Крестьяне и их жизнь

Турция, несмотря на потерю значительных провинций, еще обладает обширными, плодородными землями, и ее земледелие служит главным источником благосостояния страны и в тоже время единственным средством существования огромной части населения. Мало того, земледелие в Турции составляет почти единственный источник государственных доходов, служит единственной основой торговли. Тем не менее турецкое простонародье не имеет ни склонности, ни тяготения к земледельческому труду. Турки из всех сил отбиваются от физического труда, в роде земледельческого, ремесленного и фабричного. От земледельческой и фабричной работы спину ломит, плечи ноют, руки устают, а к концу дня изломает и всего человека,- турок этого не любит. А если между турками и попадается трудолюбивый земледелец, тяжелые условия, среди которых он живет, скоро отбивают у него всякую любовь и охоту к земледелию.
Что мешает в Турции процветанию торговли и промышленности, то же самое губит и земледелие.
Турки уже с конца XIV столетия начали мало-помалу покорять христианские народы Балканского полуострова. Сначала они завоевали единоплеменных нам славян — сербов и болгар и заставили румын платить себе дань. Но они не удовлетворились этими завоеваниями: их султаны стали подумывать, как бы отнять у греков Византийскую империю и сделать главный ее город Константинополь (Царьград) своей столицей. И действительно, в XV столетии (в 1453 г.) они привели в исполнение свое желание. Через несколько лет после этого турки покорили и всю Грецию. С тех пор они стали владычествовать и сделались господам и повелителями побежденных христиан. В настоящем, т. е. в XIX столетии, христианские народы — румыны, греки, а также сербы и большая часть болгар — мало-помалу освободились из под турецкого ига, но турки господствовали над христианскими народами более четырех сот лет. В продолжение всего этого времени они жили трудами подвластных им народов: христиане работали за них, были их рабами и кормильцами, а турки их господами и повелителями. За четыре столетия своего господства над христианами, турки совершенно обленились и привыкли избегать тяжелой физической работы. Вот потому то и до сих пор, если обстоятельства заставляют турка трудом добывать себе пропитание, он всегда ищет такого занятия, где бы он мог надзирать, распоряжаться, наконец, продавать что-нибудь, но всеми силами старается избегать работы, которая могла бы утомить его руки и спину. Естественно, что к земледелию и промыслам у него менее всего лежит душа, и ими в Турции занимаются преимущественно подвластные султану народы. Та незначительная часть турецких крестьян, которая живет в сельских округах Турции и вынуждена прокармливать себя и свои семьи земледелием и ремеслами, живет в страшной бедности. Это прежде всего видно по убогим, совсем разваливающимся хижинам, по нищенской одежде обитателей и обитательниц этих жилищ. Ужасная нищета турецких крестьян прежде всего происходит от все более усиливающихся рекрутских наборов, от ежегодно возрастающих налогов и податей, от возмутительно неправильного и недобросовестного их взимания, от всевозможных поборов и вымогательств, которые практикуются чиновниками.
Богатые турки и жители городов легко обходят рекрутскую повинность, и потому вся ее тяжесть падает на эту наиболее покорную, бедную и беззащитную часть населения. Старик-хозяин, понадеявшись на трех-четырех сыновей, обрабатывает и засевает довольно большой участок земли. Приходит время снимать жатву, и вдруг у него берут в солдаты всех его сыновей. Такие примеры здесь не редкость. Хозяин с женой, с несколькими дочерьми и двумя-тремя подростками не могут справиться и с половиной хозяйства. Мало-помалу они бросают один клочок земли за другим, поля глохнут, все разрушается. Еще более тяжелым бременем на турецких крестьян ложатся подати и налоги. Неправильный и несправедливый способ взимания податей и налогов в конец разоряет сельский люд. Для примера возьмем самый известный из всех поборов, «десятинный», названный так потому, что крестьяне должны отдавать десятую часть всех произведений своей земли. Этот десятинный сбор правительство отдает в аренду тому, кто ему более заплатит за это право. Следовательно, арендатор должен взять с крестьян не только десятую часть произведений, но и ту взятку, которую он уплатил, чтобы получить эту аренду, да и сам он не захочет остаться с пустыми руками. Но этого еще мало. Правительство каждый год медлит назначением