Шаманизм

Баксы

Лица, знающиеся с правильными или ручными джиннами, называются «баксы» или «бакши». По понятию киргизов, только тот настоящий или истинный бакса, кто овладевает джиннами вполне, т. е. овладевает их способностями и знаниями и может поэтому вызвать своих джиннов во всякое время, когда только он найдет это нужным и необходимым. Редко какому баксе удается сразу подчинить себе и овладеть правильными джиннами, так как и из них многие бывают злые и очень сильные. Чтобы джинны отнеслись к баксе снисходительнее и милостивее, последний или притворяется больным или же пением старается смягчить и привлечь их на свою сторону, Баксы встречаются и из женщин, но реже, так как джинны вообще вселяются чаще в мужчин, нежели в женщин. Баксы дают своим джиннам различные имена, по большей части старинных героев; лошади джиннов также награждаются различными эпитетами, например, «карач», «эртештюк», «коенбай» и т. п.
Количество джиннов у каждого баксы бывает различно; некоторые овладевают весьма большим их количеством. Качество джиннов, т. е. их способности и знания, также неодинаковы, почему одни баксы владеют более сильными джиннами, а другие — более слабыми; одни из них способны, при помощи своих джиннов, производить более разнообразные и разносторонние действия, а другие, наоборот, менее разнообразные. Бакса каждому своему джинну назначает особое иерархическое место: есть у него джинны-джигиты, джинны-советники и т. п.
Бакса, владеющий правильными джиннами, может вызвать их во всякое время и может заставить их служить себе и другим на пользу, а иногда и на потеху. Обстоятельства, и случаи, в которых проявляется деятельность баксы, довольно разнообразны, разносторонни и разнохарактерны. Так, прежде всего, бакса посредством таинственных наговоров и нашептываний лечит всевозможные болезни, но преимущественно страдающих душевными и нервными болезнями. Приступая к лечению, бакса призывает своих джиннов по имени, какое он дал им ранее, просит, чтобы они помогли ему в предстоящем деле, советуется с ними то вслух, то про себя, пением старается скорее призвать их на помощь, а так как бакса видит своих джиннов (прочие смертные их не могут видеть), то, обращаясь якобы к ним, он приказывает им быть послушными его воле и не выходить из его повиновения; по временам он сердится и выходит из себя или же впадает в благодушное настроение, смеется, жестикулирует и производит руками какие-то непонятные для окружающих знаки, одним словом старается напустить на себя таинственность, чтобы произвести большее впечатление на присутствующих; один бакса может скоро вызвать своих джиннов, другому это удается с большим трудом. Задача баксы при лечении сумасшедших заключается в следующем: так как у последних, по убеждению киргизов, содержатся одни только неправильные или дикие джинны, то бакса, при помощи своих ручных или правильных джиннов, может овладеть дикими, которые заключаются в сумасшедшем, и перевести их в себя, излечив таким образом больного от сумасшествия. Если баксе не удается этого достигнуть, то он может превратить их в ручных или правильных джиннов, которые, хотя и остаются у прежнего своего владельца, но последний из сумасшедшего превращается уже в баксу. Тот или другой результат лечения, но во всяком случае в глазах киргизов успешный, зависит от того, если джинны баксы будут сильнее джиннов субъекта, которого он лечит; в противном случае лечение будет безуспешно. Если баксе удастся овладеть дикими джиннами другого лица и перевести в себя, то со временем он их превращает в ручных, и тогда они служат новому своему владельцу и господину, который пользуется их знаниями и силами и способностями, которыми он всегда распоряжается по личному своему усмотрению.
Лечение душевнобольных — одна из главных деятельностей баксы. Кроме шептаний и наговоров, употребляемых при лечении больных, баксы практикуют и другие приемы лечения. Так, если бакса придет к заключению, что сумасшествие вызвано джинном в виде синей мухи или паука, то для излечения болезни, происшедшей от этой причины, отыскивается козленок, по преимуществу черный, зарезывается — и мясо все целиком отдают баксе, а легкими, печенкой, вообще всеми внутренностями козленка, только что вынутыми и, следовательно, еще теплыми, бакса довольно продолжительное время бьет по одержимому сумасшествием, затем плюет три раза и бросает внутренности вверх на воздух. Так как между киргизами наиболее распространено убеждение, что джинны существуют главным образом в виде мелких насекомых (всевозможных мошек, мух и пауков разных видов), то и приведенный способ лечения есть поэтому довольно распространенный и считается одним из лучших и действительных средств. Кроме лечения нервных и душевных больных, баксы лечат также и всевозможные другие болезни как наружные, так и внутренние. Так, по понятиям кара-киргизов, мизгир (длинноногий паук), спуская свой яд в пищу, образует в человеке, поевшем этой пищи, трикурт, т. е. глисты (в буквальном переводе «трикурт» значит «живой червяк»); последних также выгоняют баксы. Одержимых глистами они поят беленой (акдувана), и глисты, по их мнению, выходят наружу. Но так как киргизы вообще редко страдают глистами, то и джинны в такой форме редко вредят им.
Сношение и сообщество баксы с джиннами, и их вызывание не проходит для него бесследно, — обыкновенно бакса после этого чувствует себя усталым и разбитым. Кроме лечения больных, одержимых различными болезнями, бакса предсказывает счастье и несчастье, узнает будущее, отгадывает воров, указывает, где и как можно найти украденное и т. п. Во всем этом баксе помогают его джинны. Из столь разносторонней деятельности баксы должно заключить, что джинны обладают самыми разнообразными способностями, каковые во всей их совокупности и отражаются на деятельности баксы. Чем разнообразнее и многосторонее бывает деятельность баксы, тем он располагает большим количеством джиннов, и последние тем более его слушаются и более ему повинуются. Фокусы, которые баксы делают, между прочим, следующие: без вреда для себя бакса, в присутствии многочисленной публики, лижет раскаленный серп или нож, бросает в огонь халат и обратно вынимает еще целым. Очевидцы рассказывают, что они на своем веку видели таких баксов, которые голыми ногами становились на раскаленный текмень или же на дно горячего котла, и киргизы уверяют, что будто бы есть и в настоящее время такие баксы, но уже мало; кроме того есть баксы, которые в присутствии всех прокалывают себя насквозь шпагой, проглатывают десятка два-три живых змей и обратно их вынимают, а также дают перетягивать себя веревкой нескольким человекам. Баксы, которые в состоянии все это делать, обладают сильными джиннами; такие баксы — истинные или настоящие баксы.
Достойно замечания, что баксы могут передавать своих джиннов по наследству, от отца к сыну, от последнего к его детям и т. д. Передают, что были некоторые семьи, которые в течение долгого времени постоянно снабжали баксами своих одноплеменников. После смерти своего прежнего владельца джинны ждут его три года, после чего они уже переходят к одному из его наследников.
(Поярков. Из области киргизских верований).

