгороженное старыми циновками, а на веревочках, протянутых от стены до стены, висели и сохли разные тряпки, рубашки, халаты и т.п.
Все арестанты закованы в кандалы, а более тяжелые преступники, кроме кандалов на ногах, прикованы к стене цепями, проходящими крестообразно по груди, причем арестант все время находится в полусидячем положении.
Мы видели семь таких живых мертвецов с тупыми, безумно тоскливыми лицами, ожидающими смерти уже 20 лет, так как попавшему в тюрьму преступнику, а быть может и случайной жертве доноса или коварных интриг, — навеки закрыта дорога в живой мир. Каждая камера битком набита такими полуголодными, полуодетыми кандальниками, обреченными доживать свой век в этих каменных мешках без воздуха, без прогулок, без пищи, а главное без надежды.
Впрочем, они не лишены надежды!
Тюрьма в силу необходимости была построена один раз. Постройка новых казематов для этих отверженных и презренных людей ни в коем случае не может входить в расходы казны, которая до крайности скупа. Место для новых арестантов очищается очень просто. Если казематы тюрьмы переполнены сверх невозможности, начальник тюрьмы сообщает об этом эмиру, и последний издает приказ, — казнить столько, чтобы осталось свободное место. При очищении места для новых арестантов начальнику тюрьмы предоставляется полный простор вымещать свою злобу на любом из старых арестантов.
По указанию начальника арестантов выводят на площадь и публично казнят. Подобное же наказание грозит и тому, кто уличен в употреблении спиртных и вообще каких-либо опьяняющих напитков, запрещенных, как известно, еще Магометом.
Смертная казнь очень распространена в Бухаре и производится либо через повешение, либо приговоренного просто режут ножом, как барана.
Ежегодный доход государственной казны эмира равен 5-6 миллионам рублей. Из этих денег 1½ миллиона рублей отпускаются эмиром ежегодно на содержание войска. Это — единственная статья расхода в государственной росписи.
Вся бухарская армия состоит из постоянного войска, лаш-кары, и ополчения, нау-кары.
Как в том, так и в другом войске служат добровольцы.
Численность армии в мирное время простирается до 20-ти тысяч человек, а в случае объявления священной войны призываются к оружию все правоверные.
Армия делится на пехоту, конницу и артиллерию.
Пехота составляет главную и большую часть войска. Она вооружена курковыми ружьями с ножами-штыками, но имеется еще много фитильных и кремневых ружей, и обучается по русскому уставу 60-х годов.
Из экономии солдат не учат стрелять. Стрельба производится только два раза в год и холостыми зарядами. Муштровка пехоты ограничивается ружейными приемами и несложными построениями.
Команда производится частью по-русски, частью по-турецки и иногда не имеет ни малейшего смысла. Насколько можно верить сохранившимся рассказам, этой команде обучал некогда пехоту беглый русский казак Попов, сделавшийся затем главнокомандующим бухарских сил.
Кавалерия устава не имеет и занимается по собственному почину. Каждый кавалерист обязан иметь свою собственную лошадь, седло и т.п. принадлежности, а буде кавалерия пожелает отбывать лагерный сбор, она обязана иметь собственные палатки.
Только артиллерия снабжается казенными лошадьми, которые поставляются в виде подати одним южным бекством.
Артиллеристов считается одна рота в 300 человек при 20 медных старинных пушках.
Все роды оружия пополняются охотниками, которые несут службу до самой старости. Поэтому строй представляет собой оригинальную, но далеко не внушительную картину смешения престарелых воинов с безусыми юношами, едва умеющими держать оружие.
Унтер- офицеры и офицеры имеются только в регулярных войсках. Каждый рядовой за выслугу лет или за особые заслуги может быть пожалован эмиром званием офицера или унтер-офицера, но в действительности офицерские чины занимают родственники приближенных эмира и родственники правящих классов.
Все войско одето плохо, и мундир его заимствован у русских солдат. Почти у всякого солдата, которого мне пришлось видеть, из-под форменной русской рубахи с синими эполетами выглядывает своя длинная туземная с ее длинными рукавами.
Забота о продовольствии солдат лежит на обязанности куш-беги — министра финансов, распоряжения которого исполняет особый чиновник, казначей — бурбан.
Главное командование пехотой и артиллерией сосредоточено в руках тупчи-баши, начальника артиллерии, который в случае войны становится главнокомандующим всей бухарской армии, включая сюда и конницу.
Высшая власть над войсками принадлежит эмиру, при особе которого состоит собственный его высочества конвой, сформированный из части бухарской кавалерии, одевшей, после дарования эмиру звания атамана терского казачьего войска, костюм терских казаков.
Для чего существуете вся эта бухарская армия — трудно сказать. Всякая страна имеет двух врагов: внешнего и внутреннего. Так как внешний враг Бухары, задумавший посягнуть на ее «самостоятельность», встретит сопротивление со стороны вассала — России, для чего на границе с Афганистаном имеются русские войска, то, очевидно, бухарская армия существует только для врага внутреннего, могущего посягнуть на права и интересы правящих классов. И действительно, большая часть бухарской армии в настоящее время сосредоточена в столице ханства и несет сторожевую службу при дворцах, дворцовых складах, тюрьмах, и внешняя ее воинственность может устрашить только лишь забитого и пугливого туземца.