Древнейшими источниками сведений о Туркестане служат индийские и иранские религиозно-этические предания. На них основывается, между прочим, гипотеза, что Памирская высь, ограничивающая Туркестан с юго-востока, была колыбелью арийского племени, которое разошлось отсюда в разные стороны.
Одна из ветвей арийцев, состоявшая из последователей Зороастра, заняла Согдиану (страну между реками Аму и Сыр), Маргиану (Мерв), Бактриану (Афганский Туркестан), Ариану (Иран) и все Иранское плоскогорье, весь Иран, а также Хорезм (Хиву).
Арийцы, сохранившиеся в Туркестанском крае до настоящего времени под именем таджиков, составляют коренное оседлое население бассейнов Аму и Сыр-Дарьи, также как и Тарима в Восточном Туркестане.
Кочевое население края, известное в древности под именем скифов, массагетов, саков и проч., было, по свидетельству греческих писателей, родственно оседлому, и, следовательно, также арийского происхождения.
Цивилизация арийцев в Западном Туркестане одна из самых древнейших. Древние историки, описывая поход царя ассирийского Нина в Бактрию за 1200 лет до Р. X., свидетельствуют о крайне ранней людности, политическом развитии и цветущем состоянии этой страны, и хотя, по восстановлении Ассирийской монархии, на основании клинописной литературы, личности Нина и Семирамиды оказываются легендарными, но сущность представления о Бактрии, как о могущественном государстве в древние времена, сохраняет свое значение.
Древний Хорасан, простиравшийся до Китайской Татарии, был основан и заселен арийскими колониями, как об этом свидетельствует топографическая номенклатура.
В древности в Хорезме процветала также высокая культура и, насколько вглубь веков хватают наши сведения, государство это имело вполне развившуюся гражданственность. Что древнее население Хивинского ханства принадлежало к арийской семье, в этом согласны все новейшие исследователи древней истории Хивы. Не особенно давно обнародованы были извлечения из сочинения знаменитого математика и астронома Эль-Бируни (жившего в конце X и начале XI в.) «Асар-Эль-Бакийэ», сочинения, известного до того лишь по названию. В нем Эль-Бируни говорит, что солнечный календарь Хорезмский есть лучший из всех ему известных, что он вернее греческого и арабского; а ему, как знатоку своего дела, мы не верить не можем. Тут же находим названия 12 месяцев, 30 дней каждого месяца, знаков зодиака и т. д.
Вся та номенклатура служит образчиком того языка, которым говорили в Хорезме; все эти названия большей частью зендские и притом в форме, более чистой той, какая сохранилась в Персии. На основании приведенных нескольких слов древнего языка Хорезма, видно, что язык этот близко подходил к зендскому, древне-парсскому и пехлевийскому, значит, древнее население Хорезма принадлежало к парсскому отделу арийской семьи народов.
Начало развития гражданственности в Хивинском оазисе теряется в глубокой древности. Эль-Бируни, по имеющимся у него сведениям, сообщает, что эра, от которой велось здесь летосчисление древнее селевкидской 980-ю годами; начиналась она, следовательно, за 1292 года до Р. X. (Селевкидская эра) началась с 1-го октября 312 г. до Р. X., со дня вступления Селевка в Вавилоне.
Если мы при настоящих сведениях и не можем решить, насколько указание это заслуживает вероятия, тем не менее имеем полное право заключить, что культура древней Хивы была и родственна и одновременна с культурой Бактрии; в крайием же случае развилась из древне-бактрийской.
Исторические сведения нам показывают, что уже в глубокой древности оседлые жители этих мест подвергались нашествию соседних народов, но удержались на своих местах и сохранили свой родовой тип. Может быть, этому способствовало то, что нападавшие кочевые народы были родственны оседлому населению.
Ближайшие к государствам Средней Азии кочевники, теснимые более отдаленными кочевыми народами, вторгались обыкновенно в земли оседлого населения. Напоры их были сильны и заставляли оседлых подчиняться вторгшимся кочевникам.
Раньше вдруг вторгся, по китайским источникам, в оседлую область народ сэ или сай, признанный всеми исследователями об этом народе тождественным с саками греческих писателей. Саки разрушили Греко-Бактрийское царство и заняли страну народа Дахя, т. е. Согдиану и Бактриану.