Камланье баксы

Одну из видных ролей при различных болезнях в большинстве случаев играют у киргизов «баксы»; особенным же авторитетом они пользуются у них при родах женщины, нервных и душевных болезнях, ревматизме, параличе и т. д., где обыкновенно киргизы склонны приписывать появление этих недугов соприкосновению нечистой силы, а именно «джинна», «пери», «албасты», «марту» и т. п. духов.
Баксы называются преимущественно те киргизские лекаря, которые имеют сношения с духами и даже власть над ними. А чтобы пациенты безусловно верили сношениям его с нечистыми, каждый баксы употребляет некоторые магические фокусы, например, пропускает смычек своего кобыза сквозь ребра или вонзает себе нож в живот, глотает иглы и т. д.
Лично нам только раз удалось встретить баксы в Перовском уезде, который поразительно хорошо знал чревовещание; когда он приступил к вызыванию духов и уже находился почти в исступлении, до нас явственно стали доноситься хрюканье свиней, рычание и лай собак, ржание жеребят, блеяние ягнят и т. д. Ему чудится в это время, что к нему постепенно являются духи и бесы. К каждому из них он обращается отдельно, называя его по имени и описывая наружность его.
Во время сеанса он перестает играть на своем кобызе, и призыв его прерывается только при наступлении полного изнеможения.
Рассматривая здесь различные болезни, мы остановимся на тех недугах, где особенно проявляется деятельность баксы. А именно на болезнях, которые киргизы называют «Уйалы касаль», т. е. людей, побитых якобы джиннами и пери, от которых страдают больные, находясь под властью их. Самый способ лечения этой болезни киргизы называют «кошуру», от глагола кошурмак» — «переселить» — духов-мучителей, поселившихся в больном, на другой предмет.
Вот что нам сообщает относительно лечения этой болезни киргиз Чимкентского уезда Ногай-куринской волости Эркимбек Ахенбеков. Приглашенный к больному баксы в течение семи дней играет на своем кобызе и вызывает своих джиннов. По истечении этого срока по приказанию джинна, обращенного к баксы, режут желтого козла с лысиной или черного барана с лысиной же.
Зарезав какое-либо из этих животных, все кости отделяют от мяса и складывают на шкуру убитого животного, а мясо варят и раздают народу в «худаи» (во имя бога). Причем баксы и больной этого мяса не едят. Затем баксы уводят больного на большую дорогу, захватив с собою названную шкуру с костями. Там он выкапывает «ошак» — яму с двумя отверстиями, через которые свободно может пролезть человек, протаскивает через эти отверстия больного взад и вперед три раза и возвращается потом с ним домой, оставив на месте шкуру с костями. После того одежду больного получает баксы.
Это один способ лечения, а другие баксы поступают иначе. Вместо того, чтобы резать скотину, они берут голый череп павшего животного, окрашивают его в красную краску, называемую «джоба», и чернят сажей.
Затем делают семь кукол «коршак» и приготовляют семь фитилей — «шырак». Когда же все готово, баксы ведет больного к разветвлению семи дорог. Кукол он там привязывает к упомянутому черепу пестрыми нитками, скрученными в обратную сторону (нитку пеструю крутят в левую сторону, тогда как обыкновенно крутят в правую сторону), потом зажигает фитили, а больного сажает на череп. Как только фитили сгорят, баксы берет больного и немедленно убегает с ним без оглядки, приговаривая «саттым», «саттым» — «продал», «продал» (т. е. продал болезнь куклам).
Если бы он оглянулся назад, то «ачаруак» голодный арвах снова поселился бы в больном.
Такой же способ лечения, как говорит Ахенбеков, применяется и к женщинам, которые не способны рожать. По окончании процесса лечения баксы берет кусочек красного сукна — «манат», свертывает его, перевязывает шелком семи цветов и предлагает носить больному на шее или за пазухой.
При свертывании кусочка сукна баксы упоминает имена святых и заканчивает словами: «Сулейман деми-мнан байладым» — «привязал я дыханием Соломона».
Ниже мы приводим текст и перевод призыва баксы, когда он приступает к лечению своего пациента. Вот он:

О, Сулейман, пребывающий у воды!
О, мужественный Коркуд,
Наводящий страх на детей!..
О, мой главный пир, сгони (духов) сюда!
О, мой пир, предстань же, когда зовут тебя!
Несчастного и больного
Отгадай недуг, о, мой пир!..
О, святые, обитающие на земле,
О, святые, обитающие на небесах,
О, святые запада и востока,
О, десять тысяч святых Туркестана,
Молю у вас помощи.
О, сгоняющий арвахов и джиннов,
О, подчиняющий себе шайтанов.
Главный мой пир, сгони их сюда!»

Далее баксы призывает джиннов но их именам:

«Да кружусь» вокруг тебя, Кара-гус! )
Лети ко мне, озираясь вокруг себя,
Подойди ко мне ближе, Мулла-кыз,
(Мулла-кыз), сгоняющая арвахов,
Подчиняющая себе джиннов и шайтанов,
Увешавшая свою шею бусами,
Скучающая, когда я ее не зову,
Всегда готовая, когда я ее зову!..

