Учение Зороастра — древнейшая религия персов

В древние времена, еще с седой старины, иранцы исповедовали учение Зороастра, названное так по имени великого его основателя. Религия эта одна из самых древних в мире, и трудно определить с точностью, когда жил этот мудрец, хотя по некоторым научным признакам ученые полагают, что он явился не позже 1000 лет до Рождества Христова.
Иранское предание говорит, что, прежде чем начать проповедовать людям, Зороастр, наподобие индийских мудрецов, удалился в уединение; целых десять лет провел он в горах, размышляя о религии. Когда же перед ним ясно встала цель, к которой должен стремиться каждый человек, он пошел по стране, всюду проповедуя свое учение. Близ Каспийского моря великий мудрец посадил будто бы священный кипарис, вырезав на коре его надпись о том, что учение его принял сам бактрийский царь Вистасп. Последователи Зороастра долго потом чтили это священное дерево, и до самых времен магометанства стекалось сюда на поклонение множество богомольцев.
По учению этого глубокомысленного мудреца, весь мир и все в нем существующее делится на два царства: света и добра — с одной стороны, мрака и зла — с другой; каждое из них имеет своего особого представителя: добро восходит к верховному творцу — Ормузду, пребывающему в царстве вечного света, все же злое на земле исходит от Аримана, живущего во мраке; это он создал суровую зиму с ее бедствиями, удушливую жару, истребительный град, вредных и нечистых животных — скорпионов, ящериц, змей и т. п.; он — отец лжи, виновник всего зла, родоначальник самого ада. Каждый из этих могущественных властителей мира имеет подвластных ему духов; их назначение — помогать своим повелителям в неустанной борьбе между добром и злом.
Несмотря на то, что Ормузд и Ариман существовали вечно, первый был все же могущественнее своего противника; своими собственными силами он сотворил вселенную, и царило в ней все доброе и светлое. Но когда по сотворении мира Ормузд удалился в свое духовное жилище, явился вдруг Ариман и осквернил все его творения. Приняв образ змия, этот дух мрака и зла проник в царство добра и, не теряя времени, населил его грехами, пороками, нечистыми животными и своими помощниками — злыми духами. Вот откуда и пошла вечная борьба добра и зла, в которой человек должен стать на сторону Ормузда, так как он сильнее Аримана, и придет время, когда добро непременно победит зло. Так учил мудрый Зороастр, полагая весь смысл человеческой религии в нравственной чистоте. Ормузд — говорил он — требует от человека честной, трудолюбивой жизни, чистоты помыслов, твердое соблюдение раз данного слова; только всем этим и может быть побеждено царство мрака, и тот, кто живет иначе, служит главе его — злому Ариману. И вот, полагая главной и единственной основой религии нравственные начала, Зороастр совершенно не допускает вещественного воплощения божества; поэтому-то у древних иранцев и не было ни кумиров, ни храмов. Они приносили свои жертвы только богам света — на чистых высотах гор или у чистых вод: возжигали чистый огонь, поддерживаемый благовонным деревом, и при пении торжественных гимнов и молитв совершали возлияние сока гаомы (название священного растения, из которого с религиозными обрядами выжимали сок, для чего в каждом доме постоянно имелись стебли его, ступка и чаша. Соку гаомы приписывалось еще и свойство укреплять силы и давать бессмертие, почему его употребляли и внутрь).
Но проникший в Персию ислам (в VII веке по Р. Хр.) мало-помалу вытеснил эту высокую религию и, после продолжительной борьбы с арабами, главные последователи Зороастра удалились в Бомбей (город в Индии), где потомки их, под названием парсов, живут и поныне в числе около 100.000 чел. Англичане, под владычеством которых проживают парсы, глубоко ценят этих людей за их выдающийся ум, энергию и высокую нравственность. В Персии находится в настоящее время около 10.000 парсов, населяющих, главным образом, Иезд или, как они называют его — «Город Света»; живут они общинами и тут так же славятся своими выдающимися качествами, как и их индийские собратья. Но в то время как персидские парсы (или гебры), униженные и загнанные, встречают лишь презрение со стороны окружающих их мусульман, их индийские единоверцы, наоборот, процветают. Среди них не редкость богатейшие купцы, торговые дома которых находятся в больших городах Индии, в Шанхае, Гонконге, Иокагаме, в Лондоне, Египте и т. д. В то время как загнанный, ограниченный в своих правах персидский парс по образованию своему стоит на такой же низкой ступени, как и его притеснители, его индийские собратья не только выдвинули массу людей, получивших вполне европейское образование, но и знаменитых ученых. Почти все они свободно владеют ныне английским языком, на котором многие, в особенности в образованных классах, говорят и в кругу семьи, совершенно забросив свой заимствованный гузерати (новоиндийский язык жителей полуострова Гузерата, куда первоначально укрылись парсы, бежавшие от гонений мусульман (около 720 г. по Р. Хр.) в Индию). Персидские же парсы до сих пор сохранили свое родное иранское наречие, которое несколько отличается от других новоперсидских говоров. Теперь уже не редкость, что индийский парс отправляется для получения образования в Англию, где в большинстве случаев изучает юридические науки; вернувшись домой, он становится адвокатом, ученым или писателем смотря по склонности и способностям. Под влиянием европейских ученых, индийские парсы усердно занялись исследованием своей старины. По своему умственному складу, как и наружному виду, они очень похожи на европейцев, к которым относятся чрезвычайно дружелюбно. Женщины их очень красивы — черноглазые, с тонкими дугообразными бровями и роскошными черными волосами, которые они так любят украшать жемчугом и драгоценными камнями. У себя в доме они полные хозяйки и даже на улицах свободно появляются с открытым лицом. Хотя браки у парсов совершаются между близкими родственниками, но ни вырождения, ни каких-либо особых болезней среди них не замечается. Парс отличается большим гостеприимством и общительностью; его религия предписывает ему помогать бедным — вот почему среди этого народа совершенно нет нищих.