Причина этого вторжения была та, что саки, жившие в Джунгарии, сами подвергались напору другого кочевого народа — юечжей и их усуней, которые, в свою очередь, были теснимы хуннами, жившими от Гоби и Хуан-хе до Илийского края и области внутренне-азиатских озер, и это напирание дальних кочевников вызвало движение в передних. Вслед за саками обрушились на Междуречье юечжи. Вот как описывает это событие Чжан-Цян (китайский посол «в Западный край» в конце II в. до Р. X.): «Дом Юечжи занимал страну между Дунь-Хуан и хребтом Цилянь-Шань (нынешний Тангут); когда же хунны поразили его, то удалился оттуда, ударил на Дахя и покорил сие владение, вследствие чего и утвердил свое местопребывание на северной стороне реки Гуй-Шуй (т. е. Аму-Дарьи)». Описывая землю, занятую юечжийцами, Чжан-Цян говорит, что она лежит «почти в 3000 м. от Давана (Ферганы) на запад, от реки Гуй-Шуй на север. От него на юг лежит Дахя (Бактриана и Согдиана), на запад Аньси (Парфия), на север Кангюй (нынешние киргизские степи»). Отсюда ясно, что юечжи поселились по правому побережью Аму-Дарьи в Хорезме. Эти юечьжи, по удалению из пределов Китая на запад, стали называться у китайских писателей Да-Юечжи, или по другому правописанию (может быть, более правильному) Да-Юети, т. е. великие (большие) — Юейчжи или великие Юети.
Что же это за народ Да-Юейти? — спрашивает П. Веселовский (П. Веселовский. Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве от древнейших времен до настоящего. — СПб., 1877 г.). — Ни у греческих писателей, ни у римских, продолжает он, такого названия мы не встречаем, между тем народ этот не мог им быть неизвестен. Действительно, греческие и римские писатели знали юетийцев, но знали под другим именем. Ключом к разъяснению этого предположения служит китайское прилагательное да «великий», которому в парсских наречиях соответствует прилагательное маз, мас. Этим словом и начинается у древних писателей имя кочевого народа массагетов, «Великих Гетов». Следовательно, греки и римляне знали название юечжийцев (юетийцев), но только в переводе.
Далее, китайские известия подтверждают предположение о принадлежности населения западной половины Средней Азии к арийской семье. «От Давана на запад до Аньси — передают они — хотя говорят различными языками, но в обыкновениях весьма сходствуют, и в разговорах понимают друг друга. Жители вообще имеют впалые глаза и густые бороды». Этот последит признак чрезвычайно важный; безбородым, с глазами на выкате, китайцам, конечно, наружность населения бассейна Сыра Аму должна была показаться странной и они отметили ее, как явление, выходящее из ряда вон. Для нас же эти характеристические черты наружности населения «Западного Края» служат неопровержимым доказательством в пользу того мнения, что население это принадлежало к арийской семье народов.
Юетийцы, осев в северной части Хорезма, по-прежнему оставались кочевым народом: «жители со своим скотом переходят с места на место».
В V в. по Р. X. является у византийских писателей народ, называемый то хуннами-эфталитами, то хуннами-кидаритами или Белыми хуннами. Вивьен Сен Мартен посвятил этому народу обширное исследование, в котором доказывал, что эфталиты суть прямые потомки юетийцев, завоевателей Трансоксианы, и той именно отрасли их, которая у китайских писателей носит название «Еда».
По китайским известиям узнаем о них следующее. Владетельный дом Еда происходит от одного рода с Большим Юечжи; (другие сказывают, что Еда есть отрасль Гаогюйского племени). Городов не имеют, а живут в местах, привольных травой и водой, в войлочных кибитках. В том владении нет телег, а употребляют носилки; много лошадей и верблюдов. Народ жестокий и смелый, способный к сражениям.
