Для понимания взаимоотношений художественных течений Востока и Запада, ткани, этот важнейший источник орнаментики, как элемент легко переносимый, прочно и верно, бессознательным путем всюду просачивающийся, представляют величайший интерес. При этом стороной дающей в этой области искусства является по преимуществу Восток, а Запад — стороною берущей, заимствующей, хотя и перерабатывающей. Лишь для весьма поздней эпохи можно говорить о воздействии западных мотивов и узоров на восточные, напротив влияние Востока вплоть до эпохи ренессанса было, преобладающим. Дрегер (M. Dreger. Stoffe. (M. А., т. III, стр. 2)) полагает, что можно вообще разделить текстильное искусство Европы после-античной эпохи на два основных периода: один вплоть до поздней готики и ренессанса — стоящий под преимущественным влиянием Востока и другой — с эпохи ренессанса, с которого только и начинается развитие европейской художественной ткани. В древней Руси мы наблюдаем также очень значительное распространение восточных тканей вплоть до конца 17 века: здесь и бархат кизильбашский, и байберек, и изорбаф (персидская шелковая золотная ткань) и др. Узоры тканей влияли и на древнерусское шитье и на орнаментику металлических изделий и вносили острую восточную струю в русское искусство 16 и 17 веков. Ткань мусульманского Востока может быть изучаема в ее прошлом не столько на самом Востоке, сколько на Западе и в России: в музеях, а ещё раньше в сокровищницах, в ризницах церквей и монастырей. В России особенно богаты собрания Оружейной палаты и б. Щукинского музея.
Изучение тканей из круга мусульманского искусства приводит нас к источникам сасанидским, коптским и византийским. Здесь более, чем в какой-либо другой области искусства, наблюдается медленная, постепенная эволюция стиля без резких переломов и потрясений. Когда Египет в VIII веке сделался мусульманским, прикладное искусство там было коптским и это коптское искусство оказало влияние на арабских завоевателей, но, по мнению Мижона (о. c., стр. 382), не следует преувеличивать значение этого влияния: арабская культура при своем распространении в этот период входила в соприкосновение с различными культурами Азии и Африки, в том числе с очень древними, и с многовековой традицией. В отношении декорации тканей, в частности, арабы не восприняли религиозных изображений, заимствованных коптами из Византии, но легко впитали геометрические мотивы, комбинации линий, бывших, быть может, поздним отражением древнефиникийской цивилизации. Весьма рано начали входить в украшение ткани, как декоративный элемент, арабские куфические надписи.
В основе ранней ткани Месопотамии и Персии лежат сасанидские образцы. Сасанидские шелковые ткани представляют зачастую в своем узоре круги, ромбы, венки, в которые вписаны орнаментальные, растительные или животные мотивы. Особенно характерны изображения фантастического, павлинообразного дракона (Fr. Sarre. Die Kunst des alten Persien, 1922, p. 95; текст стр. 46-48), утки, сасанидского царя на охоте; затем симметрично расположенные реально или геральдически трактованные звери по сторонам дерева (древний восточный мотив).

Иные из этих мотивов переходят непосредственно в декорацию тканей ранне-мусульманского периода. Примером этому могут служить ткани 8-10 веков с подражанием сасанидскому узору (Ibidem, рис. 100 и 101. Отметим связь их сасанидского прообраза с изображением одежды на рельефе в Так-и-Бустане 620 года, где представлен узор с утками и цветами в кругах (ibidem, рис. 97)).

На превосходном фрагменте ткани (из Месопотамии 11-12 в.) из собрания гр. Уваровой представлен мотив двух животных (крылатых львов?) по сторонам богато изукрашенного канделябра (воспроизведено в Meisterwerke muchamedanischer Kunst auf der Ausstellung in München. 1911, т. 3, табл. 179 (в красках)).