Еще подробнее и интереснее дал нам сведения относительно лечения баксами помянутых выше болезней, также посредством «кошуру» киргиз Чимкенского уезда Мулла-али Махдибаев. Он рассказывает, что приглашенный к больному баксы начинает с того, что ощупывает больному руки, нажимает жилы и кисти руки больного (вероятно пульс), затем берет свой кобыз и начинает играть, дабы узнать от своих джиннов, каким недугом страдает больной. После довольно продолжительной игры и призыва джиннов баксы кладет свой кобыз на землю и объявляет, что ему предсказывали арвахи, что больной, в такое-то время над обрывом или под деревом, или на берегу реки во время сна, или находясь в пути, когда спал один на земле, был побит джинном. Иногда баксы говорит, что больной испорчен Аджиной (злой дух женского пола), или находится под влиянием дива-пери, или больного коснулось холодное дуновение водяного пери, или наконец говорят, что, вероятно, один из предков больного был когда-то опокровительствован Арвахом за свою праведную жизнь, вследствие чего по временам является к больному Арвах и кладет на него тяжесть, причиняя ему мучения, за то, что больной вел не благочестивую и не достойную его предка жизнь.
Затем баксы, если только он имеет усердное намерение лечить больного, изъявляет на то согласие и приступает к лечению. Прежде всего он собирает как можно больше народа из этого аула, предлагает им предварительно совершить омовение, а потом впускает их в юрту, усаживает кольцом, а в середину сажает или укладывает больного. Кроме того, по приказанию баксы, вносят в юрту связанного Кара-гуса (коршун или черный беркут) или связанную курицу и кладут около больного, а иногда приносят голубя и дают больному, чтобы он держал его в объятиях. Это делается для того, чтобы болезнь перешла к ним, т. е. к Кара-гусу, курице или к голубю. Иногда вместо этих пернатых баксы приказывают принести голые черепа верблюда или собаки или же наконец 5-10 кукол, которые больному дают подержать с вышеупомянутой целью. Затем до наступления сеанса вносится в юрту 2-3 кетменя без ручек, несколько железных предметов, и все это кладется в огонь для того, чтобы накалилось докрасна. Потом приготовляют 5-10 фитилей, скрученных из тряпицы, вносят в юрту обнаженную острую шашку и кинжал и, наконец, приносят и вешают в юрте одну здоровую колотушку и толстую нагайку. Все эти перечисленные предметы, как увидит читатель ниже, будут необходимы, как выражаются киргизы, во время его игры (лечения). Когда все это готово, баксы берет в руки свой кобыз и начинает играть, а спустя уже некоторое время, подпевать и призывать своих джиннов. Вот что он пел:

Начало каждого дела: бисмалла («Во имя бога!»).
Начало Корана: бисмалла («Во имя бога!»).
О, направь мое дело,
Создатель всемогущий, единый боже.
«Да кружусь» вокруг тебя о, боже!
О, мой пир, мужественный Дауд, поддержи!
Если ты поддержишь, я здесь готов.
О, трон Сулеймана! пожалуйста поддержи.
О, Сунак-Ата! направь мое дело,
Разве ты мой не главный пир?
О, мужественный Макам, теперь и ты поддержи,
Если поддержишь, я здесь готов.
Я прибегаю к вам, Дайте нам помощь…
Пошли же мне пожалуйста мое счастье,
О, боже! окажи же мне помощь
В то время, когда я занят игрой (лечением)!

Здесь баксы прерывает свои призывы к святым и просит присутствующих, чтобы они все произносили «Нет бога, кроме бога!». Тогда собравшиеся в юрте люди безостановочно повторяют эту фразу, а баксы, приступает уже к призыву джиннов.

О, пери, обитающие в горах Каф,
Я зову вас, идите ко мне…

Здесь опять баксы обращается к присутствующим, чтобы они произносили слова: «Он, бог!». Люди повторяют эти слова, а баксы продолжает:

Глава джиннов Досыбай…
Вот каким способом призываю я джиннов.
Джинны и святые разве приходят,
Не присоединяясь один к другому?…
Пятнадцати лет он (джинн) пристал ко мне,
Двадцати лет он подружился со мной.
Склонив меня к такому делу против воли,
Приковал он меня к высохшему дереву.
О, мои четыре коня, стоящих на бугре,
О, мой мухортый конь, одетый в зеленое одеяние,
О, мой пестрый конь в шесть кулачей (кулач — 2½-3 арш.)
Ах! Ах! мой белый конь!…
Дома у меня девять хозяев,
В степи у меня есть сорок хозяев,
Но выделяется из них молодой хозяин,
По имени Мис-Толпу;
О, иди ко мне Толпу, иди Толпу!

В это время возбужденный баксы начинает вонзать себе в рот и в живот кинжал, а потом продолжает:

Имя джинна — Караман…
Куда теперь я денусь?
О, Караман, унаследованный мне отцом,
Я должен иметь с тобою дело!..
Мой каплан с черными полосами,
Обративший в лошадь змея водяного,
Полюбивший змея водяного, как любят молоко,
Мой колдун разрушитель,
Моя черная сова, сделай-ка здесь обыск!
О, ты с верблюжьею головой, с глазами с чара,
«Да кружусь» вокруг тебя, мой разрушитель,
О, ты моя сова, насыщающаяся кровью!…