В наибольшей чистоте учение Зороастра сохранилось у индийских парсов, у персидских же их собратьев оно потерпело сильные изменения. Из обрядов, дошедших до нашего времени, упомянем обряд очищения, культ (почитание) покойников и правила обхождения с огнем. Когда мальчик достигает семилетнего возраста, его посвящают в таинство очищения. Обряд этот состоит в том, что ему дают рубашку от козней злого духа и опоясывают священным поясом с тремя шнурками, которые должны напоминать парсу три главные нравственные основы его веры: добрые мысли, добрые слова и добрые дела. Вообще учение о чистоте представляет одну из особенностей религии Зороастра: все что сотворил дух добра — чисто, всякое творение духа зла — нечисто. И вот, стоит человеку совершить какое-либо преступление, уничтожить что-нибудь чистое или оскверниться нечистым — он тем самым идет на службу к Ариману, увеличивая творимое им зло. Собака, например, по учению Зороастра считается одним из самых чистых животных. «Я сотворил собаку, — говорит Ормузд Зороастру в одной из священных книг парсов, — с природным одеянием и природною обувью, с острым обонянием и острыми зубами, преданную человеку и кусающую врага в охрану стадам. Когда она здорова и с хорошим голосом около плетней, то не приближается к деревне ни вор, ни волк и не уносит ничего незаметно. Собака не жадна, терпелива и довольствуется малым, как жрец; она идет впереди и ходит кругом жилища, как воин; по своей бдительности, она всегда не доспит, как земледелец; дом и пища дороже всего для нее, как для поселянина; и при этом она приветлива и ласкова, как ребенок. Воистину, не стояли бы жилища прочно на земле Ормузда, если бы не было собак…» И вот всякий, убивший собаку, тем самым сослужил службу Ариману, и чтобы искупить свою вину должен уничтожить дважды по 800 вредных животных — ящериц, змей, муравьев — и доставить их жрецу…
Почитание умерших возведено у парсов в одну из главнейших обязанностей человека, что не мешает им необыкновенно странно хоронить своих покойников. Парс ни за что на свете не согласился бы предать труп земле или сожжению: это ведь значило бы, по его понятию, что земля и огонь потеряли бы тогда свою чистоту… Уже одно приближение к трупу оскверняет всякого; нечистым же сделал его женский демон Насуш, который вселяется в человека тотчас же после его смерти. И вот, стоит кому-либо хотя нечаянно прикоснуться к покойнику, его подвергают потом девятидневному очищению: под молитвы жреца осквернившийся человек долго отирает пострадавшее место землей, обливает его водой и смывает коровьей мочой, которой приписывается большое очистительное действие…
Из дома, где появился покойник, поспешно уносится все чистое — огонь, посуда и т. д. Когда наступает время выносить усопшего, его кладут на носилки, которые непременно должны нести двое; горе тому человеку, который вздумал бы понести труп один: он осквернился бы навеки, никогда уже больше не очиститься ему и до самой смерти он должен будет жить один, вдали от людей… Покойника уносят на высокие горы, где устроены так наз. башни молчания; совершенно нагое тело оставляется здесь на съедение хищным птицам; все присутствующие быстро удаляются и останавливаются на почтительном расстоянии. Вот коршун, зачуяв добычу, набрасывается на труп; с ужасом следят родственники — за какой глаз вздумает прежде всего приняться хищник: правый глаз принадлежит Ариману, а левый Ормузду, и вот, смотря по тому, какой из них первым выклюнет коршун, почившему предстоят или муки ада, или вечное блаженство… И лишь со временем, когда оставшиеся кости будут совершенно выбелены солнцем, все нечистое в покойном считается уничтоженным и не оскверняет уже больше природы. После смерти человека его поступки подвергаются обсуждению у так назыв. моста Чинвад, отделяющего сей мир от загробного. Взвешиваются его добрые и злые дела: если перевешивают первые — душа попадает в рай; человек получает тогда просветленное тело, которое не будет отбрасывать тени, и будет наслаждаться вечным блаженством, в небесной славе, у престола самого Ормузда… Если же перевес на стороне злых дел, то душа отправляется в ад; при равновесии тех и других — человек остается в промежуточном царстве, в ожидании страшного суда…