Представить себе ясно искусство ткани в ранне-мусульманский период вследствие малого количества дошедших памятников и трудности их точной датировки является весьма не легкой задачей. Кое-какие сведения о состоянии ткацкой промышленности народов ислама дает нам литературная традиция. В первый раз заходит речь об арабской ткани по поводу украшения тканями святилища Каабы в Мекке. Количество ценных тканей, приносимых для украшения святилища, было огромно. Уже в 774 г. по Р. X., отмечалось их очень значительное количество; позднее оно еще возросло. Посетивший Мекку в 1183 г. сицилийский путешественник ибн-Джобайр восхищается богатством убранства. Снаружи 34 ткани были сшиты вместе; эти ткани зеленого шелка содержали множество надписей и изображения ниш, заканчивавшихся треугольником. Внутри даже колонны были покрыты тканями (G. Migeon, Manuel ďart musulman, t. II, стр. 383; y него же заимствуем дальнейшую сводку. Весьма важной общей работой является труд Otto v. Falke-Kunstgeschichte der Seidenweberei 2. В. 1913). В Египте после арабского завоевания производство тканей, по-видимому, не уменьшилось. Макризи называет ряд городов, известных этим производством. Особенного блеска искусство ткани достигло при Фатимидах, о чем дает представление сделанное Макризи описание чудес, собранных ими в своих дворцах. Один из них — Моез-ли-дин-Аллах приказал выполнить ткань, на которой была изображена земля с ее горами, морями, реками, дорогами, городами. Чтение инвентаря сокровищницы Эль-Мостансера, составленного тем же Макризи, по замечанию Мижона, стоит чудес «Тысячи и одной ночи». Мастерские Александрии, Дамиетты, Дабика и др. городов производили тонкие ткани, затканные золотом, золотыми цветами (т. наз. «дабики»), с изображением персонажей. Это были изображения празднеств, охоты, танцев, борьбы, сражений. Отсюда же на сарацинских или христианских кораблях эти ткани вывозились в Европу. Не меньшее увлечение производством драгоценных тканей имело место и при мамлюках.
Дамаск и Алеппо в средние века были грандиозной ярмаркой тканей; о караванах оттуда с шелковыми и пурпурными тканями сообщают еще хроникеры VIII века. Несомненно восточные ткани описываются в инвентарях ризниц иных средневековых соборов. Так, в инвентаре собора в Кентербюри в Англии, составленном в 1315 году, сообщается, напр., о ризе из ткани красного цвета, называемой антиохийской, с голубыми птицами с золотыми головами. Это описание заставляет вспомнить о шелковой зеленой ткани 11-12 века с красными птицами, головы и лапы которых вытканы золотом (в Музее декоративных искусств в Брюсселе) (I. Errera, Catalogue ďétoffes anciennes et modernes. 1907, стр. 25 (рис. № 9)). Замечательные ткани вырабатывались и на острове Кипре. В Персии и Малой Азии на тканях наряду с чисто орнаментальными мотивами изображались и портреты властителей. Подобными тканями восхищались в дворцах Багдада во времена абассидского калифа Мутеваккиля, умершего в 861 г. по Р. X. (Об этом у Карабачека: Die persische Nadelmalerei Susandschird, 1881).