Подробности об этих едасцах (эфталитах), сообщаемые византийскими писателями, значительно разнятся от сообщаемых китайскими. Главная разница состоит в том, что Еда, по китайским источникам, — владение кочевое, хотя владетель их и живет в городе; по греческим — эфталиты — народ оседлый. Может, конечно, быть и то, что Еда, вначале, несомненно, кочевой народ, поселившись в Хорезме, стране искони оседлой, не вдруг перешел к оседлости и продолжал кочевать в окружающих Хорезм степях и далее в самом Хорезме; но когда византийцы узнали об эфталитах, они не были уже кочевниками, а византийцы ошибаться в этом случае не могли.
Китайцы же по старой памяти продолжали считать их народом кочующим. Вот как описывает их Прокопий: «Хотя эфталиты — народ хуннского племени, но они не смешаны с известными нам хуннами, не живут вместе с ними и не имеют смежной с ними области; они соседят с персами на севере там, где народ, называемый Горго у самой персидской окраины, где между ними и персами часто происходит война за границы. Они не кочевники, подобно хуннским племенам, но издревле населяют плодоносную страну, и никогда не нападали на римские земли иначе, как вместе с войском мидийским. Изо всех хуннов они одни белы телом и небезобразны лицом. Состоят под управлением одного царя, составляют благоустроенное гражданство, наблюдая между собою и с другими справедливость не хуже римлян или кого другого.
Эти эфталиты или «Белые хунны» известны у мусульманских историков Персии (Мирхонд) под именем Гаятеля, у армянских писателей — теталы и т. д.
От армянских писателей мы узнаем, что бактрийские арсакиды, постоянно тревожившие северо-восточные пределы Персии, были в конце IV в. по Р. X. покорены теталами; что эти теталы, в свою очередь, начали производить опустошительные набеги на Персию, чем отвлекали силы персидских сасанидов в их борьбе с римлянами. Из этого же источника можно видеть, что и эфталиты признавали иногда власть сасанидов и должны были исполнять требования этих последних.
Эфталиты принимали деятельное участие в переворотах Персии, а иногда и заставляли Персию платить дань. Так, Фируза Палаш (488-491) два года платил дань эфталитам. Брат Палаша, Кобад, овладел престолом при помощи 30-ти тысячного эфталитского войска. Сын Кобада, Нуширвал, покончив дела с греками миром, обратил свое оружие на Туркестан, Кабулистан и Саганиян; покорил землю эфталитов. Но не долго персы господствовали над эфталитами.
В VI ст. эфталиты были покорены новым среднеазиатским народом — турками, по китайской транскрипции — ту-кюэ.
Но вернемся назад. После выхода юечжи, усуни остались на Или и достигли там большой силы и могущества. Князь их назывался Кюн-ми или Кюн-мо, а резиденция его, по китайским источникам, Чи-гу-чин, т. е. город красной долины.
Она лежала к Вот Ян-Хая или Же-Хая, т. е. озера Иссык-Куля. Китайские летописцы полагают тогдашнее число иеуней в 120.000 семейств и 630.000 человек, а войско их, состоявшее под начальством двух полководцев, называемых Талу и Дару, в 180,000. Здесь на Или, Балхаше и Иссык-Куле усуни занимали страну, принадлежавшую прежде народу сай и сэ. Страна их, еще очень далеко распространявшаяся к З. (до Хан-Кэу), как говорят китайцы, была пространная долина, изобиловавшая отличными пастбищами и стадами, составлявшими главное богатство иеуней. Она была однако же холодна и дождлива, а горы ее поросли пихтовым и лиственным лесом. Народ жил подобно хуннам (т. е. кочевой жизнью). Главное занятие его было коневодство; богатые имели до 4 и 5000 лошадей. Китайцы называют иеуней грубыми, невежественными, вероломными и хищниками. Более могущественные хунны часто нападали на них, причем даже погиб один иеуньский князь. Предание гласит, что сын этого князя был чудесно вскормлен волчицей и что какая-то птица снабжала его пищей. Шаньюй хуннов, узнавший о чуде, признал этого ребенка божественным, воспитал его, возвратил ему царство отца его, с титулом Кюн-ми, и сделал его правителем своих западных областей.
