Шаманство

Посредник между богами и человеком — распорядитель при жертвоприношениях, гадатель, колдун и вместе врач — кам или шаман. Их отношение к населению не чуждо вымогательства. Алтайские камы держали в гражданскую войну определенно сторону белых, что и немудрено, так как, если они и не всегда выходят из состоятельных кругов населения, то во всяком случае, получая здесь больше всего доходов, постоянно ориентировались на зажиточные слои.

Духи-покровители и помощники шамана

«Помощь ару кёрмёсов является необходимой при сношениях с духами неба и подземного мира, путь к которым загражден препятствиями. Препятствия эти подробно описываются в камланиях.
Шаман побеждает все препятствия исключительно только с помощью ару кёрмёсов. Во время путешествия они являются живой силой и охраняют шамана от опасностей, ведут борьбу со злыми духами, встречающимися в пути, Ару кёрмёсы невидимо облекают собой шамана: сидят на его плечах, на голове, на руках, на ногах, в различных направлениях опоясывают его стан и в призываниях именуются за это броней или обручем (курчу).
Сопутствующих ару кёрмёсов у одного шамана бывает больше, у другого меньше. Большой шаман (яан кам) имеет их до десятка, малый шаман (кичэнэк кам) имеет их два, три, а иногда только одного.
Во главе всех духов, составляющих шаманскую броню, стоит всегда личный, кровный дух-покровитель, от которого шаман ведет свое преемство». (Анохин, Материалы, стр. 29).
«По мнению алтайцев маньяк (костюм) шьется по особому внушению духа-кёрмёса, силу которого унаследовали шаман или шаманка. Кёрмёс чрез внушение делает точные указания о том, какого вида должен быть маньяк. Поэтому часто на маньяках имеются специальные привески в виде кисетов, шкур дятла, медвежьих лап, когтей беркута и т. д.
Тот шаман или та шаманка, которая не слушаются внушения своего духа, наказываются болезнями. Шаман Сюртюш, живущий по реке Куюму (приток Катуни), сообщил, что он находится в немилости у своего кёрмёса — Паласа за то, что не сшил маньяк. Дух — Палас наказывает его «падучей»: Сюртюш несколько часов лежит мертвым и только благодаря искусственным средствам и ударами бубна приходит в нормальное состояние.
Шаманка Куйтук на р. Чуе подвергается нападению кёрмёса, который жует ей руки и ноги за то, что она не шьет новый маньяк вместо старого, который у нее сожгли бурханисты.
(Анохин, Материалы, стр. 33).

Воззрения алтайцев на душу шамана

«Тын-бура — камская душа как эмоциональная сила, которая делает кама способным совершать служение или иметь интимную связь с духами. При камлании тын-бура в кама входит, после камлания — удаляется.
Каждый телеутский кам особенно предупредительно относится к своему тын-бура. На этом основании, после совершения обряда, он усылает своего тын-бура в скрытое место.
Тын-бура после смерти одного кама передается другому, молодому или начинающему каму. Такой передачей выражается духовное камское преемство.
Кам с камом при помощи своих духов могут иметь состязание. Во время состязания более сильный кам похищает тын-бура, своего противника, отрубает у последнего ноги и голову. Тын-бура умирает; через два-три дня умирает и сам кам, которому принадлежит он. В других случаях побежденный кам отделывается только болезнью и совершенно становится здоровым, если соединится с своим похищенным тын-бура. Об этих камских состязаниях среди шаманистов встречается много рассказов самого легендарного содержания». (Анохин, Сб. IV, стр. 259).

Культ умерших шаманов

«К категории кёрмёсов — душ, имеющих право существовать на земле после смерти- — алтайцы относят всех без исключения шаманов…
Относительно духов — кёрмёсов умерших шаманов — имеются следующие представления.
Прежде всего, все умершие шаманы суть чистые духи — ару нэмэ. Дух шамана, на третий или седьмой день после смерти является к своим родственникам и о своем таинственном присутствии дает знать глухими ударами бубна, раздающимися в ночной тишине за юртой или в лесу. После этого, как рассказывает шаман Сапыр, дух порывает всякую связь с царством Эрлика и вводится покойными родственниками в разряд духов ару нэмэ. После смерти шамана изготовляют его изображение (чалу), приглашенный хозяином аила шаман кропит новое изображение чистым вином — аракы, произнося при этом особую молитву. С этого момента изображение подвешивается в аиле на почетном месте и делается религиозной принадлежностью, а дух умершего шамана становится ару нэмэ».
(Анохин, Материалы, стр. 22).

