Арабы, как я ранее заметил, успели лишь дать покоренным народам свою религию и свой алфавит, но язык каждого покоренного народа остался почти нетронутым: каждый подвластный народ только изображал свои слова и мысли арабскими буквами, добавляя иногда к арабскому алфавиту новые буквы в тех случаях, когда в последнем не хватало звуков, соответствующих родному языку. Так поступили турки, татары, бухарцы таджики, сарты и целая масса среднеазиатских мелких народов. В таком же положении очутились и персы.
Большинство публики, вероятно, и не подозревает того, что персы говорят на языке, принадлежащем к семье индо-германских языков. Я не говорю, что персидский и немецких языки — родные братья, но во всяком случае они дальние родственники; так по крайней мере утверждают филологи и причисляют персидский язык к индо-германской ветви в филологическом родословном древе.
Не вдаваясь в ученые лингвистические соображения, в коих я сам далеко не тверд, я все же должен сказать, что когда ухо европейца несколько свыкнется со звуками персидского языка, то все чаще и чаще начинаешь находить отдаленное родство между ним и немецким. Прежде всего вас поражает сходство спряжения и употребления глагола быть. Как перс, так и немец, в разговоре и письме никогда не выпускают этого глагола, как это делаем мы. Затем имеются слова почти что одинаковые с немецкими, как по значению, так и по произношению, например, слово дочь — по-немецки- tochter, по-персидски dochter; точно такое же сходство существует в словах отец, мать и т. д. Но если порыться глубже в корнях слов, то филолог обретет в них массу сходства даже там, где обыкновенный смертный только разинет рот от удивления. Наконец, конструкция речи, употребление глагола в конце фразы, место, занимаемое наречием, окончание неопределенных наклонений глаголов и т. д. — все это в результате обратит даже обыкновенного смертного на путь правый, приведет его к признанно дальнего родства между немецким и персидским языками.
Меня между прочим поразило сходство употребления буквы «м» в глаголах для обозначения первого лица; оно то же, что в польском, чешском и вообще у западных славян, где буква «м» равносильна местоимению я. Например, перс говорит «будэм» — я был; поляк всегда скажет былэм; «гастэм» — я есмь; — поляк говорит иестэм; хандэм — я читал, по-польски чыталэм и т. д. Что касается склонений, то они, как и в английском языке, образуются путем прибавления предлогов, исключая винительного падежа, где к существительному прибавляется окончание «ра».
Склонения и спряжения вещь очень скучная; к этому заключению пришел каждый из нас путем горького опыта еще со школьной скамьи, а потому дальше я даже не заикнусь о грамматических формах. К этому отчасти меня побуждает и чувство самосохранения; ведь не дай Бог, если моя заметка о персидском языке попадет в руки филолога-специалиста; выискав где-нибудь ошибку, он съест меня целиком, при чем сей ученый муж далеко не примет во внимание того обстоятельства, что первоначальные основания персидского языка преподавал мне профессор, сравнительно слабый в знании теории, но зато необыкновенно сильный в практике, даже до того, что в этом отношении мог бы заткнуть за пояс любого заправского профессора. Таким первоначальным моим руководителем в дебрях персидской премудрости была моя маленькая трехлетняя Фатьма; она настойчиво преподавала мне практику персидского языка, и в этом отношении всегда была строга, но не всегда справедлива — никак не хотела принять во внимание, что мне, европейцу, вначале было очень трудно произносить гортанные звуки, добывая их где-то из-под селезенки. В большинства случаев, когда я обнаруживал такое упорное неуменье, мой строгий профессор ограничивался тем, что обзывал меня глупым урусом; но зато, слава Богу, я ни разу «не стоял в углу» и «не оставался без обеда».
Впоследствии я принялся за теорию языка, и в этом отношении мне принесла не мало пользы очень толково составленная и изданная в Москве грамматика Мирзы Джаффара.
Персидский язык, к сожалению, не сохранился до настоящего времени во всей своей чистоте. Послу завоевания Персии арабами последние не только обратили силою персов в магометанство, но и навязали им свой алфавит; поэтому персы пишут и печатают книги арабским шрифтом. Но так как в арабском языке не оказалось некоторых звуков, свойственных персидскому языку, то персы добавили к арабскому алфавиту четыре буквы — ч, ж, п и г (гаф).
Впоследствии, для удобства скорописи, персы несколько упростили очертание арабских букв и стали писать и печатать так называемым ломаным почерком, крайне некрасивым и неудобопонятным. Исключая буквы «а» и буквы «и» в персидском алфавите нет букв для изображения прочих гласных; их заменяют особые черточки, которые пишутся наверху или внизу слова. Впрочем, и черточки эти ныне не употребляются ни в письме, ни в печати, что крайне затрудняет чтение и понимание написанного. Необходимо заметить, что очертания букв как в письме, так и в печати одни и те же, причем каждая буква имеет три очертания, смотря по тому, где она находится: в начале слова, в средине или в конце. Персы, как и арабы, пишут от правой руки к левой, что тоже сначала не мало затрудняет европейца.
Большим затруднением при изучении персидского языка является полное отсутствие у нас сколько-нибудь порядочного русско-персидского словаря. Нам следовало бы взять пример с англичан: у них давно уже имеется превосходный англо-персидский словарь.