В это время баксы, сидя на месте, машет рукою; в какую бы сторону он ни махнул, предметы, находящиеся на расстоянии 5-10 шагов от него, рассекаются словно от удара острой шашки; кошма ли это стен киргизской юрты, глинобитный ли дувал (стена), безразлично. Все это происходит якобы по воле джинна-разрушителя (джаргышь). Беснуясь таким образом, баксы приходит в полное исступление и изнеможение, бегает с ревом по выражению Махлибаева, как опьяненный в случный период самец верблюд, подражая собаке, выскакивает из юрты, бегает по полю, обнюхивая окружающее, мычит наподобие коров, ржет, подражая жеребцу, воркует, как голубь и т. д. Махлибаев все эти издающиеся звуки приписывает голосам присутствующих джиннов. Затем баксы берет острую шашку, дает двум из присутствующих людей, которые держа шашку за концы, опускают ее на пол лезвием кверху. Баксы становится на лезвие одной ногой, затем убирает эту ногу и становится другою, и каждый раз ноги свои обтирает о больного. Потом снова в припадке исступления начинает играть на кобызе, развязывает своему буйному сумасшедшему пациенту руки и ноги, присутствующие приходят в ужас, опасаясь, чтобы одержимый болезнью больной не бросился на них, но он, к удивлению их, совершенно спокойно остается в юрте и выкрикивает то же самое, что и присутствующие, а баксы опять призывает своих джиннов, описывая их внешность.
«Схватив приготовленную колотушку, баксы падает навзничь на больного и начинает бить себя в грудь… потом берет нагайку и бьет больного или другого человека, присутствующего в юрте, разложив его на брюхе»…
Собрав всех своих джиннов и пустив их якобы в бой, баксы, чтобы не осрамиться и чтобы лечение его удалось, обращается с усердною мольбою к богу и ко всем известным ему святым, упоминая их имена.
Таким образом баксы перечисляет имена всех святых, живших на земле, о которых он слышал. Когда начинают напирать на него джинны, душить его или трясти юрту, опьяненный баксы мечется во все стороны с зажмуренными глазами, но тем не менее находит все необходимые ему предметы, а присутствующим приказывает произносить: «все кончено» или «да благословит бог». Все присутствующие в юрте лица безусловно, подчиняются требованиям баксы, повторяют все слова, которые он приказывает произносить: если баксы садится, то и они садятся, если баксы встает, то и они встают, — словом, подражают всем его движениям.
В результате подобного лечения «душевнобольные, как говорит Махлибаев, у которых болезнь застарела, остаются неизлечимыми».

Арбауши

Наряду с баксы у киргизов есть еще одна интересная личность, о которой мы считаем не лишним, хотя вкратце, но все же сказать здесь мимоходом несколько слов.
Нередко киргизы подвергаются укусу разных ядовитых насекомых и пресмыкающихся: змей, скорпионов, фаланг, кара-куртов и т. д.
Цивилизованные народы в подобных случаях прибегают к помощи медицины. Но у киргизов на этот случай есть свой избавитель — это арбауши. Он занимается исключительно заговариванием и нашептыванием волшебных причитаний, которыми вызывает из нор змей, фаланг, скорпионов и кара-куртов для того, чтобы уничтожить в них яд.
(Диваев. Баксы, как лекарь и колдун. Изв. Об-ва Археологии, Истории и Этногр. при Казанск. Унив-те. Том XV, в. 3, 1899 г.).

