Сасанидская Персия существовала в 236-636 годах нашей эры. Влияние искусства этого могущественного феодального государства на соседнюю Византийскую империю уже достаточно было нами учтено в предыдущем очерке. В архитектуре Сасанидов мы имеем такие достижения, как, например, разрешение проблемы парусных перекрытий; нас до сих пор восхищает и поражает Сасанидская резьба по слоновой кости, ювелирные и серебряные изделия, наконец, изумительные по красоте Сасанидские вышивки и ткани.
В изделиях из благородных металлов, которые хранятся во многих сокровищницах искусства, начиная с японского храма Гариужи и кончая нашим Эрмитажем и Парижской национальной библиотекой, — везде видны те же характерные черты Сасанидского искусства: полные движения, реалистически изображенные фигуры людей, животных и птиц. Сасанидская скульптура, в свою очередь, дает нам представление о тканях и помогает их датировать. В Таг-и-Бостане, например, в большом гроте изображена, отчасти в духе еще ахеменидских традиций, колоссальная статуя Хозроя II, а на стенах грота слабым рельефом увековечены сцены царской охоты, причем все фигуры в этой композиции изображены в костюмах из узорных тканей. Поскольку таг-и-бостанская композиция, по надписи на ней, относится к 620 году нашей эры, постольку это позволяет нам точно датировать и многие дошедшие до нас подлинные ткани с аналогичными таг-и-бостанским рельефам узорами.
Корни Сасанидского производства и украшения тканей опираются прежде всего на технические приемы тканья и вышивок, которые восходят ко временам древнего Вавилона и Египта. Но что касается узорных шелковых тканей, то они вообще в древности были очень редки. Не следует забывать, что шелководство очень долго не было известно ни в Европе, ни в Передней Азии, и тайной разведения шелковичных червей, т. е. получения сырья и производства шелковых тканей, владели только Китай и, может быть, несколько позже — Индия. Правда, сохранились сведения, что в шелковые ткани одевался один из полководцев Александра Великого- Неарх, но, конечно, это были привозные ткани, а не продукт персидского производства. Персия получала шелк-сырец из Бухары и Самарканда, куда китайские караваны стали приходить с конца II века, и только при императоре By-Ли, в начале нашей эры, был открыт караванный путь, защищенный рядом крепостей, через пустыни Гоби, Тарим и Памир. В настоящее время трудно указать пункты переработки китайского шелка в Сасанидской Персии. Можно лишь предполагать, что одним из крупных центров такой переработки был Хузистан, в городах которого издревле процветало ткацкое производство. При дворах персидских феодалов имелись особые ткацкие заведения, называемые «тирац» (Tiraz), где производилась обработка шелка и выделка тканей. Вышивками славился Ктезифон на Тигре. Дошедшие до нас образцы Сасанидских тканей работались из крученого шелка тем способом ручного гобеленового тканья, о котором мы говорили выше — при характеристике древнеегипетского производства.
Но местные традиции ручного ткачества дополнялись, вероятно, приемами, заимствованными из других стран. Возможно, что первые мастера, первые приемы техники и образцы по выработке драгоценных шелковых тканей с разнообразными рисунками были из Китая. Стремясь затем культивировать у себя чрезвычайно выгодную шелковую промышленность, персы пополняли кадры своих мастерских и из числа военнопленных. Например, в IV веке Шапур II после своего набега на Сирию переселил оттуда в свою страну целую партию пленных ткачей по шелку, знакомых с античной культурой и римским рынком сбыта. В общем Сасанидская Персия по крайней мере на два столетия опередила Византию в организации собственной шелковой промышленности. Ткани и вышивки составляли чрезвычайно важную статью персидского экспорта. Отметим, между прочим, что среди Сасанидских тканей попадаются и набивные бумажные ткани, более доступные по своим ценам, чем шелковые. Набойка воспроизводит иногда античные сюжеты, быть может, те же, что бывали и на шелковых тканях, только в более грубом исполнении.
Дошедшие до нас Сасанидские ткани относятся к VI-VII векам. Большинство из них является или погребальными одеждами разных западноевропейских монархов и знатных церковников, найденными при раскрытии погребений, или реликвиями культа. Обычным местом хранения их служат ризницы древнейших западноевропейских церквей и соборов. Особенно богаты Сасанидскими тканями: во Франции — бывший монастырь в Сансе, в Германии — Аахенская капелла и в Риме — капелла Латеранского собора — Sancta Sanctorum.
Что касается нашего Союза, то он очень богат Сасанидским серебром, найденным в пределах Пермской и Вятской губерний, но Сасанидских тканей у нас совершенно нет.