Огромное значение в религии парсов имеет служение огню. В этой стихии воплощается для парса все чистое, светлое, все очищающее; ведь огонь ближе всего подходит в его представлении к светлому и чистому лику Ормузда, и вот мало-помалу он сделался символом божества. Когда, с течением времени, жрецы успели исказить высокое учение Зороастра, введя в него массу обрядностей, для отправления богослужения стали строиться особые алтари; они воздвигались, обыкновенно, на высоких местах, под открытым небом, и вечно теплился на них огонь. Вот почему на парсов их завоеватели и смотрели, как на идолопоклонников, и разрушали их жертвенники; на этом же основании многие и поныне совершенно ошибочно называют их огнепоклонниками. Впоследствии, когда парсы начали строить храмы, они устраивали их без крыш; в особом отделении, куда доступ имели одни только маги (жрецы), вечно поддерживался огонь и место это считалось главным святилищем в храме. При богослужении произносились молитвы, пелись гимны, читался закон Зороастра, причем жрец, чтобы не осквернять своим дыханием чистый огонь, надевал на рот особую завесу… Жертвоприношения состояли из хлеба, зерна, цветов, возлияния сока священной гаомы; жертвенных животных не признавал парс, так как это было бы величайшим оскорблением для священного огня. На том же основании парс никогда не задувает огня ртом, а машет на него рукавом до тех пор, пока не потушит. Каждый верный последователь великого пророка постоянно поддерживал огонь и у себя дома; кроме него, и остальные стихии — воздух, вода и земля — пользуются огромным уважением этого народа.
Все дни в году посвящены были Ормузду и его соратникам, а самыми торжественными праздниками считались новый год — в честь этого носителя добра, — и праздник Митры или «Рождения Непобедимого Солнца». Божество Митры еще с незапамятных времен высоко чтилось древними персами; в нем они воплощали «Непобедимое Солнце», полагая, что оно рождается ежегодно, в день зимнего солнцестояния, и потому-то день и начинает прибывать тогда. Стоит лишь Митре выехать на своей блестящей колеснице, запряженной четырьмя чистыми белоснежными конями, через восточную гору на небо — и мгновенно одеваются в золото и пурпур чудные вершины хребтов, исчезает зимний холод и мрак, начинает расти хлеб на нивах, стада получают пищу и плодородие. Это был царственный бог, именем которого клялись цари; ему был посвящен конь. Когда царь отправлялся на войну, перед войском его ехала посвященная Митре колесница, запряженная шестью белыми конями; она была пустая, чтобы непобедимый бог мог воссесть на нее и повести свой народ к победе… Бледная луна и сияющие звезды также считались божествами света и чистоты у древних персов; они приносили дождь и давали плодородие, но Митра был выше всего. Поклонение этому божеству широко распространилось и за пределы Персии; впоследствии оно настолько сильно охватило Римскую империю, что одно время явилось даже сильной угрозой христианству.
Священные книги парсов — это так наз. Зенд-Авеста. Это собрание молитв, славословий, правил очищения и т. д.; трудно отличить, что принадлежит тут самому Зороастру и его многочисленным толкователям-жрецам, но, несомненно, что сущность учения великого мудреца сохранилась в них вполне. Отсюда поклонник Ормузда — современный парс — заучивает наизусть молитвы; но он произносит их бессознательно, не понимая их смысла, чем грешат порою и сами жрецы. В наше время у индийских парсов есть духовные семинарии, где подготовляются их будущие жрецы — люди очень развитые и отличающиеся большой ученостью; у персидских же парсов эти священнослужители остаются такими же невежественными, как и их паства; все это благодаря тому жалкому, униженному положению, которое народ этот вообще занимает среди окружающих мусульман.
Однако верования парсов все-таки не остались без влияния на остальных иранцев. Мудрое учение Зороастра привлекало к себе сочувствие многих из них, зачастую людей образованных, и за последнее время в Персии возникло не мало сект, заимствовавших многие стороны его. Даже среди мусульман можно встретить некоторые обрядности, взятые из религии Зороастра, хотя они и находятся в полном противоречии с учением Магомета. Так, напр., жители Хорасана, выходя на встречу к каким-нибудь почетным посланцам, несут впереди сосуд с горящими углями — несомненный след древней религии иранцев.