Погребальный обряд

Когда родственники замечают, что у больного наступают уже последние минуты, посылают за муллой. Больной в это время может лежать в какой угодно стороне, но только с лицом, обращенным к Мекке. Лежит он на перинах, одеялах (в богатой семье), очень часто закутанный во все свои зимние одежды, а сверху накрытый, вдобавок ко всему, еще теплым одеялом, потому что казахи обычно думают, что самое лучшее для больного вспотеть, и вот ему стараются предоставить возможность вспотеть до самой последней минуты.
Пока не заметны признаки смерти, плача почти не слышно, разве только кто-нибудь из женщин заплачет втихомолку в сторонке… Неслышно входит мулла, ни с кем не здороваясь, без приветствий, он прямо проходит на свое место к изголовью больного и начинает чтение суры «ясин» из Корана. Читает быстро, вполголоса, не растягивая слов. После известных отрывков, где в тексте молитвы стоят точки, он делает выдыхание на больного, наклоняясь к его лицу, к глазам, чтобы с этим выдыханием вдунуть ему святость молитвы и тем самым облегчить последние минуты страдания.
Читает мулла, а сам напряженно следит глазами за каждым движением умирающего, т. к. должен читать он до тех пор, пока тот не испустит последнего дыхания. Также напряженно следят и остальные, наблюдая за охлаждением рук и ног. А кто-нибудь, наклонившись над головой, капает на запекшиеся губы умирающего водой с ложки. Ведь с самого момента начала агонии вокруг больного вертятся черти, норовя заполучить его в свои руки в эти минуты упадка воли, и предлагают ему омочить губы своим адским напитком.
Беда, если в этот момент не капать воды в рот умирающего — он, не вынеся мучений жажды, может выпить напиток, шайтана и тем самым обречь себя на мучения ада. Поэтому и смерть без смачивания губ водой в последние минуты называется нехорошей смертью.
Как только закатываются глаза, останавливается биение сердца, холодеют руки и ноги — решают, что душа улетела, покинув свое временное обиталище, и больной умер. Душа — это малюсенькое насекомое, незаметное для глаза, уподобляемое мухе и нередко называемое шибын жан, душа-муха. При нормальном состоянии человека она живет в сердце его, но иногда покидает сердце, переселяясь в различные части тела, именно туда, где человек ощущает боль. После смерти, незаметная для окружающих, душа вылетает изо рта и поднимается в небеса, оставаясь там впредь до погребения покойника.
Первая женщина, заметившая момент смерти, возвещает это диким выкриком, и тогда начинается настоящий содом. Близкие родственницы — мать, жена, сестра — положительно неистовствуют. Им не до причитаний, они рвут на себе волосы, царапают лицо, грудь, вскакивают, порываясь бежать куда-то, и дико вскрикивают бессвязные слова. Их держат три-четыре человека и с трудом удерживают на месте. Остальные женщины плачут тоже и так как начинают плакать все враз, поднимается ужасный вопль. Все по очереди бросаются на грудь более близких и обняв их, голосят, причитая. А жена или мать причитать начинают только после того, как утихнет первая острота горя.
Немного иначе ведут себя мужчины. Первый заметивший признаки смерти мужчина должен громко прочесть специальную арабскую молитву. Остальные следует его примеру, после чего и среди них начинаются плач, объятия и иногда только причитания, главным образом среди близких умершего. Посторонние же принимают роль успокоителей, особенно мулла. Он, переждав первый момент горячки, читает какую-либо суру Корана для успокоения плачущих, т. к. по шариату при чтении Корана должен быть прекращен всякий плач. Но и это средство действует не всегда; тогда приходится мулле повторять чтение несколько раз, чтобы добиться прекращения плача.
И начинает он говорить, что плакать не нужно, это может быть услышано душой умершего и обеспокоить ее, а потом ведь плач в таком случае выражает недовольство волей аллаха, ропот на него и т. д.
Под руководством муллы начинают раздевать умершего, т. е. снимать с него все те шубы и халаты, в которые он был закутан, т. к. уже, конечно, каждому известно, что потеть теперь не к чему. Да и к тому же вся одежда покойного должна пригодиться впоследствии. Оставляют его только в нижнем белье и вместе с верхним одеялом, на котором он лежал, его поднимают и кладут в так называемое онг жак, правую сторону помещения, или же выносят в заново поставленную для него юрту, независимо от того, происходит это летом или зимой. Только летом частенько тело остается в жилой юрте, т. к. все юрты бывают тогда заняты, а зимой выставляют отдельную юрту только богачи, т. к. юрты бедняков не выдерживают морозов той местности, доходящих там до 40°.
Так вот переносят умершего или в онг жак, или в отдельную юрту, и вниз, под то одеяло, на котором он лежал, настилав слой или сена или свеженарванной травы. Сверху он накрывается каким-нибудь куском материи, по возможности не цветным, а если такового нет, то накрывают просто халатом, но халатом узбекским. Казахские халаты почти всегда уже бывают в употреблении до этого, они не чисты, узбекские же халаты, которые служат главным образом для одаривания родственников или друзей (большей частью дочерей при замужестве), никогда не носятся и употребляются в случае необходимости вместо покрывала. Глаза покойнику закрывают прикладыванием пальцев и растиранием век, руки укладываются вдоль тела («по швам»), а на грудь кладут камень или вообще какую-нибудь тяжелую вещь, чтобы грудь и живот не взбухали. Существует примета, — если шея слаба, не тверда, значит в недалеком будущем, умрет ентще кто-нибудь из этой же семьи.
И вот, приведенный таким образом в надлежащий порядок, задернутый занавесью, труп оставляется в полном покое, все прочие церемонии идут своим чередом, а на него уж не обращают внимания. Смотреть на покойника, поднимать покрывало — грех: человек, ушедший в мир потусторонний, не должен иметь ничего общего с представителями мира сего, его нельзя беспокоить. Если же покойник выносится в отдельную юрту, он там оставляется совершенно один. Только плотно прикрывают дверь и следят, чтобы туда не забрались собаки. На ночь обычно зажигают в изголовье светильник, приготовленный примитивным способом: блюдечко, в нем сало или масло и фитилек из скрученной ваты. И горит такая свечка в течение 40 дней.
А женщины (родственницы) между тем продолжают плакать во весь голос, с причитаниями, а так как от долгого плача начинает болеть голова и ныть тело, то они свернутым платком завязывают себе лоб, причем над головой торчит угол платка — кер тартады, как они называют, а поясницу так же туго стягивают поясом и продолжают плакать, плакать без конца. При входе каждого нового человека (будь то мужчина или женщина) хозяйка и все родственницы умершего принимаются рыдать с новой силой, а посетительница, присев перед хозяйкой на корточки и обняв ее обеими руками, вторит ей, выражая свое соболезнование. Это же происходит между мужчинами и даже между мужчинами и женщинами родственниками или имеющими просто экономическую связь (зависимость) — тамырлык. Конечно, в этот день семья, которую постигло несчастье, не может ни за что приняться, и пищу ей приносят другие соседние дома.
