Краткая история возникновения и развития набивного дела с древности по Новейшее время

Распространяясь в разные стороны, искусство украшать ткани достигло Финикии. В этой стране, за 12 столетий до Р. Х., была открыта краска (пурпур), обогатившая город Тир и прославившая финикиян. Применение пурпура при крашении вписало в историю крашения тканей блестящую страницу, связав ее с красивой легендой.
Пурпуровая краска, известная нам по всем учебникам истории, на самом деле вовсе не давала такого роскошного яркого цвета, какой является в нашем воображении в связи с именем пурпура. Цвет ее был мутноватый и имел несколько оттенков, начиная от цвета свернувшейся крови и до голубоватого и фиолетового. Две пурпуровые ткани, сохранившиеся до нашего времени в ризницах собора Св. Петра в Риме и собора в Равенне, как раз представляют собою ткани голубоватого оттенка.
Продолжительность работы окрашивания пурпуром, необычайная его прочность (по словам Плутарха, одежды Дария Гистаспа, взятые при покорении Суз, не изменили своего цвета, пролежав в кладовых дворца около 190 лет) и ценность его, — все это, вместе взятое, составило этой краске известность и привлекло внимание историков и исследователей, посвятивших ей обширные труды.
Из Финикии окрашенные ткани распространились к соседней Палестине, и уже Библия упоминает о них, как о получивших повсеместное распространение.
Не довольствуясь одним окрашиванием, уже в древности наносили узоры на ткань. Геродот упоминает, что жители Каспийского побережья изображали на своих одеждах различных животных весьма прочными красками. Особенно высоко стояло искусство это в Египте. Высокая культура этой страны и чрезвычайная любовь к украшениям всякого рода отразились и на этой отрасли. Цехи красильщиков, занимаемые ими отдельные кварталы указывают на распространение этого искусства, а описания производства, встречающиеся на древнейших папирусах, и самые способы крашения и употребления протрав, аналогичные современным, заставляют изумляться успехам техники в столь отдаленную эпоху. Плиний говорит, что египтяне помещали на белой ткани различные вещества, имевшие свойство при одном и том же процессе окрашивания давать различные цветные соединения. К этим веществам надо отнести, например, уксусно-глиноземную соль, которую они приготовляли, растворяя в кислом соке пальмовых деревьев жирную глину и насыщая этот раствор содою.
Культура Греции, более простая и суровая, не имела большого влияния на развитие этого искусства. На фрагментах расписных ваз мы видим те простые ткани, которые составляли одежду обитателей страны. Лишенные красочных украшений, они далеки от полихромии Египта. Гораздо большее распространение имело это искусство у римлян, у которых существовал особый цех красильщиков, хранивший многочисленные секреты своего производства, разглашение которых было воспрещено. Из свидетельств современников мы знаем об их существовании, но самые секреты до нас не
дошли, хотя вещества, употреблявшиеся при нанесении красок, известны. Эго были: корень альканы, орсель, марена, вайда, орешки, гранатная корка, один род египетской акации, и из солей — железный и медный купорос и естественные квасцы.
Включение в состав Римской империи малоазийских провинций, искони славившихся этим искусством, и перенесение столицы на берега Босфора влило в начавшее дряхлеть римское искусство новую жизнь и дало новые формы, развитие которых мы видим в пышную эпоху Византии. Об этом говорят нам мозаики Равенны и Константинополя (Кахриэ-Джами), передающие цветные одежды VI века, и те обрывки византийских тканей, которые уцелели в ризницах Западной Европы. Необычайное развитие этого искусства в Сирии и других провинциях, специальные императорские фабрики в самой столице, — все это исчезло одновременно с падением Константинополя.
Появление на смену пышной Византии романского искусства оставило много тканей с причудливо перевитыми орнаментами и животными. Это была эпоха тератологического, или звериного, стиля. Ткани этого времени набивались не только одними красками, но и растворами золота и серебра. В Художественно-Промышленном музее императора Александра II при Строгановском училище в Москве хранится небольшой лоскут ткани этого времени (XIII века), пожертвованный графом Гр. Строгановым. Набойка эта по темно-синему фону исполнена серебром, а самая ткань, на которой набит рисунок, напоминает наш деревенский холст.
Распространение этого искусства породило и соответствующую литературу. В 1421 году в Италии выходит сборник способов, употребляемых при крашении, — Meraviglia delľarte dei tintori. Сборник этот, быстро разошедшийся, был выпущен вторым изданием. Эпоха Возрождения в Италии была связана с развитием ремесел, составлявших богатство страны.
В одной Флоренции в конце XIV века было около 200 красилен. Франция, перенесшая из своих Ост-Индских колоний способы «фарфорового печатания» и окрашивания платков в различные цвета, с обработкой их крапом, создала целый кадр мастеров, работавших на этом поприще и знавших искусство «изготовления индийских тканей». Ревниво оберегавшая тайну этого дела Франция являлась центром набивного производства. Приблизительно в это же время некто Gille Gobelen основывает в пустынном предместье Парижа большую фабрику подобных тканей, но предприятие это, основанное в таких больших размерах, кажется современникам его настолько безрассудным, что владелец получает кличку Folie Gobelen. Монопольное пользование секретами «изготовления индийских тканей» французы выпустили из своих рук вместе с отменой Нантского эдикта в 1685 году.