Проникновение ислама; сунниты и шииты

Когда в VII веке по Р. Хр. арабы во главе Омара Великого покорили Персию, религия Зороастра не устояла и пала под напором ислама. Но не мирными средствами, не силою живого и яркого слова стали новые пришельцы распространять свою веру, а жестокими насилиями, огнем и мечом. И покоренные персы, видя, что арабы обращаются с ними как с рабами, что сами они первые нарушают заветы великого Магомета, постепенно ожесточались и платили своим победителям непримиримой ненавистью. Вот почему, когда около полвека спустя в мусульманстве произошел раскол и образовались две секты суннитов и шиитов, персы, как бы в отместку арабам, примкнули к последним. Только слепою ненавистью к своим завоевателям и можно объяснить такое огромное распространение шиизма в Персии, который мало-помалу охватывал всю страну, и с 1502 г. сделался главной господствующей религией иранцев. Ныне шииты в Персии составляют 90% всего населения, а суннитов и последователей других магометанских сект всего 9%.
Однако, несмотря на раскол, основой ислама все же остался Коран — священная книга всякого мусульманина без различия толка. Эта неизменная святыня содержит в себе ряд духовных откровений, ниспосланных Магомету Богом (по словам самого пророка) через Архангела Гавриила. «Нет Бога, кроме Бога, а Магомет Его пророк», — так гласит первый стих Корана. Сверх этой веры в единого всемогущего и милосердного Бога или Аллаха, каждому правоверному предписывается еще верить в божеское предопределение судеб и поступков людей, в загробную жизнь, в воздаяние за добрые и злые дела в раю и в аду, в воскресение мертвых и страшный сущ. Главные обязанности, налагаемые Кораном, это ежедневное пятикратное моление, омовения, взнос в пользу бедных в общественную казну, пост в продолжение месяца Рамазана и паломничество в Мекку. Здесь находится главная мусульманская святыня Кааба, одинаково дорогая, как для шиита, так и суннита. Кроме этой общей святыни, есть еще и чисто шиитские: это города — Мешхед, на северо-востоке Персии, и Кербела, лежащий к западу от нее, уже в турецких владениях. В Мешхеде покоится прах великого шиитского святого Имама-Ризы; это был один из несчастных потомков Али (зятя Магомета), погибший от руки изменника. В Кербеле погребен мученик Хуссейн, сын Али, обезглавленный изувером-врагом, после долгой борьбы за святую мусульманскую веру… И вот, заветная мечта всякого правоверного шиита — сколотить деньжонок и отправиться на поклонение к святым местам; для этого перс часто отказывает себе в самом необходимом, готов переносить голод и всякие лишения, лишь бы удостоиться узреть святые могилы. Изнемогая от зноя, невыразимо страдая телом, но бодрые духом, медленно плетутся богомольцы по ужасным персидским дорогам. Не страшна им и сама смерть: ведь умереть по пути к святым местам, значит сбыть большую часть грехов и приблизиться к царствию небесному… Зато всякий, вернувшийся с такого паломничества, получает новое почетное имя, прибавляющееся к его собственному: побывавший в Мешхеде — «Мешхеди», в Кербеле — «Кербелай», а посетивший Мекку — «Хаджи», т.е. богомолец. Почетнее этого последнего имени для перса нет ничего на свете.