После водворения тела в надлежащее место, мулла, который не покидает семью умершего до самого конца, и родственники мужчины, посоветовавшись, намечают несколько человек, умеющих читать Коран, а те уже сами между собой распределяют его чтение. Коран разделен на 30 частей — это так называемый пара куран, так что его могут читать и 30 человек. Если же в ауле не находится пара курана, то уже сами делят его на части по числу читающих и приступают к чтению одновременно. Сидят где-нибудь в сторонке и, устремив глаза в книги, беззвучно шевелят губами; а если в этой юрте собирается слишком много народу, то муллы могут читать Коран и рядом в соседней юрте. Конечно, за каждое прочтение приходится платить, а потому в семье бедных муллам отдается даже самый последний скот, и Коран прочитывается только раз.
Одновременно со всем этим из аула выделяют несколько мужчин, минимум 3 человека, так называемых жаназаши, т. е. глашатаев. Если человек беден, незначителен, неизвестен в определенном районе и смерть его происходит незаметно, — на похороны его собирается только один его собственный аул. Но если человек знатен, богат, имел при жизни вес — о смерти его широко оповещают всех вокруг на расстоянии кундык жер, т. е. расстоянии, которое можно проехать за день, а это равняется приблизительно 70-80 километров. И вот эти жаназаши разъезжаются верхом на двух лошадях (одна на запас) в различных направлениях и оповещают каждый аул. Доехав до какого-нибудь аула жаназаши подъезжает к юрте главаря аула (летом) или к окну дома его (зимой) и кричит: на свете сем не стало такого-то! жаназа, т. е. молитва над его телом, тогда то!.. и не останавливаясь едет дальше, потому что должен он объехать несколько аулов, а похороны летом бывают часто через сутки после смерти, и только зимой, ввиду трудности сбора, тело оставляется иногда даже до 2-х суток.
Быстро разносятся вести обо всем в аулах. Так же быстро узнают и о смерти. Из каждого оповещенного аула едут 3 человека: мулла (аул агасы), главарь аула, и аксакал (старец). Остальные, главным образом религиозные старцы, если и едут, то саваб ушин, «награды ради», награды не материальной, материальную три первых человека получат, а ради небесной награды. Эти выехавшие для совершения над телом молитвы (жаназа намаз) — люди называются намазши. Со всех концов съезжаются намазши, в числе которых бывают иногда и женщины: или родственницы семьи умершего или женщины из так называемой семьи тамыр, «жила», семьи настолько близкой, что между ними часто происходит обмен какими-либо предметами, причем предметы эти выбиваются по желанию. Только женщины не участвуют в совершении самой молитвы жаназа.
Приехавшие входят в юрту или дом, где находится семья умершего, здороваются, и опять начинается плач и стенание. Затем женщины остаются там же, а мужчины через некоторое время выходят и располагаются вблизи под открытым небом, будь то летом или зимой, т. к. помещение зачастую не вмещает всего числа собравшихся. После приезда намазши близкие родственники умершего, посовещавшись, выбирают из каждого рода по 3 человека: один из них (ата-улы) — родоначальник данного рода, второй мулла и третий из аксакалов — суякши, т. е. обмывальщик. Причем и ата-улы и суякши может быть один и тот же человек. Главным родом в описываемом нами районе является род Алтай, составляющий почти ⅓ всего населения Акмолинского уезда, иными словами говоря, тысяч 50-70 душ. Алтай разветвляется на 6 более мелких родов: Кареке, Аралбай, Мурат и т. д., а те в свою очередь опять подразделяются каждый на несколько родов. Возьмем, например, один из родов Аралбаев — род Байтока и предположим, что умер именно кто-нибудь из этого рода Байтока. Тогда, во-первых, приглашаются остальные роды рода Аралбай, а также и роды Кареке, Мурат, входящие вместе с Аралбеками в главный род Алтай. И из каждого такого рода и выбирается родоначальник (из главарей аулов), мулла и аксакал. Эти намеченные родоначальники, муллы и обмывальщики могут получить каждый свою часть вознаграждения, даже не ударив палец о палец на похоронах. Например, предполагается, что весь Коран, который прочитывается до прибытия намазши, должны были бы читать эти выборные муллы, но в первом случае их еще не было, да и дальше они не принимают ни в чем участия. Но все же главное вознаграждение получают они, а не муллы из своего аула, которые все делали за них.
Если, например, выборных мулл было 10 человек, то муллы данного аула, читавшие за них Коран, получают только 1/10 часть вознаграждения, иными словами получают все вместе столько, сколько получает 1 выборный мулла. А родоначальники получают часть скота из «искат малы», которая называется «сиит», подарок. Существует такая пословица: кто «киит кииттэ кайтады, сиит сииттэ кайтады», т. е. киит — свадебный подарок (родителям жениха или невесты) возвращается в свадебном же подарке, а сиит — подарок на похоронах родоначальникам возвращается в подобном же подарке.
Что касается обмывальщиков, то они получают вознаграждение не скотом из «искат малы», а одеждой умершего «киим». Каждый казах старается оставить после себя как можно больше одежды и по возможности ценной. Поэтому у богатых людей бывают так называемые ышик, шубы из дорогого меха, ценою иногда до 10 голов крупного скота, служащие только для подарка, как киим умершего, передаваясь из рук в руки среди определенных верхушек родов, пользующихся наибольшим уважением, как среди населения, так и друг у друга. И переходят эти шубы из поколения в поколение.
Число обмывальщиков стараются по возможности приноровить к количеству оставшейся после умершего одежды. Сейчас же после объявления, что такие-то люди намечены в обмывальщики, все они собираются к трупу, но опять-таки зачастую обмывают труп не назначенные обмывальщики-суякши, а добровольцы из родственников, за что, конечно, большей частью не получают ничего. Но иногда приходится работать и самим обмывальщикам. Под руководством муллы, сидящем за занавесью, с трупа снимают белье, вынимают из-под него одеяло и кладут на приготовленный табыт. А табыт представляет собой следующее: на два таганка, на которых у казахов ставят котлы при варке пищи, кладут одну решетку, составляющую основу казахской юрты и называемую «кереге». А сверху «кереге» настилается слой соломы или травы. И на это сооружение, называемое табыт и кладется труп.
