Историческое прошлое иранцев

Древние обитатели Ирана: мидяне и персы

Долины гористой южной Персии были в древности заняты земледельцами. Здесь жили мидяне и персы, два народа, родственных друг другу, но заметно отличавшихся от народов и племен, занявших Месопотамию, Финикию и Палестину с Аравией. Там обитали семиты, а в Фарсе и Мидии жили арийцы.
Откуда явились арийцы — до сих пор неизвестно, но Фарс, или южная Персия, одна из стран их древнейшего обитания. Ассирийские и вавилонские цари ходили сюда походами, покоряли мидян и персов, облагали их данью. Поэтому древние мидяне и персы усвоили очень много нового и полезного для себя из Ассирии и Вавилона наподобие того, как русские учились у западно-европейцев. По примеру вавилонян у мидян возникло государство. Царь, окружив себя жрецами и знатными, присвоил себе власть, устроил войско и стал воевать соседей; он облагал их данью, пополнял свою казну и получал возможность содержать еще более многочисленное войско.
Мидийские цари покорили и соседних персов. Но персы, горное земледельческо-пастушеское племя, подобно горцам Кавказа, Афганистана или Швейцарии, плохо выносили господство.
Они скоро восстали и под начальством Кира, или Куруша, подчинили себе поработителей. С этого времени начинаются красные дни Персии. Полчища Кира, устроенные наподобие вавилонского войска, но составленные из бодрых, неиспорченных воинов, кинулись на соседние страны и в короткое время покорили всю Переднюю Азию. После Кира завоевания продолжались с не меньшим счастьем, пока Персия не приняла такие размеры, что ей стало трудно управлять: покоренные народы и племена то и дело восставали. Персидские цари устроили управление обширной империей довольно мудро по тому времени. Они разделили свое необозримое владение на области, сатрапии, числом до 30. В сатрапию назначали управителя, сатрапа. Каждый из покоренных народов сохранял свой язык, свою религию, нередко и своих государей, но над всем господствовало общее управление.
Главной обязанностью сатрапа было наблюдение, чтобы подданные вовремя вносили подати и налоги, чтобы земля возделывалась хорошо.
Кроме сатрапа в сатрапии имелся еще царский секретарь, через которого царь передавал приказания сатрапу, а начальство войсками области вверялось особому военачальнику, подчиненному одному царю. Ежегодно и даже чаще государство объезжали особые чиновники, которых называли «глаза и уши царя». Они осматривали царство, вводили нужные реформы и смещали плохих сатрапов.
В разные стороны из столицы цари провели дороги, по которым скакали царские курьеры.
Каждая сатрапия была обязана уплачивать ежегодно два налога: один — золотом и серебром, которые скоплялись в царской сокровищнице, а другой — теми произведениями, какими сатрапия изобиловала или которыми особенно выделялась. От налогов была освобождена одна Персия; жителям ее предоставлялось делать царю добровольные приношения.
Громадные средства притекали в Фарс и Мидию, где жили цари в обширных дворцах великолепной архитектуры со сказочной роскошью внутри. Отсюда эти владыки, перед которыми трепетали окрестные народы, управляли бесчисленными подданными.
Но азиатские царства обыкновенно недолговечны. Пока цари-завоеватели грабят соседние страны и водят свои войска от одной добычи к другой, царство держится насилием. Но вот все кругом завоевано, и предстоит устроить завоеванные области.
Если среди подданных распространяется одна вера, один язык и разумное управление, которое приносит равные блага всем, народы и племена могут слиться. Ни того ни другого в древней Персии не было. Цари управляли с тем расчетом, чтобы обирать покоренных, сатрапы следовали их примеру, и чем далее, тем грабеж подданных и насилия над ними становились невыносимее.