Нравственное учение ислама основано на иудейском и христианском учении и в главных чертах сходно с ними. Ведь Магомет явился на 6 веков позже Христа, когда учение божественного посланца пустило уже глубокие корни на почве язычества. И если тем не менее проповедь Магомета встретила сочувственный отклик и нашла себе последователей, то это объясняется теми ожесточенными раздорами, которые царили в то время между восточной и западной церковью. Сами верующие не только подкапывались под самые основы учения Христа, но даже мелкие обрядности вызывали бесконечные споры, и дело доходило до того, что и пастыри и императоры готовы были лютой смертью карать заблуждающихся… Вот тут-то семя, брошенное Магометом, и пало на благодарную почву: его сочли тем карающим бичом, который Господь послал христианам за их тяжкие прегрешения. Как человек большого ума, далеко возвышавшийся над окружающими, новый пророк не только не показывал пренебрежения к основанным до него религиям, но наоборот — тщательно изучал сущность христианства и иудейства. Признав основы учения Моисея, он оказывал глубокое уважение и Евангелию, приняв его к руководству при основании своего вероучения.
Видя невежество и темноту народа, Магомет не ограничился одними только правилами веры и обрядностями, а преподал ему и здравые гражданские законы, которыми и до сих пор последователи его руководствуются в своей повседневной жизни. Трудно представить себе такой житейский случай, на который не откликнулся бы Коран. Но несмотря, однако, на огромный труд, положенный Магометом на создание стройного и цельного вероучения, вскоре же после смерти великого основателя ислама произошел раскол, дошедший и до наших времен. Пройдя целый ряд веков, раскол этот повел к тому, что многие правила веры шиитов значительно разнятся ныне от учения суннитов, но главное различие, как мы уже знаем, состоит в том, что шииты считают законным преемником пророка его зятя Али, совершенно отрицая сунну. Так называется истолкование Корана, составленное по преданиям тремя халифами — Абу-Бекром, Омаром и Османом, которых сунниты и считают истинными наследниками Магомета.
Но несмотря на то, что персы ярые последователи шиизма, их религиозная мысль не застыла на одной точке развития: всякое новое учение находит себе в Персии красноречивых защитников и ревностных проповедников. В поисках за истиной нарождались новые секты, которых очень много в этой стране, хотя точное число их и неизвестно. В особенности сектантство развито среди кочевых племен Персии, и порою дело доходит здесь до того что вовсе отсутствует какая бы то ни было религия. Есть, напр., племя Сиринда, которое придумало себе совершенно особое божество: оно считает богом своего предка, знаменитого кузнеца Дауда, потомки которого и доныне исключительно занимаются кузнечным ремеслом…
Справедливость требует сказать, что персидское правительство относится очень снисходительно к своим сектантам. Да оно и понятно: их проповедь настолько невинна и миролюбива, что она не вызывала никаких религиозных волнений, не причиняла ни малейших хлопот государству, которое поэтому и оставляло их в покое.