Женщина в шаманстве

«Женщина как нечистое существо (пияр кижи) камлает Эрлику и «духам земли» (ер-су). По смыслу шаманского канона, духам этих категорий можно совершать служение только в маньяках. Юльгеню женщина не служит». (Анохин, Материалы, стр. 33).

Черные и белые шаманы

«Шаманы, не совершающие призываний Эрлику (ак кам, белые шаманы), не имеют маньяков (маньякы йок кам); шаманы, совершающие служение всем тёс’ам (кара кам, черные шаманы), имеют маньяки (маньякту кам)». (Анохин, Материалы, стр. 33).

Колдуны и гадатели

«Кроме шамана или кама алтайские пифии разделяются: 1) на рымчи, имеющий припадок в котором при ужасных мучениях видит сокровенное и предсказывает; 2) тельгочи-гадатель; 3) Ярычи, ворожащий по сожженной лопате (кость); 4) колгуреэчи по рукам узнающий и 5) ядачи — человек, управляющий погодой посредством камня (яда-таш), который попадется весьма редко в таких утесах, где всегда бывает ветер… Для произведения вёдра, камень держится в сухом горячем месте или под мышцей плечной; для произведения ветра — держать на открытом воздухе; для произведения северного холодного ветра, напр, для того, чтобы конь в жаркий день не потел — привязать камень к гриве коня; для произведения ненастья — держать камень в холодной воде сутки. Если яда-таш ослабевает в своей силе, тогда ядачи одушевляет его тандып-ядырь, влагая в распоротое брюхо живой какой-либо птицы или животного». (В. И. Вербицкий. Алтайские инородцы. Сборник этнографических статей и исследований, под редакцией А. А. Ивановского. Москва, 1893 г., стр. 45).

Камлание алтайских шаманов

«Деятельность кама как жертвоприносителя, заклинателя духов и мудреца, предсказывающего будущее, во всем блеске и во всей полноте проявляется во время церемоний, сопровождающих большое жертвоприношение небесному божеству, обитающему на золотой горе в шестнадцатом небесном слое, Бай Юльгену…
Празднество происходит по вечерам в продолжение двух или трех дней. В первый вечер начинается приготовление к жертве. Кам выбирает место в березовой роще на лужайке, где ставит новую изукрашенную юрту. В юрте помещают молодую березу с листвой; нижние ее ветви обрубаются совершенно вплотную; на одной из вершин вывешивают флаг. Внизу дерева, на стволе, вырубают топором девять ступеней, тамти. Вокруг юрты делается загородка, как для загона скотины; против дверей юрты находится вход во двор и у входа березовая палка с петлей из конского волоса. Затем выбирают лошадь угодную божеству и кам велит ее держать особому избранному из присутствующих лицу Баш-туткан кижи, т. е. держащий голову. Взяв ветку березы, шаман машет над спиною лошади, прогоняя таким образом душу жертвенного животного к Юльгену, причем и душа Баш-туткана сопровождает ее. Собирание духов в бубен происходит с большой торжественностью и кам призывает особо каждого духа и со стенанием отвечает: «Вот, кам, и я», причем он делает движение бубном как бы принимая в него духа. Собрав помощников, кам выходит из юрты, садится на чучело, представляющее подобие гуся и делая быстрые движения обеими руками, как крыльями во время полета, поет медленно громким голосом:

Ниже белого неба
Выше белого облака
Ниже голубого неба
Выше голубого облака
Поднимайся, птица, к небу!

На все обращения шамана гусь отвечает возгласами: «Унгай гак чак, унгай гак, кайгай гак гак, кайгай гак». Тут шаман подражает голосу гуся. На своем пернатом бегуне кам гоняется за душой, пурой, жертвенной лошади, ржет по-лошадиному, наконец он ее загоняет при помощи присутствующих, за загородку к березовой палке с петлей, которая изображает стража души жертвенного животного. Кам ржет, бьет ногами, издает звуки такие, как будто петля давит ему горло, рвется и иногда бросает свой бубен, что служит знаком того, что лошадь оторвалась и убежала. Поймав окончательно пуру, он окуривает ее можжевельником и отпускает гуся. Потом приводят жертвенное животное и, благословив его, как с некоторыми присутствующими предает его самой мучительной смерти. Кости и шкура идет в виде жертвы, а мясо съедается с различными обрядами и каму дается лучшая часть.