Если мы обратимся теперь к анализу рисунков Сасанидских тканей и вышивок, то лишь в отдельных случаях нам попадутся античные сюжеты. Такова, например, бумажная ткань с рисунком, изображающим похищение Ганимеда, хранящаяся в Берлинском художественно-промышленном музее. На подавляющем большинстве тканей, как этого и следует ожидать по условиям социального уклада Сасанидской Персии, мы встретим стиль, близкий к феодальным мотивам скульптурных изображений, чеканных чаш, блюд и кувшинов. Видное место занимает здесь апофеоз царской власти, картина обычного развлечения феодалов — охоты, стрельбы, управления конем; очень распространена феодальная символика, о которой мы уже имели случай говорить в очерке о Византии, — фантастические и реальные животные, олицетворяющие силу и могущество. Наконец, феодализм создает для себя твердую идеологическую опору в религии и охотно вводит в тот или иной узор религиозные сюжеты, как, например, стилизованное изображение «жертвенника огня (Pirée) и «древа жизни» (Home).
Узоры на тканях, изображающие охоту, отличаются очень большой высотой раппорта, от 0,90 до 0,99 метра. Действующими лицами в них являются Сасанидские цари или князья. Фигуры обычно сдвоены, т. е. расположены по обеим сторонам центральной оси, обработанной или в виде Home (древа жизни), или же в виде фантастического орнамента. Это, очевидно, традиция так называемого «геральдического стиля» шумерской Передней Азии, легшего в основу ассиро-вавилонского искусства и через него дошедшего до Сасанидской Персии. Фигуры всадников обычно обращены назад. Управление лошадью одними ногами чрезвычайно типично для всех кочевников, будь то парфяне, персы, монголы, скифы или турки. Такая поза повторяется почти во всех композициях. Любопытно отметить, что эта поза, обычная для народа, проводившего всю жизнь на коне, между охотой и войной, отражающая его быт и нравы, долго сохраняется неизменной в узорах. Оставленная на время, она воскресает после долгих лет забвения в мусульманском искусстве XVI и XVII веков, когда на страницах манускриптов, тисненой коже и на шелковых тканях эпохи Сефевидов вновь появляются подобные фигуры.
Изображение жертвенного огня на тканях встречается на всем протяжении Сасанидской истории, изменяясь только в смысле развития самой формы его. Древо жизни (Home) было для персов также символом божественного возрождения живых существ и вещей. Сначала его изображают в виде пальмы, позднее — в виде кипариса или более или менее фантастического растения. Звери, одиночные и парные, представлены то мирно стоящими около жертвенника огня или древа жизни, то в борьбе между собою, то нападающими на всадников, то спокойно лежащими у ног этих последних. Их фигуры, взъерошенные и озлобленные, с украшенными растительными мотивами туловищем и конечностями, изображены необыкновенно реалистично. Часто встречаются странные сочетания полуптиц-полузверей; смелость в трактовке крыльев и хвостов этих чудовищ, свободно и легко нарисованных, вообще характерна для Сасанидских памятников, которые являются предметом подражания в течение многих столетий.
Скачущие крылатые лошади, грифоны и другие звери и птицы, вошедшие в звериный орнамент этого искусства, и на тканях, и отчасти на серебре, имеют на местах выдающихся мускулов узорные клейма всевозможных форм, создающие особый тип стилизации, необыкновенно характерный для этого искусства. Птицы на Сасанидских тканях — петухи, утки, павлины — также имеют фантастическую орнаментовку. Их реальные формы часто покрыты чешуей, бусами, стилизованными венками и целыми цветочными узорами. Все это нагромождение элементов декорации не производит давящего впечатления и не уменьшает поразительной легкости самого изображения. Даже утомительное и медленное шествие зверей и птиц на классических памятниках Персии, благодаря мастерству художника, не утомляет глаз, несмотря на монотонность мотива.
По своей трактовке все перечисленные мотивы Сасанидских узорных тканей обычно развиваются по обеим сторонам средней оси композиции, которая делит ткань во всю длину; часто они заключены в круги, или соприкасающиеся между собою или соединенные особыми розетками. У древних авторов подобный прием украшений с кругами называется circumrotatum или rotata, тогда как расположение в клетках называется scutulata. Заключение узора или сюжета в круг вообще было свойственно Востоку, и мозаичные полы Сирии обычно разрешают свои композиции в этой форме.
Композиция в кругах, развертываясь по бокам средней оси, представляет собою или симметричное или идентичное повторение одних и тех же фигур, повернутых то лицом, то спиной друг к другу.
Встречаются также ткани, где композиционное разрешение узора идет не в круговых обрамлениях, а полосами. Можно признать такое разрешение наиболее древним, так как оно находит себе параллель в древнеперсидском искусстве эпохи Ахеменидов. В тронном зале Дария в Персеполе подобным образом расположены фигуры львов, быков и грифонов.