Секта бабидов

Но совсем особое место в среде иранских сект занимают так наз. бабиды, прозванные так по имени основателя секты, известного в народе под именем Баба, что означает дверь к истине.
Учение этого умного проповедника сводилось к тому, что Богу нужны не одни молитвы, омовения, паломничества к святым местам и прочие обрядности, предписываемые шиизмом. Братская любовь к ближним, добрые дела, вежливое обращение с людьми, уважение к ним, словом — жизнь не по букве закона, а по духу его — вот в чем полагал Баб истинное служение Богу. Он призывал богатых помогать бедным, старался всюду распространять свое учение и своим пламенным красноречием зажигал сердца правоверных… Баб обратил также внимание на более человечное отношение к детям, запрещал их бить; не обошел и женщин, положение которых так тяжело и унизительно на Востоке. Он осуждал злоупотребление разводом, самое многоженство (как известно, Магомет разрешает иметь до четырех законных жен одновременно), призывал мужчин смотреть на жену как на советницу и подругу жизни, уравнял в правах оба пола. Нечего говорить, что такая проповедь нашла горячий отклик среди угнетенных в Персии женщин. Появились пламенные поклонницы нового проповедника, с увлечением принявшиеся за распространение его учения, обещавшего им новую, лучшую жизнь; они видели впереди уже другой общественный строй, где и им отведено равное с мужчинами место и не будут больше смотреть на них как на низшие, бесправные существа. Но особенно прославилась в Персии одна из таких проповедниц, получившая за свою красоту название «Золотой короны», «Утешения глаз». И слава Баба все росла, все шире и шире раздвигался круг сторонников его…
Но вот встрепенулись те, благополучию которых прежде всего угрожало это новое учение. Первым зачуяло опасность духовенство, а за ним и правительство. На бабидов воздвигнуты были жестокие гонения, продолжавшиеся много лет и внесшие сильное опустошение в ряды сектантов; после долгих мытарств казнен был и Баб. Наконец, выведенные из терпения бабиды, решились на отчаянный шаг: 15 августа 1852 г. произведено было неудачное покушение на жизнь тогдашнего шаха Наср-эд-Дина. Дело их от этого не улучшилось: началось невероятное истребление этих мучеников убеждений, которые смело шли на смерть и умирали как герои. Многие бежали и к нам в Россию и поселились в Закаспийской области, преимущественно в Асхабаде. Здесь они мирно трудятся под охраною наших законов и открыто исповедуют свою веру. Но, несмотря на все гонения, живое слово не умирало и ныне секта эта сильно увеличилась в числе и чрезвычайно распространена в Персии. Теперь правительство не преследует бабидов, так как они действуют уже не так открыто и тайно распространяют свое учение, наружно придерживаясь шиизма; тем не менее в последних событиях, давших Персии народное представительство, секте этой принадлежит важная почетная заслуга.

Праздники и посты

Несмотря на то, что число праздников у мусульман весьма значительно, персы празднуют лишь немногие из них; при этом праздники у них, как и у всех шиитов, разделяются на духовные и гражданские. Первые установлены в честь рождения или смерти пророков и имамов, или каких-либо важных религиозных событий. Из гражданских праздников самый торжественный у персов Ноуруз или Новый год, празднуемый в день весеннего равноденствия.
В этот день принято у персов обмениваться подарками и, между прочим, золочеными яйцами. Обычай этот идет со времен седой старины в знак того, что яйцо есть начало жизни. Праздник Ноуруза называется еще у персов праздником «новых платьев»: в этот день даже самый захудалый бедняк непременно наряжается в обновы. Ежедневно, в течение 8 дней, жители совершают прогулки за город, куда стекается, обыкновенно, масса народу. В день Ноуруза персы прощают друг другу обиды и обмениваются взаимными поздравлениями.
Но, кроме гражданского нового года, существует еще у персов и духовный, который считается со дня бегства Магомета из Мекки в Медину и празднуется 1-го Мухаррема. Этот первый месяц мусульманского лунного года считается священным в глазах всякого шиита, так как с первого дня его начались злоключения высокочтимого мученика Хуссейна, сына Али; через 10 дней он вместе с 72 приверженцами и родственниками своими пал в борьбе за веру, после долгих и тяжких страданий (в 680 г. по Р. Хр.). Вот почему Мухаррем считается у шиитов месяцем плача и печали, особенно первые 10 дней. В это время строго воспрещаются всякие торжества; набожные персы не ходят даже в баню, не бреют головы, собираются толпами на улице и всенародно предаются печали, доходящей нередко до изуверства. Соединившись вокруг знамени, они целой толпой устраивают шествия по улицам; с факелами в руках, потрясая оружием, с дикими возгласами: «Хуссейн! Хуссейн!» они бьют себя кулаками в грудь, наносят раны кинжалами, показывая их народу, и нередко тут же падают, истекая кровью. В 10-й день Мухаррема, когда по улицам несут изображения Хуссейна, эти варварские самоистязания достигают своей высшей точки. Особенными неистовствами отличаются тут наши закавказские шииты, живущие в Эривани, Дербенте, Шемахе и т. д., так что наиболее набожные персы перебираются сюда на эти дни из Ирана. Русское правительство в последние годы принимает строгие меры для искоренения этого религиозного изуверства, но народные предрассудки живучи и поддерживаемые тьмой и невежеством туго поддаются исчезновению: еще в прошлом году можно было прочитать в газетах страшные описания этих мрачных торжеств, происходивших в г. Баку.