Религия магов или Заратустры

Религия же древних персов не могла быть принята соседями, потому что у тех были свои религии. Древние персы, как другие арийцы, обладали вначале первобытной религией земледельческого народа. В отличие от своих соседей семитов, у которых боги, покровители и податели благ, как Бел, Ашторет, Мелх (Ваал, Астарта, Молох), были в то же время злы и мстительны, зло и добро у персов являлись свойством двух главных божеств — доброго Ахурамазды и злого Аримана, окруженных сонмом соответствующих духов, дивов. Свет и тепло, солнце и огонь являлись символами доброго Ахурамазды или Ормузда. Огонь очага, вокруг которого собиралась семья и возле которого старший семьи или рода приносил жертвы, произнося молитвы, гимны, играл особенно важную роль, как доброе очистительное начало. Когда у арийцев Ирана появились служители богов, жрецы, один из них по имени Заратустра собрал молитвы и вообще привел в порядок служение богам и все, что так тесно бывает связано с религией, предписания которой представляют первые законы на все случаи жизни. Жрецы или «маги» превратились в особое сословие, и среди них древнеперсидская религия, религия «огнепоклонников», «гебров»,»парсов», или религия Заратустры, как ее называют, сделалась все сложнее и запутаннее.
Но у соседних народов были не менее сложные религии, были касты жрецов, ревниво охранявших свои божества, а с тем вместе выгоды жрецов и властителей. Персы не навязывали своей веры соседям. Поэтому общая религия не связывала воедино народы персидской монархии, великое царство Ахеменидов.

Новоперсидское царство

Все чаще и чаще отдельные сатрапы поднимали восстания и привлекали к себе на помощь соседей, например греков, которые вскоре убедились, как слаба и беззащитна стала Персия. И вот при македонском дворе созрел план похода в глубь Азии для завоевания и ограбления персидских владений.
Александр Македонский осуществил этот план, и персидское царство, гроза народов мира, развалилось на части, как перезрелый плод, от первого прикосновения.
Греки, нахлынувшие в персидские владения с полчищами Александра, а после них римляне, принесли с собой свои нравы, искусства, литературу, религию, философию, которые примешались к древнеперсидским воззрениям. Способный, богато одаренный народ принимал новые способы жизни, новые мысли и переделывал их на свой лад, согласно своим потребностям. Поэтому, спустя несколько времени после погрома Александра, Персия снова стала подниматься из развалин. Когда рухнула римская империя и стала обособляться Византия, Персия снова представляла могучее, обширное и просвещенное государство, государи которого из династии Сасанидов, подобно Киру и Дарию, водили свои армии к победам. Один из них, Хосров Ануширван, снова овладел почти всей Передней Азией. Сасаниды были покровители наук и искусств, они охотно принимали к себе пришельцев с запада, из Византии. Там язычники и христиане спорили о вере, христиане обвиняли друг друга в ереси. Гонимые греческие философы и христиане-еретики уходили на Восток и находили приют в Персии. Это были искусные ремесленники, мастера, торговцы, чиновники и ученые, писатели. На новой родине они стремились заняться каждый своим делом, какое кто знал, и потому ремесла и торговля необычайно оживились. Персия стала торговой страной. Через нее провозили товары из Индии и Китая (шелковые ткани) в Константинополь и к Средиземному морю.
В самой стране очень развилось земледелие, ремесла и искусства выделки оружия, предметов роскоши, посуды, был открыт способ приготовлять сахар из тростника. Цари строили для поощрения торговли дороги, мосты, караван-сараи, возводили дворцы для себя и старались воскресить предания древней великой Персии. Снова зажглись неугасимые огни на священных холмах, и маги возвещали истины религии Заратустры, которую цари стали навязывать всем своим подданным. Но и это величие было недолговечно.

Вторжение арабов. Проповедь ислама. Шииты и сунниты

Из-за южных гор нагрянули арабы, одушевленные новой религией Магомета. Арабы проповедовали веру, которая необычайно соответствовала всему складу восточной жизни и вносила в души азиатов еще неизведанное ими религиозное воодушевление. Жители Персии довольно быстро приняли мусульманство.
Между тем среди многочисленных преемников Магомета началась вскоре борьба за верховную власть. Возникли раздоры, кому быть халифом, высшим духовным и военным вождем мусульман. В этой борьбе погибли прямые преемники Магомета, Али и сын его Хуссейн со всем родом своим. Все мусульмане разделились тогда на две большие партии: одни за Али, другие против него. Персияне, ненавидевшие арабов, примкнули к сторонникам убитого Али. «Не хотим, чтобы духовными вождями нашими были чужеземцы, они будут извлекать из того выгоды себе в ущерб нам», рассуждало персидское духовенство. «Если халифы будут арабы», говорили себе властители Персии, «то духовная власть их над нашими подданными умалит наше значение».Так же думали персияне-купцы, которые соперничали с арабами на базарах. Вот почему персияне воспользовались убиением имама Али, чтобы избавиться от арабов. Али, Хуссейн и его родичи превратились в глазах персидского народа в святых страдальцев за истинную веру, а те, кто их погубили, и все мусульмане, склонившиеся на противную сторону, превратились в неверных. Все, чему учили, чем дополняли учение Магомета последующие халифы, представлялось персиянам ересью, и сторонников суннитского толка в Персии постепенно привыкли презирать сильнее, чем христиан и идолопоклонников. Так среди мусульман появились шииты и сунниты.