Это важное историческое событие имело большое значение для развития набивного дела и для распространения его в других странах. Ремесленники-гугеноты, спасая свою жизнь, бежали из Франции в соседние страны. Вполне естественно, что, устраиваясь на новом месте, они продолжали заниматься тем же делом, которое доставляло им заработок ранее во Франции. Следствием всего этого было то, что не прошло и четырех лет после отмены Нантского эдикта, как в Невшателе, Ричмонде, Аугсбурге, Берлине и Эльзасе стали устраиваться «производства индийских тканей».
Набойки, работавшиеся преимущественно на привозных хлопчатобумажных тканях, постепенно завоевывали все больший круг потребителей, успешно конкурируя с другими материями местного происхождения. От привоза иностранных товаров страдали местные ткачи, заработок которых сильно понизился, вследствие все более и более распространявшихся изделий из хлопка. Недовольство их, проявлявшееся в различных местах различно, с особенной силой вспыхнуло в Лондоне во второй половине XVII века, где ими было произведено нападение на склады Ост-Индской компании. Следствием этого было воспрещение ввоза в Англию индийских изделий из хлопка. Хотя впоследствии Ост-Индской компании и удалось добиться отмены этого постановления, но, тем не менее, различные запретительные меры тормозили развитие набивного дела до первой половины XIX века. Только с 1831 года набивное дело освободилось от разнообразных запретов, которые то обязывали в материях, употребляемых для набивки, иметь непременно льняную основу, то накладывали на каждый ярд набитой ткани большую пошлину, то касались красок, требовавшихся при производстве. Так, в правление Елизаветы английской и до Карла II было запрещено употребление кампеша (синего сандала). Ввоз индиго в Германии в половине XVII века был также запрещен, так как этот продукт составлял сильную конкуренцию вайдовому корню местного происхождения, и земледельцы, имевшие плантации этого растения, добились устранения индиго. Не останавливаясь на одном запрещении и боясь провоза индиго контрабандой, нюрнбергских мастеров почти до конца XVIII века заставляли приносить ежегодно клятву, что они не будут употреблять «корма дьявола», как тогда называли индиго.
Во многих странах набивное дело уже прочно основалось, когда в 1746 году началась фабрикация ситцев в Мюльгаузене. Первые заведения были устроены в этом городке Самуилом Кехлимом, Дельфусом и Шмальцером. Выгода промысла, обилие чистой воды и удобное географическое положение этой местности, лежащей между странами, в которые был обеспечен сбыт произведений, — все это способствовало развитию дела и вызвало много последователей первых пионеров. В окрестных городах и местечках, в Танне, Серпэ, Вессермине, Мюнстере, появляются подобные заведения. Они сильно развиваются, сбывая свои фабрикаты во Францию, где в это время почти не было подобного производства, так как, под давлением Ост-Индской компании, боявшейся конкурентов, французское правительство не разрешало устройства новых фабрик, и единственным местным конкурентом мюльгаузенским товарам была принадлежавшая папе фабрика в городе Оранже. Французское правительство, под давлением купцов и фабрикантов, боровшихся с развитием этой отрасли промышленности и наплывом набивных товаров, долго не могло установить своего взгляда на это дело. То запрещая ввоз, то налагая пошлины, оно долго колебалось, но кончило тем, что в самом Париже завело образцовую фабрику этого дела под руководством англичанина Кабаня. Поставленная образцово, фабрика способствовала поднятию угасшего производства и из среды своих работников выдвинула молодого швейцарца Оберкампфа, устроившего впоследствии в Жуи, близ Версаля, небольшую собственную фабрику. Фабрика эта, благодаря предприимчивости и практическому уму Оберкампфа, введшего массу новых усовершенствований и приспособлений, в числе которых одним из самых главных было устройство во Франции цилиндренных машин, вскоре достигла европейской известности, а владелец ее получил дворянство при Людовике XVI и место в Сенате при Наполеоне I.
Единственным способом нанесения узоров на ткань до 1735 года была ручная набивка, но медленность этого способа печати привела постепенно к различным усовершенствованиям, направленным к ускоренно работы. Явилась машина, работавшая с рельефными набивными формами. Первая машина, известная под именем «Пломбины», появилась во Франции в 1800-1805 годах. Неудобство этой машины заставило заменить ее вновь изобретенным набивным прессом. Но и это приспособление было далеко от идеала, и вот в 1834 году один француз, по имени Перро, в Руане, изобрел новую, очень сложную машину, работавшую несравненно быстрее и автоматичнее и печатавшую за один раз до трех красок. Несмотря на сложность ее конструкции, выгода ее была слишком очевидна, и, усовершенствованная инженером Гуммилем в Берлине, она появилась в сороковых годах у нас, в России, вытесняя повсюду ручную набойку. Усовершенствование «Перротины» и некоторые изменения в ее деталях привели к изобретению тех цилиндренных машин, на которых происходит непрерывное печатание и которые впервые появились в Англии и держались долго в секрете. Простой французский слесарь Лефевр словесным описанием этой машины помог Оберкампфу устроить машину более совершенной конструкции. (Таким образом, введение медных валов приписывается двум лицам — шотландцу Беллю и французу Оберкампфу.) Это изобретение было последним этапом сооружения печатных машин для набивного дела; далее шло только изменение деталей конструкции, принципы же печатания оставались одни и те же.