арендаторов, постоянно выжидая, кто из них больше даст за свое право. Между тем крестьянин не имеет права свезти свое вымолоченное зерно в амбар до тех пор, пока с него не будет взята десятина. Сжатый хлеб остается на полях неубранным, и чтобы его не растаскали, ссыпается в конусообразные груды. Вследствие этого часто случается, что в той или другой провинции весь урожай пропадает от дождя, и на такое вопиющее зло крестьянин не может даже пожаловаться. Но вот, наконец, приезжает арендатор собирать десятину со множеством писарей, служителей, полицейских. Правительство, правда, строго запрещает арендаторам брать что-либо для себя и для своих служащих бесплатно у крестьян, однако не было еще примера, чтобы такое приказание исполнялось. Арендатор поселяется в таких случаях в деревне, и крестьяне бесплатно должны продовольствовать его и его свиту. Бесконечное горе и полное разорение ждут тех крестьян, которые потребуют от арендатора платы за продовольствие: он всегда найдет случай отомстить им за это. От арендатора вполне зависит брать десятинную подать натурой или деньгами, и в этом он руководствуется исключительно своими личными интересами. Если он, вместо зерна, требует денег, то сам произвольно назначает цены на хлеб. Одним словом, арендатор десятинного сбора — бич хлебопашца, и этот сбор один из самых важных причин запустения деревень. Это сознает и само правительство, но с одной стороны не может уничтожить его вследствие плохого состояния денежных дел, с другой — десятинный сбор предписывается самим пророком: уничтожая его, пришлось бы поколебать веру в божественную силу Корана.
Злоупотребления, которым подвергаются земледельцы, просто неисчислимы. Когда у некоторых крестьян в окрестностях Константинополя масло выжато, но еще недостаточно чисто, чтобы поступить в продажу, а у других в то время, когда шелковичные коконы, уже готовы к размотке, чиновники рассылают предписание о немедленной уплате податей. Это делается для того, что именно в это время ни один крестьянин не имеет денег, и следовательно не может выполнить требования. Придравшись к этому, чиновники отнимают у крестьян их собственность и продают ее ростовщикам. Если вырученные деньги не покрывают податей, чиновники забирают у крестьян все, что найдут в их жалких хатах: кухонную утварь, скот, земледельческие орудия. Где строят шоссе, плотины, железные дороги, там паши просто напросто сгоняют подвластное население на работу, в виде натуральной повинности, не обращая внимания на то, что из-за этого часто остается невозделанным собственный земельный участок крестьянина.
Вся тягость государственных налогов лежит на земледельце, а незаконный способ взимания их еще более увеличивает его нищету. Когда несколько лет тому назад некоторые части Турции испытывали жестокий неурожай, а холера и лихорадки косили людей, земледельцы, имевшие полное право рассчитывать на помощь правительственных властей, не видели от них ничего, кроме жестоких притеснений. У народа, совершенно разоренного эпидемиями и неурожаем, без жалости захватывали скот, орудия и домашнюю утварь, и продавали все это для пополнения недоимок. Налоги же так велики, что составляют более чем половину дохода земледельца, так что из той части, которая ему остается от уплаты податей, он и в самый урожайный год едва может прокормиться впроголодь. Отдавая государству более половины своего дохода, земледелец взамен этого не имеет ни хороших дорог, ни справедливого суда. При этом не удивительно, что сельские жители часто бывают вынуждены в бегстве искать спасения от сборщика податей, или, бросая совсем свою землю, переселяются в город для какого-нибудь промысла или для нищенства. Вот почему нынче обезлюдели многие земледельческие провинции, множество плодороднейших и обработанных прежде полей теперь остаются в запустении, тогда как города переполняются здоровыми, крепкими, способными к труду и ничего не делающими людьми. Высчитано, что теперь обрабатывается только десятая часть земель, остальные девять десятых представляют пустыню, которую никто не возделывает, из которой никто ничего не извлекает. Таким образом одна из прекраснейших стран в мире превратилась в пустыню и вынуждена покупать за границей громадное количество земледельческих продуктов. Итак, богатейшая по плодородию страна, к тому же с редким населением, должна покупать у иностранцев главные произведения сельского хозяйства, и население этой благословенной страны испытывает жестокие лишения и нищету.