Нашествия монголов и туранских кочевников

Сколько несчастий ни сыпалось на Персию, персидский народ сносил их терпеливо и не переставал сознавать себя особым и притом великим народом. Тысячу лет жили они, трудолюбивые земледельцы, в своей стране, окруженные хищными кочевниками-варварами. Всегда был у них свой язык, совершенно непохожий на языки арабов, халдеев и турок. Были у них великие цари — вот могилы их, вот развалины дворцов их, вот сами они, окаменелые гиганты, смотрят на царство свое с каменных стен утесов. Все кругом трепетало перед могуществом персов, все окрестные народы платили им дань, и разве есть другой народ такой же образованный, воспитанный, умный и благородный, как персияне! Гордость собой, любовь и уважение к своей народности глубоко вкоренились в души персиян, и им ли, истинным властителям Востока, смиренно принимать божьи истины из уст презренных агарян! Вот почему пропасть между шиитами и суннитами, между персиянами и всеми другими мусульманскими народами углублялась все более и более, хотя если хорошенько разобраться и спросить, в чем же скрывается различие между этими сектами, то крупных различий, пожалуй, и не найти.
Прежде персияне властвовали над другими народами, они успешно отражали тучи кочевников, теснившихся к пределам Ирана. Древнеперсидские сказания и песни поэтов воспевают богатырей. Среди них особенной любовью окружен образ Рустема, персидского Ильи Муромца. Подобно Илье Муромцу «пехлеван» (т. е. богатырь) Рустем грудью стоит на страже Ирана и ведет всю жизнь борьбу с богатырями Турана, злыми кочевниками, которые, подобно печенегам, половцам и татарам, терзают мирных земледельцев Ирана.
Уже в древние времена степные кочевники не давали покоя Персии своими набегами. Они приходили изнутри Азии и скоплялись у границ страны там, где невысокие горы Хоросана отделяют Персию от степей и пустынь Туркестана. Степи, которые занимают внутренность Азии, необозримы. Здесь на степном приволье размножались кочевники — турки и монголы. Целыми веками мучили эти степняки соседей-земледельцев везде, где степи прилегали к земледельческим странам. От них не знали покоя китайцы. Даже каменные стены длиной в 3000 верст не избавляли их от набегов монголов. В России, южные степи которой составляют не что иное, как продолжение азиатских степей, славяне и русские много веков страдали от набегов из степи. Полтораста лет стонала Русь под татарским игом.
Но хуже всего пришлось Персии. Везде в других местах кочевники, случалось, покоряли соседей, но никогда не приобретали долгого господства над ними. И это понятно. Татары покорили Русь, но они не могли остаться жить в стране лесов и болот и потому ушли в Прикаспийские степи. Монголы учинили страшное нашествие на Китай и остались в нем, но спустя короткое время превратились в китайцев, слились с ними. Они не могли остаться кочевниками в стране, где каждый клочок земли распахан, превращен в поле, сад или огород; не могли остаться грубыми воинственными варварами среди мирных и культурных обитателей страны.
Но совсем не то было в Персии. Ведь внутри Иранского плоскогорья много степей. Пустыни, степи и орошенные поля чередуются друг с другом и позволяют в одинаковой мере вести как кочевой, так и земледельческий образ жизни. Когда полчища кочевников стали выходить из Азии и навели трепет на весь мир, дорога для их нашествий пролегала через Персию. Уже не было в живых великих царей, уже пала мощь персидского народа, и богатыри Турана беспрепятственно приходили и расселялись целыми племенами по зеленым степям Иранского плоскогорья. Здесь они находили такие же степи, что у себя на родине, только еще сочнее и душистее, и воздух здесь был теплее. Склоны гор принимают их стада на свои тучные пажити, когда знойное солнце Ирана сжигало степную траву, зимой, же они опять спускаются вниз. Тут же рядом жили тихие и беззащитные люди, которые в поте лица копаются на полях, собирают зерно и плоды в амбары, а в городах умеют делать такие чудные вещи из железа, кости, глины и дерева, из шерсти и шелка, которые их купцы перевозят на верблюдах из города в город мимо ставок кочевников, так что ничего не стоит грабить караваны.
Меч Дария или Хоcрова Ануширвана лежит заржавленный в могиле рядом с истлевшим телом великого царя. Нет силы, которая заступила бы дорогу степной саранче или обуздала грабежи лихих наездников, и они расселись на постоянное житье по степям Ирана. Богатырские подвиги Рустема звучат лишь в старых преданиях. Пришли люди Турана, дети злого Аримана, и овладели царством Джемшида и добрыми детьми его.
Так одна за другой приходили толпы кочевников из середины Азии. Невозможно перечислить все нашествия, так много было их в течение нескольких сотен лет. Несчастье состояло еще в том, что новые завоеватели были варвары. Прежние враги и покорители Персии — греки, римляне, византийцы, арабы — принадлежали к образованным народам. Подчиняясь их господству, персияне многому учились у них. Духовные сокровища народа увеличивались. Но чего можно было ожидать от кочевой орды, кроме одичания, зверства и опустошения. Известно, как огрубел русский народ во время татарского ига. В Персии же такое иго почти не прекращалось, потому что кочевники продолжали жить среди персиян. Они обирали персиян, а те в бессильной злобе презирали их.
Первыми после арабов пришли турки-сельджуки. За ними вскоре явилась новая орда — монголы, те же самые, которые разграбили Русь. Потом приходил Тимур с новыми полчищами. Потом узбеки, и не перечтешь даже, какие только племена ни являлись в Персию одно за другим.