Из путешественников сообщает о тканях Марко Поло, отмечающий красоту шелковых изделий, производимых в центральной Азии. В Персии его поражает высокое качество золототканных и шелковых материй; Казвин особенно славился в ту эпоху в этом отношении.
Подвергая рассмотрению самые памятники восточного тканья, мы сначала коснемся предметов древнейшего периода (до 14 века) в их различных стилистических проявлениях в разных странах мусульманского Востока, а потом разберем позднейшие, преимущественно персидского и малоазийского происхождения.
К первой группе мы отнесем (следуя Мижону с дополнениями по Дрегеру) ткани с надписями фатимидского Египта, арабские ткани с сасанидским и византийским влиянием, сельджукидские ткани, сирийские ткани из Антиохии, месопотамские ткани (до 14 века), ткани мамлюкского Египта 13-14 веков, испано-мавританские ткани, сицилийские ткани и, наконец, сарацино-итальянские.
Фатимидских тканей с надписями и примыкающих к ним по стилистическим признакам Мижон указывает в различных собраниях свыше 10. Из них особенно интересна ткань из ризницы собора Парижской Богоматери с изображением зайцев с длинными ушами; надпись куфическим шрифтом называет фатимидского халифа конца X века. На ткани из ризницы церкви в Апте, где изображены в медальонах сплетшиеся хвостами сфинксы, мы читаем имя халифа Мустали-Абуль-Касим-Ахмеда (1094-1101). Из числа близких последней по стилю упомянем изумительную шелковую ткань XI века в музее Клюни, где повторяется мотив двух павлинов, стоящих по сторонам священного дерева, хвосты которых поднимаются кругообразно и почти соединяются над их головами (рис. 355 у Migeon, о. c.). Мижон считает эту ткань одним из шедевров арабского искусства и отмечает силу линии рисунка и незабываемое по интенсивности и гармонии сочетание двух красочных тонов: рубиново-красного и золотисто-желтого.
В особую группу могут быть объединены ткани с более или менее ярко выраженным сасанидским и византийским влиянием, но в которых симметрия уже не так строга и проглядывает, по мнению Мижона (о. с., стр. 392), некоторая свобода и живописный инстинкт. Из этих тканей одна с мотивом гепардов на цепи, строго симметрично поставленных по сторонам стилизованного дерева, из церкви св. Стефана (согласно Мижону: церковь св. Этьена (примеч. автора сайта)) в Chinon (воспр. у Migeon, о. c., f. 416), могла бы считаться сасанидской, если бы не арабская надпись. Строгость мотива византийских концентрических кругов встречаем в замечательной ткани, найденной в архиве одного из соборов Испании. Эта ткань была нашита на документ эпохи Фердинанда II (1157-1188) и, следовательно, не может быть моложе 2-й половины XII века. В ленте каждого круга прекрасная арабская надпись замыкает сомкнутую композицию двух павлинов спиной друг к другу, но с головами повернутыми назад, так что клювы их почти сходятся (воспр. у Migeon, о. c., f. 422).

Ткань с надписью, называющей сыновей сельджукидского султана начала 13 века (Migeon, о. c., f. 413) из музея торговой палаты в Лионе, позволяет объединить ее со сходными по стилю в обособленную группу сельджукидских тканей. Затем ряд тканей, стилистически сходных с птицами и другими животными, головы которых вытканы золотом (что отмечалось в вышеупомянутой описи кентербюрийской ризницы как особенности тканей из Антиохии), могут быть соединены в группу сирийских тканей из Антиохии. Мижон пытается ряд тканей до 14 века, с изображением охоты, стилистически близких к работам мосульских инкрустаторов по металлу, связать в особую — месопотамскую группу.
Самостоятельную группу представляют сицилийские ткани. Хотя мусульмане, как власть, были вытеснены из Сицилии норманнами уже в XI веке, но мусульманская культура долго еще продолжала развиваться на острове. Мохаммед ибн-Джобайр, пилигрим из Испании, посетивший Сицилию в конце XII века, оставил нам очень любопытную картину жизни страны. Мусульмане сохранили свои нравы, обычаи, религию; мечети продолжали существовать рядом с церквами. Из смешения двух начал: христианской и мусульманской цивилизации не замедлило зародиться могучее художественное движение. В середине 12 века Рожер II, сицилийский король, предприняв поход на Грецию, овладел Коринфом, Фивами, Афинами, разграбил эти города и увел в плен мастеров шелковой промышленности; он поселил их в Палермо и приказал обучать сицилийцев своему искусству. Так передает дело Оттон из Фризингена (Migeon, о. c., стр. 412). Вероятно, палермские ткани долго сохраняли арабский характер. Несколько драгоценных тканей из сицилийских придворных мастерских хранятся поныне в сокровищницах Европы. Наиболее знаменита мантия в Вене, бывшая частью реликвий священной римской империи, которую Генрих VI вывез в 1195 г. в Германию после своего коронования в Палермо. Эта мантия была выткана в Палермо в 1133 году. Она поражает стройной монументальностью композиции, представляющей две симметрические группы львов, терзающих верблюдов; эти группы разделяет стройная стилизованная пальма. Изображения вытканы золотом на пурпурном фоне. Замечательно искусство, с которым вписаны группы в поверхность поля, представляющего форму четверти круга. Животные трактованы в очень стилизованных формах, разбросан орнамент в форме виноградной лозы (воспроизведение у Migeon, о. c., f. 417. Надписи на мантии арабские). Мижон замечает, что никакие описания не в состоянии передать величия, декоративной силы и изумительного богатства этой исключительной ткани.