Главное отделение великого шаманского действия происходит на второй день, после заката солнца и тут кам должен показать всю свою силу и все актерское искусство. Большое заклинание представляет целую религиозную драму пилигримства кама к Бай-Юльгену на небо. В юрте горит огонь, шаман угощает жертвенным мясом владык бубна, т. е. духов, олицетворяющих шаманскую силу его рода и притом поет:

Приими это, о Кайра хан!
Хозяин бубна с шестью шишками,
Подойти со звоном ко мне!
Если я крикну «Чокк!» поклонись!
Если я крикну «Мэ!» — то прими это!

С подобным же предложением обращается он к хозяину огня, олицетворяющему силу рода владельца юрты, устроителя празднества. Подняв чашу, кам губами производит шум, как будто от собирающихся невидимых костей и, нарезав мясо мелкими кусочками, дает присутствующим, которые их жадно проглатывают, изображая незримых духов. Окуривая можжевельником повешенные на веревке, украшенной лентами, девять одежд, которые хозяин приносит Юльгену, кам поет:

Дары, которые не снесет ни одна лошадь,
Алас, Алас, Алас!
Которые ни один муж не поднимает,
Алас, Алас, Алас!
Одежды с тройным воротом,
Трижды переворачивая рассмотрите их,
Пусть будут они покровом для бегуна.
Алас, Алас, Алас!
Князь Юльген полный радостей!
Алас, Алас, Алас!

Когда кам оденется в шаманское платье и тщательно окурит свой бубен, то он садится на скамейку и, ударяя в бубен, призывает многих духов, главных и второстепенных, причем за каждого отвечает «кам, вот я!» Под конец заклинания шаман обращается к небесной птице Меркют:

Небесные птицы, пять Меркют!
Вы с могучими медными когтями,
Из меди коготь месяца
И из льда клюв месяца;
Могуч размах широких крыльев,
Подобен опахалу длинный хвост,
Левое крыло закрывает месяц,
А правое крыло солнце,
Ты, мать девяти орлов,
Не сбившись перелетаешь Яик
Не устаешь над Эдилом
Прийди ко мне с пением!
Играя приблизься к правому глазу!
Садись на правое плечо!

Подражая крику этой птицы, заклинатель возглашает: «кагак, как как! кам, вот и я!» и опускает плечи как бы подавленный тяжестью громадной птицы. Чем больше собрано духов, тем громче кам бьет в бубен, тяжесть которого становится так велика, что он шатается. Получив столь сильных покровителей и помощников, шаман, обойдя несколько раз березу, поставленную в юрте, выпрашивает, стоя на коленях перед дверью у духа-привратника о даровании путеводителя. Получив благосклонный ответ, заклинатель с шумом выступает на средину юрты, резко ударяет в бубен; верхняя часть его тела производит вздрагивающие движения и слышится невнятное бормотание. Затем посредством известного рода движений колотушкой, шаман делает вид, что соскребывает со спины хозяина все нечистое и таким образом освобождает душу, которая по верованиям алтайцев, находится в спине, от влияния злого Эрлика. Потом он обнимает хозяина, хозяйку, их детей и близких родственников так, что бубен касается груди заключенного в объятия, а колотушка находится за его спиною. Этим действием шаман очищает их при помощи всех духов, собранных в бубне, от всяких зол и бедствий, которые может причинить враждебный дух. Когда очищенные возвратятся на свои места, шаман выбрасывает в дверь и изгоняет все бедствия из юрты. Потом он приближает к уху хозяина бубен и ударами по своему священному инструменту вгоняет в него дух и силу его предков, подготовляя таким образом к восприятию и пониманию последующих шаманских предсказаний. Показывая движениями, что он надевает на хозяина, хозяйку и всех членов семьи панцири и шапки, кам приходит в экстаз, скачет, толкает присутствующих и внезапно становится на первую ступеньку, вырубленную в березе, поднимая при этом бубен, ударяя в него изо всей силы и провозглашает «гок, гок!» Все движения шамана показывают, что он поднимается на небо. В радостном экстазе бегает он вокруг огня и березы, подражая звуку грома и потом с конвульсиями подбегает к скамейке, покрытой чепраком. Она изображает душу жертвенной лошади пуры; кам садится на нее и возглашает:

Я взошел на одну ступень,
Айхай! айхай!
Я достиг одного слоя,
Шагарбата!
Я влез на вершину танти (ступень березы).
Шагарбата!
Я поднялся до полной луны,
Шагарбата!
Шаман проникает по очереди в один слой неба за другим, причем убеждает Баш-туткана спешить. В третьем слое пура устает и кам для облегчения ее призывает гуся, на которого садится и летит. Но временное облегчение не помогает; заклинатель вместо Баш-туткана говорит слезливым тоном целую речь о бессилии его и его коня. В третьем небесном пространстве устраивается остановка, и шаман рассказывает слушателям обо всем, что он видит или слышит в этом слое; тут сообщается о предстоящей погоде, об угрожающих болезнях и эпидемиях, о несчастиях, ожидающих соседей, о жертвах, которые должны принести жители той местности. Предвещая например дождливую погоду кам поет:

Кара Шурлу с шестью жезлами
Каплет на низину.
Ничто, имеющее копыта, не может защититься
Ничто, имеющее когти, не может удержаться.

Подобные предсказания кам может делать и в других областях неба по своему усмотрению. После отдыха Баш-тукана путь продолжается; перед каждым небом шаман всходит на высшую ступеньку березы. Для разнообразия в шаманское действие вставлено несколько эпизодов: во-первых, угощение трубкой каракуша, черной птицы, служащей каму, во-вторых, погоня каракуша за кукушкой; при этом шаман кукует и подражает выстрелу ружья каракуша; в-третьих, он поит лошадь пуру и притом подражает пьющей лошади. В шестом небесном слое происходит последняя эпизодическая сцена, носящая комический оттенок. Шаман посылает своего слугу Курульдака выследить и поймать скрывшегося зайца. Во время малоуспешной охоты вводится в действие новое лицо, некто Керельдей, который дразнит Курульдака, но тот, несмотря на эти насмешки, настигает и ловит зайца. Особенно интересно пребывание в пятом небе, где кам ведет длинную беседу с могущественным яючи (высший творец), который раскрывает ему многие тайны будущего. Некоторые вещи заклинатель сообщает вслух, другие произносит скороговоркой, бормоча.
В шестом небе он преклоняется перед живущим там месяцем, а в седьмом — перед солнцем. Подобным образом возносится кам, прокладывая себе путь на восьмое, девятое небо и т. д. Чем сильнее считается кам, тем якобы дальше проникает он в небесные пространства; некоторые камы уверяют, что они якобы могут долетать до девятого, десятого, одиннадцатого и двенадцатого и даже выше, но их немного. Достигнув предела своей силы и остановившись, кам обращается, опустив бубен, тихо ударяя колотушкой, со смиренной призывной молитвой к самому Юльгену:

Повелитель, к которому ведут три лестницы
Бай Юльген владелец трех стад,
Голубой склон, который появился,
Голубое небо, которое показывается,
Голубая туча, которая проносится,
Голубое небо недостижимое,
На года пути удаленное место с водой,
Отец Юльген трижды возвышенный,
Которого избегает острие секиры месяца,
Который пользуется копытом лошади.
Ты создал, Юльген, всех людей,
Которые, шумя, нас окружают,
Ты, Юльген, снабдил нас всем скотом,
Не предавай нас в его руки!..
Дозволь нам противиться злому (духу)
Не указывай нас Кермесу (дух зла, сопровождающий
человека).
Не предавай нас в его руки!..

От Юльгена шаман узнает о благосклонном принятии или же непринятии жертвы и получает самые верные откровения насчет погоды и неурожая, а также собирает сведения о жертвах, ожидаемых этим божеством. Тут при случае, шаман указывает на соседа, обязанного доставить жертву и даже помечает масть и наружный вид жертвенного животного; в этом случае, замечает г. Радлов, интерес кама играет не последнюю роль. После беседы с Юльгеном экстаз заклинателя доходит до высшей степени напряжения и он падает совершенно истомленный. Тогда Баш-туткан подходит к нему, берет из его рук бубен и колотушку. Шаман совершенно затихает и не двигается ни одним членом. Немного погодя, среди общего молчания в юрте, шаман как бы пробуждается, протирает глаза, потягивается, выжимает рубашку пропитанную потом и как будто после долгого отсутствия здоровается со всеми присутствующими.
Иногда великим заклинанием празднество заканчивается, но чаще, особенно у более богатых, праздник продолжается еще один день и состоит в возлияниях божествам и пиршестве, на котором истребляются громадные количества кумыса И других крепких напитков. (В. М. Михайловский. Шаманство. Изв. О-ва люб. ест. антропологии и этнографии, т. LXXV. Труды этнографического отдела, т. XII, 1892 г., стр. 62-67).