Персы-земледельцы и тюрки-кочевники

Как же, спросят, не погибла Персия в конец за тысячу лет от тяжелых неурядиц? Она и погибла бы, исчезла бы с лица земли, как исчезли Ассирия, Вавилон, Иудея, если бы лишилась коренного населения своего. Несмотря на весь ужас существования, персидские крестьяне не бежали с родины. Они оставались в Иране и кропотливой незаметной работой своей не давали погибнуть народности и государству. После каждого разорения земледельцы снова возвращались к опустошенным полям, чинили разрушенные плотины, прочищали засоренные каналы и как-нибудь с грехом пополам восстанавливали свое хозяйство. Пока на месте оставались земледельцы-пахари, держались и города со своим ремесленным и торговым населением. Там стучали молотки медников, жужжали веретена ткачей, плелись по наторенным путям вереницы груженных верблюдов. Налоги земледельцев и пошлины с купцов давали средства, чтобы существовать правительству, и Персия жила, дыша на ладан, как тяжкий больной, крепкий организм которого переносит одну злую болезнь за другой, но все не сдается, не умирает.
Проходили столетия, но жизнь персидского народа почти не изменялась. Неоткуда было прийти переменам. Прежде у персиян были хотя образованные соседи — греки, римляне, византийцы, арабы. Но с тех пор как турки османы, пройдя Персию, захватили Малую Азию и взяли Константинополь, Персия оказалась отрезанной от более просвещенного Запада. Везде же кругом нее простирались или пустынные страны или страны, населенные полудикими племенами.
Со временем кочевники перестали наводнять Персию, все части ее собираются в одно царство, но на престоле сидит большей частью шах родом турок из какого-нибудь местного кочевого племени. Надо видеть этих лихих наездников и жестоких грабителей, познакомиться с их грубым бытом и грубым образом мыслей, и тогда только становится понятным, как терзали они мирных земледельцев Ирана. Им не нужно никаких улучшений, они не знают, что такое отечество, общее благо, не ценят знания и дарования, не помнят старины и ее преданий. Это паразиты, которые поедают, на котором живут, и не дают лучшим сокам его пробиться наружу. Пока они остаются в стране и сохраняют господство, страна не может жить настоящей жизнью.

Надо бы облегчить земледельцев, улучшить и обезопасить дороги от разбойников, устроить правосудие, завести школы… Зачем? Ведь тогда, пожалуй, все изменится, и им, настоящим господам страны, станет хуже, станет даже совсем невозможно жить. Воинственные кочевники составляют лучшее войско, опору шаха против внешних и внутренних врагов. Если какой-нибудь шах и решился бы приступить к улучшениям, он встретил бы упорное сопротивление в одной половине подданных, тем более, что на стороне их стояла сама мусульманская вера с ее навеки веков установленными предписаниями и фанатической враждой ко всем неверным и их порядкам. Вот почему коренные жители Ирана, способные, даровитые персияне, были осуждены на застой.