Из других сицилийских тканей эпохи отметим две ткани в ризнице собора в Ратисбоне, где надпись называет мастера Абд-эль-Азиза, выткавшего их для короля Вильгельма II (1169 — 1189).
Испано-мавританская ткань представляет область арабской художественной промышленности с особыми, свойственными ей, чертами. Источники, как восточные, так и западные, сообщают нам и о главнейших центрах производства, рассказывают об их внешнем виде, приводят их названия. Писатель Эль-Маккари говорит, что серебряная ткань в несколько тонов называлась дибадж, ткань, на которой были вышиты имена властителей, называлась тираз, более простые ткани носили название хомоль. Культура шелка началась в Испании и получила распространение ранее X века. Уже в IX веке испанские ткани славились; о них говорит уже Анастасий Библиотекарь, именуя их «spaniscum».

Самая древняя из дошедших до нас испано-мавританских тканей — это фрагмент очень тонкого шелка, найденный в алтаре одной маленькой испанской церкви и ныне хранящийся в Исторической Академии в Мадриде. В медальонах представлены сидящие фигуры, львы, птицы и четвероногие (у Мижона, о. c., f. 420). В двух полосах читается куфическая надпись, называющая халифа Хишама, правившего в конце X в. Этот фрагмент можно причислить к тканям, обозначаемым именем тираз. Присутствие изображений одушевленных существ несколько выделяют эту очень раннюю ткань из испано-мавританской группы, одной из характерных особенностей которой как раз является отсутствие изображений живых существ и преобладание линеарных и геометрических мотивов, что вообще характерно для мавританского искусства (в Марокко и Алжире, также как в Испании). Горизонтальные полосы орнаментации чередуются с полосами украшенными надписями (воспроизведение у Migeon, о. c., f. 427, 428; Errera, о. c., f. 17; M. A., t. III, табл. 188. Ткань, из собр. Errera найдена в могиле инфанта Филиппа, умершего в 1252 году, что позволяет отнести ее к половине 13 века).

Особую группу образуют ткани, преимущественно 13-15 веков, относительно которых очень трудно с полной уверенностью сказать, имеем ли мы дело с действительно восточными тканями или сработанными в восточном духе в Италии (в южной Италии, Сиене, Лукке, Венеции и пр.). Эту группу Дрегер (о. c., стр. VII) называет сарацино-итальянской. Ряд превосходных облачений из capацино-итальянских тканей 14 столетия воспроизведен в Каталоге мюнхенской выставки (т. 183-186).