Днем происходят религиозные представления, для которых еще заранее по всей Персии устраиваются особые палатки огромных размеров. Ежедневно, перед началом самого представления на сцене появляются несколько взрослых персов в сопровождении мальчиков, украшенных жемчугом; это синезены или бьющие себя в грудь. Под мерные удары они начинают петь печальные гимны в память своего великого имама; вот образчик такого славословия:

«Ах! В тот миг, как Шимр (* — см. сноску ниже) сразил царя веры Хуссейна,
Имам спросил его: Знаешь ли ты, какой сегодня день?
Отвечал ему Шимр: Клянусь пророком, сегодня пятница и час молитвы!
Хуссейн спросил: A знаешь ли ты мой сан?
Шимр отвечал: В достоинстве не имеешь себе равного.
Хуссейн спросил: A знаешь ли ты, кто мой отец, сан моей матери и деда?
Отвечал ему Шимр: Дед твой посланный Богом, молящийся за грехи его народа,
A отец твой Али, от которого небо и земля получили свой свет,
Твоя мать, — дочь великого пророка,
Но убить тебя сегодня мне дозволено,
И убиваю я тебя за золото и за золото делаю тебя жертвою смерти —
Тут вынул Шимр меч из-за пояса и отрубил голову царю мучеников…»

* Шимр — имя убийцы имама. Хуссейн был уже ранен, когда явился Шимр и отрубил ему голову.

Долго еще тянутся эти печальные воспоминания, пронизывая тоской и жалостью сердца правоверных. За мальчиками появляются новые действующие лица; у этих уже льется кровь из нарочно нанесенных ран (обыкновенно это делается по заранее данному почему-либо обету). A там идут поочередно «каменобийцы» (сенгзены), «играющие длинными шестами» (бильбазы) и «фокусники»; только после всего этого начинается уже самое представление, состоящее из десяти частей, соответственно десятидневным страданиям и злосчастиям Хуссейна. Перед потрясенными зрителями шаг за шагом проходят все муки святого, его страшная борьба; все воспроизводится с такой точностью, так живо, что зрители плачут, колотят себя в грудь, неистово вопят: «О Хуссейн! Хуссейн! Несчастный Хуссейн!».
Вот по сцене закованные, гремя цепями и колодками, проходят пленные. Зрители глубоко и шумно вздыхают, скорбя об их жалкой участи… A вот показались и царские водоносы с бычачьими кожами, наполненными водою. Охваченная горем толпа вспоминает, что самые тяжкие муки Хуссейна состояли именно в том, что враги лишили его воды. И со всех сторон несутся крики:
— «Ах! Что дал бы Хуссейн за одну каплю воды! О бедный Хуссейн!»
Когда же наступает печальная развязка и презренный Шимр убивает любимого святого, зрители рыдают как дети, убиваются до безумия… Не видно ни одного сухого глаза, а груди у всех покрываются синяками от бесчисленных неистовых ударов.
Из постов самым важным у персов считается Рамазан (девятый месяц после Мухаррема), так как по поверью их, в этот месяц с небес ниспослан был Коран, а также получили свои откровения Авраам, Моисей и Иисус. Весь месяц Рамазан Коран предписывает поститься, начиная с первого новолуния до новой луны. От поста освобождаются лишь дети моложе 7 лет, путники, больные и женщины во время беременности или кормления грудью. Весь день — от восхода до заката солнца — верующие обязаны не только воздерживаться от какой бы то ни было пищи, но воспрещается курить, нюхать благовонные вещества, купаться, даже глотать слюну… Зато после солнечного заката всякий волен есть что угодно и тут ни скоромной, ни постной пищи не существует.
Трудно приходится благочестивому персиянину в этот бесконечный месяц Рамазана! Многие богатые люди нарочно пускаются на это время в путешествие, благо закон избавляет путников от поста. Иные, не выдержав тяжелого искуса, начинают есть потихоньку от домашних и вот поднимается в семьях взаимный обман… Да и вообще вся жизнь нарушена в этот пост: магазины большую часть дня закрыты, также и правительственные места; люди бродят вялые и унылые, все дела в застое и все мало-мальски серьезное откладывается на после Рамазана.
Зато необычное зрелище представляют по ночам города и селения в этот долгий изнуряющий пост. После длинного унылого дня голодный перс, подкрепившись вдоволь, спешит на улицу, где всю ночь царит оживление и веселье. Особенно бьет ключом жизнь на базарах: едва близится солнечный закат, как сюда спешат торговцы съестными припасами; голодная толпа мгновенно окружает их и жареная баранина и горячий кебаб разбираются нарасхват. Тут же снуют продавцы необыкновенно жидкого чая со своими огромными кувшинами; к услугам публики готовится любимый кальян. Но вот грянул пушечный выстрел, возвещающий правоверным, что солнце закатилось и томительный день окончен; толпа завозилась, как огромный потревоженный муравейник: кто жадно принимается за еду, кто набрасывается на чай, иные благодушно попыхивают душистый кальян… Забыт долгий мучительный день, — не думает тут беззаботный перс, что тот же голод ждет его и завтра, наслаждаясь лишь настоящей минутой. То тут, то там устроены балаганы, где одно представление сменяется другим, гремит музыка, поют певцы, показывают свое искусство фокусники, словом — правоверные веселятся на славу… Но время летит и вот снова раздается выстрел, возвещающий близость утра, и вместе с восходом солнца (по Корану солнечным восходом считается то мгновение, рано утром, когда можно отличить белую нитку от черной) опять все замирает; уныло и печально бродят голодные люди, с тоской поглядывая на небо и страстно ожидая наступления ночи.
Из дней недели персы, как и прочие мусульмане, особенно чтят пятницу; это день отдохновения празднуемый ими, как празднуется суббота у евреев и воскресенье у христиан. О выборе именно этого дня существует в народе масса преданий. Но самое простое и правдоподобное объяснение его дают некоторые ученые: они утверждают, что Магомет избрал пятницу днем отдохновения с тою лишь единственной целью, чтобы отличить мусульман от евреев и христиан.