Это обстоятельство усилило могущество иеуней, хотя хунны сохранили над ними верховное владычество. Китайцы искали их союза. Для упрочения этого союза одна китайская принцесса была отдана в замужество Усуньскому Кюнь-ми, как Кюнь-ди (т. е. королева), в 107 г. до Р. X.; тогда был выстроен первый китайский дворец для несчастной принцессы, которой жалобные песни сохранил китайский летописец Мадуаньлинь. Приводим их, как содержащие бытовые черты: «Родные выдали меня замуж и принудили жить в далекой стране. Дворцом служит мне бедная юрта, стены которой обиты войлоком; сырое мясо служит мне пищей, а кислое молоко напитком». Могущество иеуней возросло; несколько раз нападали они, вместе с китайцами, на своих победителей и не мало содействовали их ослаблению на западе. Но в царствование внука упомянутой принцессы, именем У-цзы-ты (Уцзюту), произошло разделение иеуней на большой и малый Кюн-ми, вследствие чего и могущество их ослабело. Малые Кюн-ми удалились в горы на север в нынешний Заилийский или, по крайней мере, Цзунгарский Алатау и, таким образом, покинули столицу Чи-гу-чин, которая находилась на южном берегу Иссык-куля, на нынешней Кизыл-су (красная река), после чего часть их была оттеснена беспрестанными нападениями усиливавшихся на востоке сяньби, северных родов хуннов, принявших уже это народное название, так как сами находились в подчинении у тунгусского или даже корейского, как полагают некоторые, племени сяньби. Сяньби вытеснили часть усуней из кочевий и заставили их удалиться на запад, по следам юэчжи, где они и заняли вместе с юэчжи мало-помалу, к половине I века до Р. X., все земли Бактрийского царства, даже за Гиндукушем. Около 555 г. усуньские земли и их население были покорены Ту-кюэ (турками) и византийский посол Зимарх нашел в 568 г. не только Западный Тянь-Шань, но и Трансоксиану во власти турок.
Эти усуни (Хэу-сунь на древнем и Усунь на новейшем китайском наречии), по свидетельству Аб. Ремюза, приобретают большой интерес для этнографии Азии тем, что они принадлежат к ряду народов центральной Азии, очень различных, судя по китайским описаниям, от остальных, к расе голубоглазых и русоволосых блондинов.
Юэчжи и усуни, а также турки были первыми народами в исторические времена, явившимися в наши земли с Востока и вносившими черты изменения в расовом типе коренных жителей этих стран.
В VII в. по Р. X. завоевателями явились арабы.
Владычество арабов в Средней Азии не было ни прочно, ни продолжительно. Халифы не имели настолько силы, чтобы распоряжаться судьбою завоеванных там провинций по своему произволу. Правители в них, ими поставленные, держали себя так самостоятельно, что стали передавать власть свою наследственно детям. Халифам оставалось только одно право инвеституры с тем, впрочем, что своего выбора сделать они не могли. Еще менее, следовательно, было у них возможности сменить не нравившихся им правителей.
Таким образом, скоро стали возникать в Средней Азии независимые династии, признававшие халифа не более, как главу религии. И вот началось отложение провинций. Ранее других отложились тагериды в Xopасане (в самом начале III в. хиждры), за ними — соффариды в Седжестане (в половине III в.), саманиды — в Мавераннахре (в конце III в.) и т. д. Все они покровительствовали персидскому языку и персидской литературе, которая обязана им своим возрождением.
Но независимыми династии оставались не долго. Уже к эпохе саманидов относится возвышение влияния турок во внутреннем управлении. При Мутасиме турецкая гвардия сделалась одной из опор престола. Некоторые военачальники из турок пользовались большим влиянием. Некоторые орды огузов (туркмен), с согласия правительства, заняли часть земель в Мавераннахре. Наконец, при карлыкском илеке Насре в 999 году навсегда был положен конец господству туземного арийского элемента.
Владение Мавераннахром караханидами не было благоприятно. Государственное устройство было переделано, земледелие и промышленность начали приходить в упадок. Междуусобные войны перед монгольским нашествием повели к запустению деревень и падению ценности на землю.