Обмывают обычно 5 человек: 1 поливает из чайника теплую воду, другой обмывает под указания муллы (сначала обмывается правая сторона тела, затем левая), а остальные поддерживают и переворачивают труп. Труп женщины обмывается, конечно, женщинами же. Моют не голой рукой, а одетой в чистую рукавицу. Обмыв труп, его переворачивают на бок и чистой водой промывают лежавшую под ним траву, а затем, не снимая с табыта, начинают облачать в саван — кебин или акрет, чем нередко служит у казахов и белая кошма.
На мужчину одевается саван в 3 ряда: 1-й это мешок из сложенной вдвое материи, одна сторона которого сшивается и шов приходится под спиной, в изгибе помещается голова; второй бок савана не сшивается — он приходится над лицом и одна пола просто накладывается на другую. Края этого первого савана доходят почти до колен, но не закрывают их. Остальные 2 ряда точно такого же устройства, но гораздо длиннее и доходят с головы до ног. После водворения мертвеца в этот трехрядный саван, последний перевязывается в 3-х местах: под головой, под ногами и в поясе. Затем уже снимается с табыт и заворачивается в лежащий рядом ковер, который, подобно савану, перетягивается в 3-х местах; а уже сверху ковра накидывается халат. Когда халатом накрывают труп до обмывания — исходят только из чистоты его; когда им накрывают после обмывания, то здесь уже важны красота и изящество подобного покрывала.
С женщинами дело обстоит немного иначе. Что у мужчин через 3 ряда савана будет виднеться грудь — это ничего, а у женщины — грех. Вообще все тело женщины, за исключением лица (и то начиная с бровей) и кистей рук носит название «гоурат» по-арабски или «абиюр» по-казахски. Открывать абиюр — стыд, грех. Потому-то и саван женщины не в три ряда, как у мужчин, а в 5. Первый с головы доходит только до шеи, второй с головы до груди (закрывая ее), третий ряд с головы до колен, как первый ряд у мужчин и наконец четвертый и пятый ряды с головы доходят до самых ног. Таким образом над лицом получается саван в 5 рядов, над грудью — в 4 ряда, от груди до колен — в 3 ряда и над ногами — в 2 ряда.
После облачения в саван начинается обряд откупа грехов или так называемый пидие. Место совершения пидие безразлично, может происходить и в помещении и под открытым небом. Тело кладется только головой к северу; с одной стороны его с обращенным к нему лицом сидит мулла, а с другой стороны полукругом сидят несколько человек, самых бедных из аула умершего, которые называются пидияши.
Каждый человек грешен с известного возраста, а именно: девочка с 9-ти лет, потому что 9-летняя девочка уже может быть женой (по легендам пророк сочетался браком с 8-летней Айшой, хотя она стала его женой значительно позже), а мальчик с 13 лет. Если умирают дети до этого возраста, грехов у них нет, а следовательно не нужен и откуп их перед погребением. Но каждый последующий год жизни человека уже протекает в грехе, и чтобы откупить грехи одного года нужно пожертвовать в пользу бедняков 125 пудов пшеницы, за 2 года жизни — 250 пудов, за 3 — 375 п. и т. д. Откупом у казахов служит не пшеница, так как сеют только незначительное количество ее, а скот, стоимость пшеницы переносится на скот. Но хорошо, если умрет человек лет 15- 16-ти, это только составит 250, 375 пудов пшеницы, откупиться еще можно. А если умрет старик 50 лет, у которого за душой 37 лет греховной жизни? Из этого положения выходят следующим образом: берется скот стоимостью в 125 пудов пшеницы (пидия малы) и производится «доуыр айналдру», вращение доура.
Мулла, сидящий сбоку трупа, берет веревку от какого-нибудь барана или теленка и после совершения арабской молитвы, смысла которой они зачастую сами не понимают, передает веревку рядом сидящему пидияши со словами: «ушбу ольмыш бален бален боласынынг бир жилгы саным, салат ва саир ва жыбаттарынынг кипораты ошин ушбу молды кабыл кылыб аллынгиз-ба?».
В переводе:
«Как откуп (эпитемья) этого умершего такого-то, сына такого-то, за несоблюдение постов, молитв, за упущение обязательных постановлений (шариата), за путешествия (ибо где же и совершаются упущения, как не в пути) в течение одного года принимаете ли вы этот скот (иными словами говорят: берете ли вы на себя грехи умершего за этот скот?)».
Тот пидияши, к которому обращены эти слова, говоря: кабыл кардэм, т. е. «принимаю», берет из руки муллы веревку и сейчас же отдает ее обратно со словами: иба кылдым, т. е. «отказался». Мулла с теми же словами, сказанными прежде первому пидияши, передает веревку следующему и т. д… пока эта веревка не побывает у всех пидияши. И столько раз надо совершить эту круговую передачу, сколько было у умершего лет греховной жизни. Для 50-летнего старика веревка совершит 37 кругов.
Но это только в том случае, если стоимость скота равнялась 125 пудам пшеницы. А если человек был беден, если скот, предназначенный для откупа — «пидия» был оценен не в 125 пудов, а в 5 раз меньше, в 25 пудов пшеницы? И из этого положения выход не так труден: нужно совершить круговую передачу «доур айна лдру» не 37 раз, а в 5 раз больше. Ну, а если стоимость скота выше 125 пудов пшеницы, то из приведенного примера ясно, что круговая передача совершится меньшее число раз. Таким образом откупом, оцененным в 20 пудов можно откупить 500-пудовый грех или даже больше. Весь искат малы, выделенный по завещанию умершего, делится на 3 части: одну получают муллы, вторая — это «сиит», преподносимый родоначальникам — «атаулы», а третья часть это «пидия», откуп, получаемый участниками, в процессе вращения «доур».
После совершения обряда откупа грехов, труп, завернутый в ковер, выносят из помещения (ногами вперед) и кладут в заранее приготовленные носилки, представляющие собой ящики на 2-х жердях; сверху ящик накрывается халатами. Женщины с криками, с новым взрывом плача бросаются за телом, хватаются за него, за носилки… их оттаскивают обратно, а носилки, за которыми идет главный мулла, и остальная толпа, быстро удаляются от юрты. Отойдя на некоторое расстояние от аула, останавливаются, на первом чистом, не затоптанном скотом, месте (или в же в загородке мечети, если таковая имеется поблизости) ставят ящик на землю и начинается совершение молитвы «жаназа». Умерший опять кладется головой к северу, а мулла, с лицом, обращенным на запад (т. е. к Мекке, Каабе), стоит с левой стороны умершего и на таком расстоянии от него, чтобы, наклонившись, он мог дотронуться головой до его сердца. За муллой в 3 ряда располагаются молящиеся и опять-таки на таком расстоянии один от другого, чтобы при наклоне вперед голова стоящего сзади коснулась спины стоящего впереди. Это делается для того, чтобы не оставить ни малейшего пространства для шайтана, который вертится вокруг и, затесавшись меж молящимися, может напортить все дело. Ряд может быть длинен и увеличен как угодно, но уменьшать число рядов нельзя. После совершения молитвы мулла оборачивается к молящимся и спрашивает: «Хорошим ли был умерший?» — «Хороший, хороший!» — отвечают все хором.