Персидское духовенство

Чтобы покончить с религией персов, скажем несколько слов о их духовных пастырях. Персидское духовенство пользуется огромным почетом в стране, и влияние его на народ необыкновенно сильно; оно творит суд, принимает деятельное участие в жизни страны, сам шах должен считаться с его могущественной властью, так как он прекрасно знает, что муллам (священнослужителям) ничего не стоит поднять народ. Особенным влиянием пользуются муштаиды. Это высшие представители персидского духовенства, при которых, обыкновенно, и состоят простые муллы, сеиды (* см. сноску ниже) и те из учеников медресе, которые избрали себе в будущем священническое звание.

* сеиды — так называются потомки Магомета, которых не мало в Персии. Они требуют себе от населения не только почета, но и денежной поддержки. Сеида сейчас же можно отличить от простого смертного по зеленому поясу и зеленой чалме (длинный кусок ткани, навиваемый на голову).

В то время как низшее духовенство все сплошь невежественно, даже в своем собственном деле богослужения, муштаиды — эти персидские архиереи — непременно должны кончить высшее шиитское училище — медресе. Бывали муштаиды, пользовавшиеся огромной любовью и славой народных печальников. Они избегали сношений с богатыми и знатными лицами, стараясь ближе держаться к бедному люду с его нуждами и печалями. И народ платил им горячим доверием и любовью. Случалось, что смерть особенно почитаемого муштаида надолго повергала в глубокий траур все население. История Персии знает и такие случаи, когда обреченный на опустошение город получал пощаду только потому, что в нем проживал почитаемый народом муштаид… Преследуемый правительством, в горе и несчастии, — перс шел искать защиты и покровительства к этому всеобщему заступнику и не напрасно: власти, даже сам шах, из страха перед народным гневом, никогда не решились бы отказать в просьбе этому любимцу народа.
Ныне такие народные печальники большая редкость. Это по большей части алчные, корыстные люди, которые стараются извлечь всевозможные выгоды из своей невежественной паствы. Самые крупные помещики в Персии — муштаиды. Чем богаче такой пастырь, тем выше окружающее его число простых мулл, сеидов и тулибов (так называются ученики высших училищ (медресе), собственно персидские студенты). Все они в полной зависимости от муштаида, который оказывает им поддержку из вакуфных (церковных) доходов и не в определенной сумме, а смотря по расположению. Эти ретивые приспешники зорко следят за своей паствой и при малейшем уклонении от предписаний веры тотчас же доносят муштаиду. Стоит, напр., довести до его сведения, что такой-то из жителей не соблюдает поста, ходит в гости к «ференгам» (европейцам) или пьет вино, как виновного ждет тяжкая кара. Хорошо еще, если снисходительный муштаид ограничится лишь отеческим внушением; но беда, если он публично в мечети объявит об этом молящимся и назовет несчастного «неджес» (нечистым): невежественная толпа не задумается учинить над ним самое дикое насилие… Вот почему даже просвещенные персы, которые в душе отрицают излишние обрядности, наружно все-таки строго придерживаются велений своей веры.