Трудно представить существо более несчастное, чем турецкий крестьянин: он не только живет впроголодь и в жалкой хижине, которую не имеет средств поправить даже в то время, когда она разваливается, но каждый может его обидеть, обобрать, снять с него последнюю нищенскую рубашку. Он, конечно, может подавать жалобу на обиды и притеснения, которым он подвергается, но опасается пользоваться этим правом: дадут ли еще ход его жалобе, а пока что лицо, на которое он жалуется, может бросить его в тюрьму и держать его в ней, сколько ему заблагорассудится. Да и возможно ли ему, несчастному турецкому крестьянину, добиться правосудия, когда человек, посадивший его в тюрьму, — важный чиновник, вероятно, имеет в различных министерствах и во дворце султана могущественных покровителей, которые не только не дадут никакого хода его делу, а еще строже накажут его за дерзость.
При всех своих бесконечных несчастьях, турецкий крестьянин существо в высшей степени добродушное, замечательно покойное, бесконечно терпеливое, вполне покорное, часто даже совсем угнетенное своими несчастьями. Теряя всех своих сыновей во время рекрутского набора, он горько жалуется на свою несчастную долю, но покорно подчиняется предписанию даже и в то время, когда его сосед, более чем он зажиточный, менее его страдает от рекрутской повинности. Он горько сетует и на разорительные подати, на бессовестные взятки, но продает весь свой хлам до последней нитки, чтобы уплатить все, что с него требуется, а если еще и это не удовлетворяет чиновников и сборщиков податей, он безропотно отсиживает свой срок в тюрьме. Заговорите с ним о чиновниках, с которыми ему приходится иметь дело, и он много порасскажет вам о их возмутительном взяточничестве и недобросовестности. Несмотря на это, ему и в голову никогда не придет оказать им неповиновение, подбить других, таких же несчастных и ограбленных, как он сам, на какое-нибудь сопротивление.
Турецкий крестьянин — человек худощавый, но красивый, статный, малопищный и выносливый. У него не существует, как у христианских его соседей, ни сельских праздников, ни плясок. Такую грустную жизнь не ведет ни один народ в Европе. Его удовольствия и развлечения ограничиваются трубкой и чашкой кофе. Он выпьет чашку кофе прежде, чем идти на работу, и вечерком, а если то же самое ему удастся сделать и среди дня, то он уже вполне доволен. Работать несколько часов сряду, ни разу не затянувшись из своего длинного чубука, он не в силах и чувствует себя на верху блаженства, когда ему удается растянуться под развесистым деревом и наслаждаться этим удовольствием час-другой, покойно и медленно пуская облака дыма.
Жилище турецкого крестьянина так же жалко внутри, как и снаружи: зимой в нем всегда очень холодно, а летом слишком жарко. Но, несмотря на это, вы с удовольствием проведете в нем несколько часов: пол всегда подметен, посуда вымыта, везде чистота и порядок. Отпечаток нищеты, конечно, лежит на всем; кроме жалких постельных принадлежностей, вы найдете еще несколько рогожек и кое-какую жалкую посуду,- более этого здесь нет ничего.
Между женщинами очень часто попадаются красивые, выразительные лица, но по своему характеру они ничем не отличаются от своих мужей и братьев: та же тупая покорность судьбе, апатия и совершенное отсутствие какой бы то ни было предприимчивости. Несмотря на постоянные лишения, даже те турчанки, которые живут близ городов, почти никогда не пытаются улучшить свое положение поденной работой или каким-нибудь заработком. Их жизнь так же убийственно однообразна, как жизнь мужчин; они вечно сидят дома, у них не существует ни посиделок, ни оживленных собраний. Даже очень молодые девушки чрезвычайно редко собираются для игр и увеселений. Только свадебные праздники немного нарушают однообразие их жизни. Тут молоденькие девушки поют песни и забавляются разными играми; замужние смотрят на них и болтают между собой.
Девушки выходят замуж очень рано за крестьян своей или близлежащей деревни. Многоженство встречается у турецких крестьян как самое редкое исключение. Большинство из них говорит обыкновенно, что они слишком бедны, чтобы иметь нескольких жен, и слишком заняты, чтобы разбирать дрязги, всегда возникающие там, где в одном доме живет несколько женщин: вот потому-то у них и не существует такого отделения одного пола от другого, как это мы видели в высших и средних классах турецкого общества. Многоженства в Турции придерживаются теперь лишь люди знатные или очень богатые, да и между ними все чаще попадаются такие, которые имеют лишь одну жену.