Сочетание тонов отличается большой прелестью и силой: то это зеленый с красным, затканный золотом, то желтый и зеленовато-желтый узор на небесно-голубом фоне, то золото и белый тон на темно-лиловом. В изображениях встречаются попарно сопоставленные павлины, грифоны; также корабли, борьба чудовищ (в одном случае с китайским влиянием). Здесь уместно будет сказать несколько слов о восточно-азиатском влиянии на ткань мусульманского Востока. Влияние Китая на культуру передней Азии становится ощутительным со времен монгольских династий, частично объединивших восточную и западную Азию. Являлась ли здесь посредствующим звеном Индия, сказать трудно, так как там по климатическим условиям старые ткани не сохранились. Влияние Китая на Европу (в частности на сарацино-итальянские ткани) отчасти было непосредственным — путем ввоза китайских тканей, частью перешло через мусульманские ткани, отмеченные чертами китайского влияния. Были в мусульманском искусстве и чисто китайские представления (как, например, дракон или стилизованные на китайский лад облака). Часть тканей, трактованных в китайском духе, но, по-видимому, мусульманских была выработана, вероятно в Китае, и явилась или подарками китайских властителей при мусульманских дворах или просто изготовлена на вывоз. Одним из важнейших примеров в этом роде может служить превосходная ткань из церкви св. Марии в Данциге; в ней элементы мамлюкского Египта соединены с китайскими мотивами: с одной стороны арабские надписи, с другой изображение чисто китайских драконов. Она воспроизведена в Каталоге мюнхенской выставки (табл. 180); надпись называет мамелюкского султана начала 14 века. Ощутимое в той или иной мере в большой части мусульманского мира, китайское влияние не затронуло только совершенно памятников Испании и Марокко (Dreger, о. c., стр. VI).
Мы рассматривали до сих пор ткани, относившиеся к эпохе не моложе 14 века, и старались установить особенности стиля различных групп. В конце 14 века, а особенно в XV и XVI веках, произошло весьма глубокое изменение в производстве ткани у народов Востока и вся активная работа сосредоточилась в эту эпоху в Персии, в Анатолии и на берегах Босфора, где Кония, Брусса и Константинополь соперничали в блеске и роскоши тканей. С 15 века начинают видоизменяться самые принципы орнаментировки. Восточная орнаментация становится более натуралистичной, обнаруживает более верное наблюдение флоры, ограниченной, впрочем, очень малым количеством типов: гиацинта, тюльпана, шиповника, гвоздики, цветка персикового дерева. «Что особенно замечательно для этой эпохи, говорит Мижон (о. c., стр. 406), так это простота, с которой выражен рисунок, чудо декоративного сокращения. Длинные стебли описывают гармоничные арабески, скоро ткани будут обширными садами, где на свободе будет произрастать густая растительность и где среди нее снова появится человек, но уже не в героическом виде, а в обычном, как часть окружающей природы». В лучшую эпоху, начиная с 16 века, Персия производила изумительные ткани, оживленные персонажами среди пышной флоры. Не мало дошло до нас в различных музеях превосходных тканей этого типа; персидским фигурным тканям посвятил Мартин специальную, богато иллюстрированную работу (F.R. Martin. Figurale persische Stoffe aus dem Zeitraum 1550-1650. Stockholm. 1899; см. также его работу; «Die persische Prachtstoffe im Schlosse Rosenborg in Kopenhagen. 1901). Особенно богаты персидскими тканями этой эпохи русские собрания: Оружейная палата и собрание П. И. Щукина (ныне частью в музее «Ars asiatica»). Ряд превосходных образцов тканей воспроизведен в Каталоге мюнхенской выставки, при статье: «Персидские вещи Щукинского собрания» (М. 1907) и при статье: «Персидское искусство» (Золотое руно за 1908 г. № 3-4).
Из фигурных тканей в русских собраниях отметим еще образчик на желтом фоне в музее Штиглица, близкий по характеру к тканям в замке Розенборг; такой же тканью обиты спинки кресел царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильинишны, хранящихся в Саввино-Сторожевском монастыре (А. А. Половцев. Заметки о мусульманском искусстве (по произведениям его в музее барона Штиглица). Старые годы за 1913 г., октябрь. Из подобного же рода ткани XVI в. сшит ковер, бывший в собр. В. Г. Сапожникова в Москве (воспроизведен в Золотом руне за 1908 г. № 3-4)). О том, как попадали подобные ткани в европейские сокровищницы, ярким свидетельством может служить история тканей в замке Розенборг в Копенгагене, рассказанная Мартином в его статье об этих тканях. Ткани эти были посланы в 1639 году персидским шахом в дар герцогу Фридриху III Гольштейн-готторпскому.