Остановимся более детально на некоторых дошедших до нас Сасанидских тканях.
Из тканей с апофеозом царской власти интересны следующие: Темно-синяя шелковая ткань из церкви св. Урсулы в Кельне, ныне хранящаяся в Художественно-промышленном музее в Берлине (см. рис. 39). По времени изготовления она относится к первой половине VII века и представляет беспрерывно повторяющуюся композицию с сдвоенным изображением Сасанидского царя верхом на грифоне в борьбе с крылатым и рогатым львом. На всаднике царская корона с крыльями, в виде шапки той же формы, что на монетах эпохи Хозроя II (591-628) и его внука Эздегарда III. Бритое лицо царя заставляет относить эту ткань к последним Сасанидам и датировать ее ранее 640 года. Изображение борьбы царя со львом, по мнению Отто фон-Фальке, имеет мифологический характер и символизирует победу царя над противником, подобно победе Ормузда над Ариманом. Эздегард сидит на грифоне, обернувшись назад. В листьях дерева, разъединяющего всадников, видны фигуры гениев, подающих помощь царю. Остальной фон ткани заполняют львы и козероги, орнаментированные теми светлыми пятнами, которые еще много столетий будут отличительными признаками персидских изображений животных и птиц. На темно-синем фоне фигуры выделяются песочным, красным и зеленым тонами.
Другая интересная ткань была найдена в раке св. Гуниберта, в Кельне. Это самая крупная по размерам раппорта композиция Сасанидской ткани: круги ее достигают 0,99 метра в диаметре.
В них на темно-синем фоне, под сенью финиковой пальмы симметрично изображены повернувшиеся назад два всадника с натянутыми луками. Выпущенные стрелы уже пронзили льва вместе с его добычей — диким ослом. Цветущие растения, орлы, охотничьи собаки и зайцы заполняют фон. В листве пальмы изображено шесть птиц. Обрамления кругов в 9 1/2 сантиметров шириною из цветочного сердцевидного орнамента. Композиция эта представляет охоту Сасанидского князя Баграм-Гура (420-434). На нем остроконечный шлем, обычный для парфян и скифов, в руке длинный лук — оружие азиатских кочевников, на груди вышивка. Богатая упряжь коня дополняет наряд князя. Промежутки между соприкасающимися кругами заполнены плетешками ремневидного орнамента, которые напоминают собою заставки русских рукописей XII-XIV веков. Фон-Фальке утверждает, что куски этой Сасанидской ткани относятся к VI веку (* см. сноску ниже) (см. рис. 38).