Вскоре после арабского нашествия, в персидский язык вошло множество арабских слов, но как только персы избавились от арабского ига и национальное самосознание стало проявляться сильнее, то появились заботы о совершенном удалении этой чуждой персидскому языку примеси, и когда шах Махмуд предложил известному поэту Фердоуси написать знаменитую «Шах-намэ», то он поставил непременными условием, чтобы в поэме не было ни одного арабского слова; и когда во всей поэме, состоящей из нескольких тысяч строк, оказалось одно арабское слово — восклицание, то это как шахом, так и всеми образованными людьми было поставлено в упрек поэту. «Это не мое восклицание», оправдывался тот, «это восклицание ангела, а ангелы, как известно, говорят только на арабском языке, равно как и Аллах, который продиктовал Магомету Коран ни на каком-либо другом языке, а исключительно на арабском». Так рассуждал не только Фердоуси, но и поныне так учит магометанское духовенство; при этом, конечно, забывается, что Магомет был араб, и ни на каком другом языке Корана написать не мог.

В настоящее время национальное самосознание в Персии настолько подвинулось, что более светлые умы даже мечтают о том, что не только алфавит, но и ислам был силой навязан персидскому народу, и что не пора ли возвратится домой, т. е. к древнему учению Зороастра, так как ислам остановил культуру народа и ведет его к неминуемой политической и культурной гибели, чему лучшим примером служат все среднеазиатские и мусульманские народы. На такой образ мыслей наталкивает многих персов пример существующих среди них гебров, правильнее — гябров и парсов в Ост- Индии. Первые, несмотря на весь гнет мусульманства, сохранили во всей чистоте древние персидские обычаи, и учение Зороастра; вторые, бежали из Персии в Индию, где и живут по настоящее время. Как гябры, так и парсы представляют собою одно и то же древнее племя персов, нетронутое мусульманством. Как те, так и другие известны своим трудолюбием, безупречною честностью и стремлением к просвещению. Я знал одного парса, профессора Калькуттского университета. Женщины гябров и парсов не закрываются и пользуются свободой; в Индии они даже одеваются в европейские костюмы. Необходимо добавить, что большинство из них очень красивы. Гябрки обыкновенно носят очень длинные платья и широкие шальвары, платье одинаковое для улицы, как и для домашней обстановки. Мне редко приходилось встречать такие приветливые симпатичные лица, как у гяброк. При встрече с европейцем каждая гябрка непременно будет его приветствовать очень скромно и почтительно, но без малейших следов заискиванья или кокетства. Это едва ли не единственная в мире женщина без вывертов.
Да и вся жизнь гябров отличается простотою, честностью и трудолюбием. Так же прост у них и обряд свадьбы. В присутствии собравшихся друзей отец невесты подает руку жениху и, пока священник читает молитву, они держат друг друга за руку. Молитва окончена, договор брачный подписан и молодые считаются повенчанными.
Каждый из нас чуть ли еще не в приготовительном классе наверное много слышал о цветистости персидского языка; он действительно цветист, но вся эта пышность выражений может только вызвать улыбку снисхождения на лице европейца; большинство этих пышных фраз отдает вычурностью и детским лепетом. Восхваляя, например, искусство парикмахера перс восклицает: он бреет не меня, а мою душу; он так легко бреет, что я словно нахожусь за два дня пути до моей кожи. Когда перс в письме обращается к своему знакомому, а тем более к высокопоставленному лицу, то в начале письма он напишет три короба таких титулов, которые, как говорится, натощак и не выговоришь; здесь будет и высокопревосходительный, и высокочтимый, и священный, и великий господин и т. д. Затем письмо обыкновенно начинается словами «я раб ваш»… и оканчивается опять такою массою самоунизительных прозвищ, что свежего человека стошнить может. Не меньшее разнообразие существует и в титулах; здесь уже положительно, кто во что горазд, причем изобретательность в придумывании титулов не знает пределов. Один носит название — меч государства, другой — блеск правительства, третий — твердыня власти и т. д. А я лично знаю «спину государства» — загиред-доуле, симпатичного перса, женатого на сестре шаха.
В общем, персидский язык очень благозвучен — сладкий, как о нем отзываются сами персы, и сравнительно язык выработанный, но давно уже остановившийся на известной точке, далее которой он не поднимается, дело в том, что мусульманство остановило развитие персидской культуры, а с этим конечно, и прогресс языка. Современная жизнь цивилизованных народов выработала массу новых идей, отношений и предметов, которые потребовали изобретения новых слов для своего названия. В Персии ничего подобного не было, а потому и поныне язык остался таким же, на каком написана знаменитая Шах-Намэ.

Когда-то давно персидский язык играл очень большую роль в государствах Средней Азии, да и в настоящее время, каждый образованный бухарец, афганец и белудж говорит, читает и пишет по-персидски. В смысле благозвучия, гибкости и выработанности персидский язык несравненно выше всех прочих среднеазиатских языков. Турецкий язык, например, не выдерживает ни малейшего сравнения с персидским — турки говорят на крайне бедном варварском и неблагозвучном наречии; пишут они тоже арабским шрифтом.
Арабский язык сыграл свою историческую роль среди азиатских народов и в культурном отношении канул в Лету. В настоящее время, несмотря на употребление арабского алфавита персами, турками, татарами и многими племенами Средней Азии, арабский язык редко кто знает. Коран, написанный на арабском языке, многие знают только путем заучивания наизусть, совершенно не понимая его содержания. Арабский язык в мусульманском богослужении — это тот же латинский в католическом. Многие образованные персы, желая придать характер учености своей речи или своим скудным писаниям, любят приводить арабские цитаты, но все это фразы, больше «взятые напрокат»; ученых в Персии в настоящее время нет, да и давно уже не бывало, а если и попадаются люди образованные, то все они воспитывались в европейских университетах.