Персидские фигурные ткани 16-17 веков пленяют свободой и разнообразием композиций, грацией и изяществом рисунка, богатством гармонично сопоставленных красочных тонов. В композиции, рисунке и колорите этих тканей мы встречаем большое художественное сродство с персидской миниатюрой тебризской и исфаханской школ; возможно, что эскизы рисунков тканей делались теми же художниками, что изготовляли миниатюры рукописей. Самый характер изображения на ткани, где один и тот же рисунок, одна и та же сцена должны повторяться несколько раз, а также и особенности техники тканья, придают рисункам оттенок большей обобщенности и заставляют повторяемостью подчеркнуть ритм композиции. На фигурных тканях изображаются и отдельные фигуры и целые сцены: то это одинокие фигуры изящно одетых юношей и девушек среди стройных стеблей растений и распустившихся цветов, с соколами, с цветком или с кувшином в руках, то всадники на охоте (например, на прекрасной ткани франкфуртского музея (М. А., табл. 191), то это сцены с определенным содержанием: вооруженный перс ведет пленного татарина (Martin. Figurale persische Stoffe, табл. VIII; изображение в собр. П. И. Щукина («Персид. вещи Щукинского собрания», т. XXV): лоскут персидской шелковой фасонной ткани 16 века), Искандер, готовящийся бросить обломком скалы в дракона (на кафтане из Оружейной палаты (эта исключительная по красоте ткань воспроизведена в красках в М. А., табл. 196)), наконец, иные сюжеты литературных произведений. Из последних нам известен ряд мотивов, взятых из поэмы Низами: «Меджнун и Лейла». На ткани из собр. Errera в Брюсселе (Каталог, № 264) изображен исхудалый Меджнун, перед ним Лейла; на фелони из собр. Щукина, воспроизведенной в Каталоге мюнхенской выставки (табл. 195), рисунок ткани представляет Меджнуна среди различных животных (сцена в пустыне); наконец, нам известны два фрагмента ткани, одинакового рисунка, но различно окрашенной, изображающей сцену посещения Лейлой Меджнуна в пустыне: Лейла приезжает в богато украшенном паланкине на верблюде, которого ведет невольник, Меджнун окружен зверями (воспроизведена у Errera, о. с, № 324 и М. А. табл. 198 (из собр. Зарре — в красках)).

О красоте красочных сочетаний персидской фигурной ткани дает также представление воспроизведенный в красках в Каталоге мюнхенской выставки (табл. 189) лоскут персидской бархатной парчи 16 века из собр. Щукина, где по фону из золотой сажи размещены человеческие фигуры, птицы и деревья из шелкового бархата малинового, желтого, синего, зеленого и серого цвета.

Столь значительная деятельность ткацких мастерских в Персии распространилась в XVI веке и в Армению, и в Анатолию, особенно же в Бруссе и на Босфоре. Известно, что Сулейман II переселил из Тебриза в Турцию много ткачей шелковых изделий в половине XVI века. Эти прекрасные турецкие шелковые ткани обычно называются «брусскими» (брусский бархат), но этот термин надо признать условным, так как шелковое производство было очень распространено и во многих других городах Малой Азии. В декорации турецких тканей не встречается изображений животных и людей; орнамент их исключительно растительный. Преимущественно изображаются цветы тюльпана, гвоздики, гиацинта, шиповника, также пальметта и веер. Трактовка орнаментальных мотивов отличается схематичностью, но большой широтой. В тканях 17 и 18 веков начинает сказываться европейское влияние.