* Ее повторения с незначительными вариантами имеются в Англии, в Кенсингтонском музее (№ 583, 93), и в Италии, в миланской церкви Сант-Амброджио. О происхождении миланского образца известно, что в самом начале VI века епископ города Лаврентий вложил в гробницы местных святых драгоценные ткани с изображениями, подобными только что описанным.

Третья ткань с изображением охоты найдена в Трире. В настоящее время она разделена на две части, из которых одна хранится в Берлинском художественно-промышленном музее, а другая — в музее Нюрнберга. Раппорт этой ткани — 0,9 метра. Она темно-синяя и имеет в кругах изображение охоты царя на львов. Как и на первой из описанных тканей, царь изображен верхом на грифоне. Одежда его покрыта такими же богатыми вышивками. Голова украшена остроконечным шлемом с тремя перьями. Длинные вьющиеся волосы царя ниспадают на плечи, как на монетах Фраата III или как у Сапора I в известном барельефе, изображающем его победу над римским императором Валерианом. Всадники обращены лицом к зрителю, одной рукой они держатся за ветвь древа жизни, на котором сидят птички. Под ногами грифонов — группы львов, терзающих оленей, и отдельные фигуры хищников в различных положениях. Все это заключено в круг, в бордюре которого в маленьких медальонах, указывающих на античное влияние, находятся фигурки различных животных. Эти крупные круги со сценами охоты скреплены между собою розетками с изображением горных орлов, терзающих газелей. Между группами — фигуры горных баранов и мотивы растительного характера, к сожалению, плохо сохранившиеся (в альбоме Лессинга ткань эта воспроизведена в натуральную величину на четырех отдельных таблицах) (см. рис. 44).

Типичным мотивом в рисунках Сасанидских тканей являются также изображения фантастических животных, которые восходят в своей основе к мифологическому творчеству древнего Вавилона. В Лондоне, в Кенсингтонском музее, и в Париже, в Музее декоративных искусств, имеются два куска одной и той же темно-зеленой шелковой ткани типа камки или дама. На ней в соприкасающихся кругах, диаметром 35,5 сантиметра, соединенных в местах касания овальными розетками с полумесяцем — гербом Сасанидов, изображены грифоны, с раскрытой пастью, резко очерченными скулами, с кривыми когтями (см. рис. 40). Совершенно почти тождественное изображение грифонов встречаем мы и на кайме одежды царя Хозроя II в одном из таг-и-бостанских рельефов, и это позволяет нам отнести только что описанную ткань к Сасанидскому искусству VII века (* см. сноску ниже) (см. рис. 41).

* Подобные таг-и-бостанским грифоны изображены на серебряной вазе эрмитажного собрания (опубликованной покойным Я. И. Смирновым в его труде «Восточное серебро петербургского Эрмитажа») и на одной из тканей Музея христианских древностей в Риме.

Фантастические грифоны внушают почтение и устрашают. Наоборот, изображения птиц, как красивых аксессуаров мирной жизни, имело целью расположить в пользу царя или его князей сердца их подданных. Кроме того, петух являлся для зороастризма священной птицей (о ритуальном значении петуха «parodarsh» Авесты см. К. F. Geldner. «Die Zoroastrische Religion», 1926, стр. 38-40). На одной ткани VII века из собрания Sancta Sanctorum Латеранской церкви в Риме даны крупных размеров стилизованные петухи. Нимб вокруг их головы подчеркивает ритуальное значение этого изображения. Датировке в этой ткани помогает нам таг-и-бостанский рельеф ввиду полного совпадения розеток между кругами ткани с розетками рельефа. Ткань, очевидно, относится также к VII веку (см. рис. 42).

На том же таг-и-бостанском рельефе мы имеем и узор ткани с изображением утки. С левого края рельефа находятся ряды охотников, верхом на слонах. Они одеты в длинные, до колен, кафтаны и широкие шаровары, суживающиеся книзу. Узор их одежд состоит из стилизованных уток, которые чередуются с цветами лотоса. Поскольку утке отводится видное место в египетской фресковой живописи и поскольку рядом с уткой дано изображение лотоса, можно предполагать, что здесь мы имеем дело с египетским влиянием. Из дошедших до нас тканей с утками отметим, прежде всего, ткань ватиканского собрания. Утка дана в круге, в очень пестром, художественно выполненном оперении, на фоне растительных завитков (см. рис. 43). Отто фон-Фальке относит эту ткань к VII-VIII векам, сравнивая ее с росписью на стене одного пещерного храма в восточном Туркестане (* см. сноску ниже).

