Султан Мохаммед

Мы знаем, что Бехзад последние годы жизни работал в Тебризе, знаем, что там же протекала большая часть деятельности Ага Мирека. Здесь же при дворе шаха Тахмаспа жил и работал третий из великих мастеров эпохи — Султан Мохаммед. Согласно традиции он был учеником и Бехзада и Ага Мирека. От первого он унаследовал активность движения, свободу группировок и жанровый стиль, тогда как от второго идет элегантность его фигур. Он стоял во главе художественной академии в Тебризе и, по-видимому, расширил круг ее заданий введением работ по прикладному искусству: живописи на лаковых переплетах, появившихся в эту эпоху, и приготовлением эскизов для ковров; так, мастерство большого шелкового ковра с охотничьими сценами в Вене должно быть поставлено в связь с работами его мастерской, Ему приписывается также введение в Персии производства фарфора и это известие могло бы быть имеющим значение, если бы было доказано, что в эту эпоху в Персии производили и настоящий фарфор местной выработки, а не только возникший в подражание китайскому фарфору полуфаянс (Е. Kühnel, о. с, стр. 30).
Подписные работы Султана Мохаммеда встречаются не часто. Он принимал видное участие в иллюстрировании роскошных изданий персидских поэтов, изготовляемых для библиотеки шаха Тахмаспа, из которых несколько дошло до нас. В первую очередь укажем на уже упоминавшийся Низами Британского музея (Or. 2265), исполненный в Тебризе для шаха Тахмаспа в 1539 — 1543 годах; в его иллюстрировании принимали участие, кроме Султана Мохаммеда, как об этом свидетельствуют их подписи, еще Ага Мирек, Мир Сеид Али и Мирза Али (воспроизведения у Martin, о. c., pl. 130-140). Затем идет великолепный манускрипт «Шах Наме» из собрания Ротшильда, украшенный 256 прекрасными миниатюрами (воспроизведения у Martin, o. с., pl. 122-129 и Kühnel, о. с., рис. 59). Рукопись исполнена по приказу шаха Тахмаспа в 1537 году. Ряд миниатюр в ней должен быть приписан руке Султана Мохаммеда. В этой рукописи героические эпизоды трактованы в характере жанра или идиллии, иной раз не без примеси юмора, и постоянно исполнены тонкого наблюдения природы. Придворный характер его искусства находит свое выражение в этих миниатюрах в важных, плавных движениях и в элегантных костюмах эпохи. Исключительно обаятельный характер имеет, например, миниатюра, изображающая эпизод получения Рустемом коня Рехша. Необычайно непринужденна свободно распределенная композиция, с живостью непосредственного наблюдения переданы лошади, порою в быстром движении. В костюмах, головных уборах (чалмы с остроконечными украшениями сефевидского типа), в персонажах и их грациозных поворотах и движениях чувствуется отражение всей полноты жизни, льющейся через край в своей волшебной, красочной праздничности. В типах и костюмах все свое персидское, только облачка еще трактованы в китайском духе (близки по стилю к рукописи Ротшильда миниатюры, воспроизведенные у Martin, о. с., pl. 141-143. Манускрипт, из которого взяты эти миниатюры, датирован 1539 годом).
В Публичной библиотеке в Петербурге есть миниатюры, в которых можно с достаточным основанием видеть работу Султана Мохаммеда. Это, во-первых, великолепная двойная миниатюра в рукописи № 434. По мнению Мартина, эта широкая и жизненная охотничья сцена, несомненно работы Мохаммеда, датируется приблизительно около 1540 года (Martin, о. с., стр. 62; воспроизведения ibidem, pl. 116-117). Сцена охоты полна движения, пестроты, жизни; верблюды, пестрые ковры и изображения драконов; во многофигурную композицию вплетена группа из 10 пляшущих фигур с юмористической экспрессией, вообще не чуждой творчеству Султана Мохаммеда.
Типы лиц чисто иранские; юноши с поднятыми углами глаз и с тонким полукруглым изгибом бровей — тип столь излюбленный мастером. Колорит отличается блеском, интенсивностью тонов; небо голубое; почва частью золотая. В альбоме № 489 есть 2 изображения юношей (по Мартину — портреты шаха Тахмаспа в юности (воспроизведены у Martin, о. с., pl. 110)). Удивительны красочные сочетания их одежд, воспроизводящих покрой одежды щеголей эпохи. Читающий юноша в синей нижней одежде и розовато-коричневой шитой золотом верхней; книга, которую он держит в руке, в золотом переплете. У другого (с цветком) нижняя одежда — красная, верхняя — голубая, сапоги желтые. Портреты такого рода часто повторяются в творчестве Султана Мохаммеда (ср. напр., изображения у Kühnel, о. с., рис. 61 и 62) О портретном сходстве заботы, видимо, не было, так как кажется, что все эти изящно одетые томные юноши писаны с одного оригинала.
Особенности его творчества удачно определены Мартином (Martin, о. с., стр. 61-62). Его персонажи, пишет он, всегда элегантно одеты и мягкая улыбка на их устах; но кажется, что им трудно двигаться от узкой, обтянутой одежды. Они сидят под цветущими деревьями и кажется рассматривают жизнь под самым светлым аспектом. Мастер всегда помещает изображаемые им фигуры под открытым небом. Это — художник счастливой беззаботной жизни, где пикники и охота сменяют церемонии. Он несколько однообразен в излюбленных, но, правда, пленительных типах, позах, положениях — постоянно одних и тех же. Здесь, там, повсюду встречаем одни и те же лица, одни и те же линии верхней части тела, те же руки, как бы неспособные схватить что-нибудь. Некоторые части костюма всегда остаются одни и те же, без изменения. Колорит, при всем его блеске, несколько однообразен. Его лица благодаря хорошей моделировке порой немного слишком красны; одежда у его персонажей порой прелестного кирпично-красного цвета, порой розового (цвета гвоздики), светло-зеленого или светло-голубого. Такова его палитра — светлая, радостная. Белый пигмент складок тюрбанов изображен рельефно; руки и некоторые аксессуары так густо покрыты краской, что кажутся выпуклыми. Краски так отполированы, что производят впечатление эмали.