Персидская литература, искусство и наука

Наука, искусства, литература, все благородные отрасли человеческой деятельности служат улучшению жизни. Если тому мешают непреоборимые препятствия, они замирают и обращаются на пустяки. Зачем нужна была персиянам наука, если ее не к чему применить! И наука, начала которой в Персию занесли греки, зачахла, превратилась в пустые словопрения о вере. К чему служит искусство, как не к украшению и облагорожению жизни! Но что украшать, если великолепные сооружения, памятники прошлого, люди разбирают по кирпичам на постройку своих хижин, а богатые и знатные ценят лишь аляповатые и грубые удобства жизни. Что воспевать в звучных стихах и величавых поэмах, когда жизнь кругом груба, грязна, пропитана обманом и насилием! Разве подвиги отдаленных предков, о которых еще помнит народная молва! Или лучше восхвалять мимолетные радости жизни, за кратким течением которой приходит беспощадная смерть и приносит с собой непроницаемую тайну.
Среди многочисленного одаренного народа немало талантов и даже гениев.
Немало было и в Персии глубоких умов, способных к напряженному мышлению, немало блестящих поэтов и писателей. Но что им было делать? Уныние, мрачное настроение, безнадежность и покорность судьбе встречали их у самой колыбели, потому что вся жизнь персидского народа за много веков состояла из одних страданий. И вот одни, как Фирдуси, искали утешений в прошлой славе и подвигах народа, другие, как Хафиз, Саадия Ширазский, в изящных стихах воспевали краткие утехи жизни, но за строчками их писаний чувствовались глубокая тоска и безнадежность, сулившие облегчение и разгадку тайн не в этом мире, а в том. Часто талантливые писатели в тысячу первый раз пересказывали старые сказки или для милости двора восхваляли в стихах невероятно героические подвиги жестоких и ничтожных властителей.
Чему могли научиться у своих лучших людей малочисленные читатели и любители мудрости в Персии, откуда было им почерпнуть свежие мысли, чтобы понять свое положение и искать выхода? Таким образом цвет персидского народа, образованные сословия его могли только сохранять прежние духовные богатства свои, а не увеличивать их. Персия погрязала все глубже в нищету, рабство и невежество, и не удивительно, что в Европе люди привыкли словом «персидский» называть все низкое, подлое и грубое.

Персия в XIX веке. Бабиды. Влияние европейцев

Перемена для Персии наступила только недавно, когда к пределам ее опять приблизились более образованные страны. После завоевания Кавказа и Туркестана границы России приблизились к Персии. Точно также Англия, расширяя свои владения в Индии, являлась соседкой ее. Торговля Персии с этими странами становилась все оживленнее: персияне чаще посещали соседей, сперва в качестве торговцев, а потом и в целях образования. Наконец, любопытство посмотреть Европу овладело самим шахом Наср-эд-дином, и он с многочисленной свитой два раза ездил в Россию и за границу.
Появление европейцев с товарами, оживление персидской торговли, знакомство с Европой явились для Персии началом крупных перемен. Среди самих персиян появились люди, которых печальное положение отечества наводило на размышление, а сравнение с европейскими порядками и унизительная необходимость подчиняться иноземным державам по разным торговым и другим делам, наконец, обидные для персиян преимущества, какими европейцы пользовались в Персии, еще обостряли эти чувства.
Неудивительно поэтому, что в Персии явились люди, умы которых будило соприкосновение с Европой. Вначале они пытались помочь себе собственными средствами. Таков был, например, Мирза Али Мохамед, прозванный Баб. Около 1844 г. он начал проповедовать новую религию, которая стремилась изменить к лучшему народные взгляды. Учение его привлекло к нему толпы приверженцев, но чиновники и высшее духовенство испугались, как бы новшества не лишили их источников легкого обогащения. Они принудили шаха начать яростное преследование бабидов. В течение трех лет было варварски истреблено несчетное число их. Но бабиды не исчезли. Учение их явилось предвозвестником новых времен в Персии. В первый раз за много веков в лице бабидов выступает масса недовольного персидского народа, который устремляется вперед, а не ищет исцеления в обветшалых заветах прошлого.