Тут же раздается и скот муллам и родоначальникам и одежда умершего обмывальщикам. А затем носилки поднимаются и несутся дальше уже для совершения последнего обряда — погребения. Несутся или везутся в зависимости от расстояния до «улыт» — кладбища. Кладбище, состоящее из нескольких могил, окружено обычно высокой зубчатой стеной с пирамидками на углах. А иногда какой-нибудь человек еще при жизни строит для себя отдельную могилу, не надеясь на то, что хватит средств на ее постройку после смерти его. Далеко еще видно это кладбище, одиноко стоящее в степи, и ясно вырисовываются на голубом фоне неба зубцы его и пирамидки. Сооружение над могилами или могилой называют «там». Могила приготовляется заранее на берегу, на холмах вблизи аула или же на краю большого тракта. Роется она следующим образом: сначала вырывают яму в 3 аршина длиной, 1 аршин ширины и аршина 1½ глубиной. Затем в одной из боковых стен могилы, именно в западной, подрывается на расстоянии полуаршина от поверхности земли отверстие в бок. Получается нечто вроде пещерки. Для могилы женщины пещерка в бок не обязательна, но зато могила женщины роется глубже (женщина же грешнее), а детские могилки, смотря по возрасту, роются все мельче и мельче.
Как только приносят тело на кладбище, его сейчас же без чтения молитв вынимают из ящика и вместе с ковром спускают на полотенцах внутрь могилы. Там, на дне могилы, находятся уже человека три, которые развязывают и передают наверх ковер, развязывают связанный в 3-х местах саван и кладут тело в углубление, вырытое в западной стенке могилы, кладут головой к северу, с лицом, полуобращенным на запад, к Каабе (Мекке). После водворения его на место бросают сверху несколько горсточек земли, что называется «тупырак салу» — «насыпание земли» и считается обязательным для близких, а затем закладывают это углубление кирпичами, а если их нет, так жердями, а затем уже яму засыпают землей. И только тогда все садятся на землю вокруг могилы и мулла начинает чтение последней молитвы.
Наконец и эта молитва закончена… Родственники мужчины (женщины на кладбище не присутствуют) начинают громко плакать, бросаться на могилу, рыть ее когтями, но их поспешно уводят с могилы. Ковер и халат уносят свои же, а полотенце берут себе могильщики.
И вот, как только отходят все на 40 шагов от могилы, душа возвращается к умершему, и он оживает. И сейчас же в могилу проникают два ангела (мункыр и нанкыр) и начинают допрос. Если тот дает правильные и точные ответы, то ангелы оставляют его в покое, и тогда душа снова покидает тело и носится спокойно между небом и землей, дожидаясь дальнейших мытарств. Но если несчастный был грешен, если он не сумел найти ответов, то мункыр и нанкыр бьют его дубинками (курзы), а земля сжимается и давит его. И тело его испытывает страшные мучения…
Но никто не может слышать этого кроме святых. Рассказывают, что прежде в этом районе, а изредка и теперь на глухих окраинах его муллы остаются около могилы, возвращаясь после удаления на 40 шагов, чтобы дать возможность мункыру и нанкыру спуститься в могилу, и, стараясь помочь несчастному в его ответах на вопросы мункыра и нанкыра, громко читают молитву, называемую талхун. И помогают, за что родственники бывают очень благодарны муллам и щедро одаривают их за такую услугу.
Кроме святых могут почувствовать страдания наказуемого грешника животные. Если случается всаднику ехать мимо кладбища, и лошадь его вдруг останавливается, отказывается идти дальше, испуганно прядет ушами и мочится кровью, — он уже знает, что это мучается несчастный под дубинками мункыра и нанкыра. Может чувствовать это и вообще весь скот, который вдруг начинает вести себя крайне странно.
А между тем толпа проводивших тело до могилы возвращается в аул. Женщины, прекратившие было плач с уходом всех на кладбище, снова принимаются плакать при приближении возвращающихся. Все входят в юрту умершего, и начинается чтение какой-нибудь суры из Корана, после чего прежде прочитанный Коран и эта вновь прочитанная сура посвящаются памяти умершего. И только тогда начинается первое угощение всех сидящих в юрте и членов семьи. Угощением служит мясо целого барана и нередко даже целой лошади; приносится оно соседями «олиго бата, тыриге конгыл ошин», т. е. для поминания (благословения) умершего и поддержания живых. Это угощение носит название «бата асы», т. е. молитвенная пища, а приносящие ее называются «бата окырши».
«Бата асы» бывает после погребения в том случае, если похороны совершаются в тот же день (день смерти). Но если хоронят на второй или на третий день смерти, то угощение делают в первый же день, т. к. семья умершего не может же голодать. Почитание памяти умершего продолжается иногда даже до 4, 5 лет, но преподнесением бата асы ограничиваются только одноаульцы-родственники, а сватья и «тамыр» из других родов обязаны сделать еще подарок аза скотом, в зависимости от их состояния, в одну голову и больше.
Корень «аза» кроется в материальном взаимоотношении семей, с одной стороны, той, которая делает этот подарок, с другой стороны, той, ради которой он, «аза», делается, т. е. — семьи умершего.
После первого бата асы начинается разъезд тех, кто приехал издалека и не уехал еще после совершения молитвы (жаназа). Остаются более близкие люди, а также и муллы. Остаются на ночь или, как говорят казахи: «оликтын шилдаканасын кузетуге», т. е. провести торжественный вечер в память умершего. Два раза в жизни каждого человека бывают эти вечера (шалдакана): в день рождения и в день смерти — в первый и последний дни жизни…
(А. М. Балаубаева-Голяховская. Погребальные обряды у казахов Акмолинской губернии. Сб. научного кружка при Востфаке Ср.-Аз. гос. университета. Вып. I., Ташкент, 1928г., стр. 17-30).

Кукла, изображающая покойника, среди киргиз

Среди окрестных (около Касана) киргиз встречается до сих пор уже быстро исчезающий теперь обычай, согласно которому, если в доме умирает мужчина, и если это, в особенности, глава семьи, то пока не будут справлены по нем соответствующим образом поминки, сопряженные у киргиз, как известно, с большими расходами (имеющими в основе обеспечить приносимым материальное благополучие покойника на том свете) делается следующее. В доме или юрте умершего отгораживается занавеской уголок, где на вертикально поставленную подушку надевают халат покойника, сверху кладут приготовленную для надевания чалму. Это подобие куклы и должно представлять умершего, продолжающего находиться среди своих в ожидании поминок. К уголку, где находится эта кукла подходят с почтением. Один касанец рассказывал мне, что в киргизской семье в урочище Гаджор (в окрестностях сел. Баястан) он видел такое изображение покойника, хотя уже прошло немного больше года после смерти. Оказывается, не смогли еще собраться, чтобы сделать соответствующие поминки.
(Андреев. Поездка в Касанский р-н. Изв. Об-ва для изуч. Таджикистана I, Ташкент, 1928).

Автор-составитель: С. П. Толстов