* По совпадению Сасанидских и древнеегипетских мотивов (гробницы Бени-Гассана, Эль-Безина, росписи дворца Мединет-Хабусси и пр. ) см.: Erman. «Ägypten und ägyptisches Leben im Altertum», 2-te Auslassung; Ф. В. Баллод. «Очерки истории древнеегипетского искусства». Саратов- Москва 1924, стр. 121-122, 143, 149.

Другая ткань с утками хранится в библиотеке города Вольфенбюттеля. Утки попарно стоят перед древом жизни. Листва последнего, как и оперение уток, дана в виде шашечного узора, как это мы имеем опять-таки на одной из египетских фресок. Изображение заключено в слегка вытянутые в ширину восьмиугольные обрамления. Сарре, находя в этой ткани близкое воспроизведение Таг-и-Бостана, относит ее к IX-X векам (см. рис. 45). Далее изображения не утки, а какой-то длинноногой птицы, может быть, ибиса, мы встречаем на куске ткани из Аахенской капеллы. По темно-зеленому фону ткани даны широкие горизонтальные полосы, на которых изображены идущие друг за другом светло-серые птицы на длинных ногах. Эта ткань, по Сарре, относится к VIII-IX векам (Friedrich Sarre. «Die Kunst des Alten Persien». Berlin 1923, стр. 49-51) (см. рис. 46).
Фон-Фальке, сравнивая изображение этих птиц с миниатюрами Естернаховского кодекса Эгберта, 985 года, считает эту ткань произведением после Сасанидского периода (Otto von Falke. «Kunstgeschichte der Seidenweberei». Berlin 1924, стр. 12). Согласиться с этим определением, по нашему мнению, невозможно, так как конец X века, когда был расписан монахом кодекс Эгберта, не может считаться датой изготовления ткани. Миниатюрист, воспроизводя ее мотив на страницах своей рукописи, очевидно, видел ее среди реликвий того монастыря, где был написан самый манускрипт, а эти реликвии могли несомненно относиться и к более раннему времени.

Из тканей с мотивами специально культового характера интересна ткань, хранящаяся в одной из церквей французского города Манса (Eglise de la Centure du Mans). Это красный пурпуровый шелковый саван с изображением жертвенника огня (Пирей), по бокам которого два льва лижут пламя, — мотив, уже встречавшийся на халдейских и ассирийских цилиндрах (печатях). Бедра львов украшены тавром в виде звезды, как и на Сасанидских вазах Национальной библиотеки Парижа и на многих византийских тканях, представляющих подражание персидским. Эта ткань впервые была опубликована в 1852 году в «Bulletin Monumentale» М. Hucher; позднее ее изучал Ленорман и еще раз опубликовал в «Mélanges Cahier et Martin», II.
Чрезвычайно характерной особенностью Сасанидских тканей является неизменная геометричность всех изображаемых на них узоров и фигур, которая обусловливается некоторой грубостью техники изготовления. Она получается от непоследовательного разделения нитей основы в станке при раскрывании зева. Между прочим, эта техническая особенность устойчиво сохраняется и в более поздних персидских тканях даже в конце XVII века.
Сасанидская Персия выделывала не только узорные шелковые ткани, но и ковры, которыми славился еще древний Вавилон. Ковровое искусство стояло очень высоко, что доказывает, например, знаменитый ковер «Весна Хозроя», доставшийся в руки завоевателей арабов при взятии ими в 637 году столицы Хозроя Ктезифона. Он имел вокруг 60 локтей (локоть — около 60 см) (или около 80 кв. метров) и был исполнен по заказу Хозроя I. На нем представлен цветущий сад с группами деревьев, цветов и каскадами воды. Редкие камни разных оттенков изображали цветы, золотые нити — лучи солнца.