Этнический состав населения Мавераннахра перед нашествием монголов уже значительно изменился. В городах турки дали уже значительный класс горожан. Об этническом разнообразии можно судить только приблизительно по составу армии. Защите Самарканда, главного города Мавераннахра, Хорезмшах придавал особенное значение; естественно, что здесь было сосредоточено больше войска, чем в других местах. По Джувейни — в Самарканде было до 110.000 войска из них 60.000 тюрков и 60.000 таджиков. По Несеви — войска было только 40.000, Ибн-ал-Асиру — 50.000, по Джузджани — 60.000, со включением тюрков, таджиков, гурцев, халаджей и карлуков. Араб Эдризи, в числе кочевников, окружавших Фергану, называет также кипчиков (Хифтчак) и булгаров. Таким образом, нужно думать, что коренное население Мавераннахра перед нашествием монголов уже успело значительно отуречиться.
Нашествие монголов резко отразилось на Мавераннахре как в смысле ухудшения экономического благосостояния населения, так и этнического состава коренного населения.
Во время нашествия монголов были разрушены города, погибли ремесла, а вместе с городами погибла и масса коренных жителей Мавераннахра.
Ближайшими соседями во время монгольского владения с севера были канглы (теперь род большой орды), западный же Тянь-Шань занимали киргизы и кара-киргизы.
В 1503 году тимуриды были изгнаны и их заменили узбеки, прочно осевшие на местах, занятых коренными жителями-таджиками. С течением времени часть узбеков стала постепенно переходить от кочевого и полукочевого образа жизни. Устраиваясь в совершенно новой для них обстановке оседлого земледельца и садовода, узбеки весьма естественно должны были обратиться к чему-либо уже существующему, готовому. Они так и сделали. Они всецело восприняли выработанный, если не тысячелетиями, то, по крайней мере, веками, культ аборигена таджика; они позаимствовали от таджика не только способы обработки земли, но и архитектуру своего жилища, утварь и разного рода производства, вместе с орудиями и способами и этих производств.
Таким образом, усваивая все это в совершенно уже готовом виде, узбек явился в данном случае послушным учеником покоренного им таджика.
Непосредственное соседство узбека, принявшего оседлый образ жизни, должно было сильно сказаться на этнографическом типе аборигена-таджика. Действительно, таким в настоящее время и представляется таджик, особенно долинный.

Язык таджиков

Таджики говорят на персидском языке. Они принадлежат к ветви иранцев, захватывающей народы, которые когда-то говорили по-зендски, на языке Авесты или древнеперсидской святой книги, равно как на языке клинообразных надписей первого разряда персидских великих царей, или же состояли в ближайшем родстве с ними. Из зенда выработался, смешавшись с элементами семитическими, пехлеви, а из последнего новоперсидский. К этой зендской группе примыкают кардуши древних, курды, современных географов, расположенные в окраинных горах Ирана по направлению к Месопотамии и на высотах Армении; иранцы или осетины Кавказа, белуджи — в Белуджистане и, наконец, афганцы в Афганистане, называющее себя пуштане, а язык свой — пашто. Все таджики говорят различными персидскими наречиями, начиная с бухарского таджика, хвастающегося живостью и чистотою своего персидского наречия и кончая сарикольцами и ваханцами, усвоившими себе непонятный образ выражений. Жители Ходжента, деревень Велекендаз и Кисакуз (близ Ходжента) имеют язык и по выговору и по грамматическим формам чище языка всех других таджиков. Это особенно заметно в Ходженте, где говорят языком, в котором сохранилось много форм вроде тех, какие употреблял древний персидский поэт Рудеки, родом бухарец.

Жители долин называют своих собратьев, горных таджиков -гальча, хотя сами горцы, именуют себя просто таджиками или по имени тех местностей, которые населяют. Кроме местного наречия, на котором горные жители объясняются почти исключительно только между собою, когда не желают, чтобы их понимали посторонние люди, они говорят преимущество на персидском языке. Говор их мягкий, звучный, мелодичный, особенно у жителей кишлаков, расположенных на Пяндже и в нижних частях долин Шах-Дарьи и Гунта, где почти совершенно не слышны киргизские слова, довольно часто употребляемые в разговорах жителями верхних частей названных рек, соседних с Памиром. Горные таджики говорят немного нараспев, сопровождая свою речь жестами и придавая ей несколько странную, для европейского уха, интонацию.
К гальча относят сарыкольцев, ваханцев и мугнанцев, народ Мунджана, верхней части долины Лудхо и вудитсаев (народ Санглиха и Ишкашима). Народы Гиссара, Дарваза и Каратегина, к северу от Оксуса и Бадашхана, в близком родстве с этой группой, хотя они в настоящее время говорят по-персидски или тюркски и в некоторых местах получили значительную примесь узбекской крови. Процесс исчезновения языка, вероятно, происходит таким образом, что племя сначала говорит на двух языках, как это имеет место ныне в Сарыконе, Шугнале и Вахане, где почти всякий, кроме своего языка, говорит по-персидски, и в долинах Сват Кунер и Пенджкора, где многие дардские племена (общим именем Дардистана называют все долины, лежащие между Западным Пенджабом и Гинду Кушем), кроме своих наречий, говорят на пушту. С течением времени сношения с соседями побуждают отдавать предпочтение наиболее распространенному из двух языков, который в конце и вытесняет вполне туземный. Этот процесс ускоряется при отсутствии письменности.
Языки, на которых говорят племена гальча, по-видимому, происходят от древнеперсидского (зендского). Язык идгах, на котором говорят в долине Лидхо, есть только наречие мунджанского; по строению он сходен с языками гальча, грамматика которых опубликована Шау. Подобно им, идгах отличается от других дардских языков частым употреблением буквы «в» и тем, что в нем имеется лить одно время для выражения настоящего и будущего.
Южнее их по Инду, в долинах Сват и Пенджкора и долины Кунер, говорят языком боле близким санскритскому.
Ховарский язык (или читральский) имеет сходство с языками только что упомянутыми и, вероятно, составляет промежуточное между ними звено.
Вообще признано, что Бадахшан и верхняя часть долины Оксуса были одним из первых мест пребывания арийской расы. Их движете к югу, вероятно, было постепенное и вначале происходило более, вследствие естественного роста, нежели от жажды завоеваний. По мере занятий ими местностей более плодородных и с лучшим климатом, число их должно было увеличиваться еще быстрее. Военные предприятия более значительные сделались возможными и движение вперед пошло скорее. Гальча, вероятно, потомки тех, которые остались на своих местах, и в позднейшее время, были постепенно втиснуты в узкие долины, где они ныне находятся. В некоторых случаях, как например, двигаясь в долину Лудхо, они перешли большой хребет и осели на южной стороне его в сравнительно недавнее время.
Жители селений, расположенных по Янгоб-Дарье, кроме таджикского языка, говорят еще на особом местном наречии, совершенно непонятном для жителей долин рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, а также и для всех горцев, обитающих в верховьях р. Зеравшана. Сами ягнаубцы уверяют, что язык их — не письменный; книг, сказок, пословиц и песен на нем не имеется; не знают они, когда и по какой причине переселились сюда, но сохранилось смутное предание, что родина их — Кашмир. Не сиягпуши, т. е. не кафиры ли они? (Ш. Акимбетев). Никто из племен, населяющих горы Зеравшана, не объясняется на этом наречии. Из ближайшего изучения замечено, что язык ягнаубский вымирает и с каждым днем все более и более теряет свою самостоятельную физиологию. Окружающая его со всех сторон таджикская речь горных жителей вытесняет его. К этому выводу приводят следующие данные: в разговоре у ягнаубцев часто встречаются таджикские слова, тогда как для тех же понятий они имеют в родном языке свои слова; в их говоре попадаются не только одни таджикские слова с окончанием ягнаубским и наоборот — ягнаубские слова с окончаниями таджикской грамматики, но и целые таджикские фразы с присущими им грамматическими формами.
Говор у ягнаубцев отличается большой беглостью и неясностью выговора. Большинство окончаний слов в их речи сливается в одно с последующим словом. Произношение самых таджикских слов у ягнаубцев при разговоре является в сильно искаженном виде.
Собранные образцы ягнаубской речи г. Искандером-тюря признаны специалистами принадлежащими к иранским наречиям; в ней сохранилось много черт древнего иранского языка, которые в других современных наречиях Туркестанского края являются лишь разрозненными.

Автор: А. Шишов