Эпоха после арабского завоевания (термезская резьба)

Остановимся сначала на термезской резьбе. Так называемое здание № 1 — вероятно, дворец термезских правителей XI-XII вв. — было открыто раскопками экспедиций Музея восточных культур 1927 и 1928 гг. Откопан обширный Зал с пилонами.
Раскопки этого дворца и всего связанного с ним комплекса построек были продолжены в 1936 и 1937 гг. Термезской археологической комплексной экспедицией (ТАКЭ) под руководством археолога М. Е. Массона; результаты последней археологической кампании еще не опубликованы. Осенью 1937 г. нам удалось познакомиться с результатами новых раскопок как на месте, при посещении Термеза, так и на отчетной выставке работ ТАКЭ в Ташкенте (характеристика художественных особенностей термезской резьбы уже давалась в печати участниками экспедиции: пишущим эти строки и Б. В. Веймарном. (Литература вопроса: Б. Денике, Резная стуковая декорация в Термезе («Труды секции искусствоведения РАНИОН», III, 1928); его же, Изображение фантастических зверей в термезской резной декорации (сб. «Искусство Средней Азии», 1930); его же, La décoration et stuc sculpté de Termez («Cahiers ďart», 1930); Б. H. Засыпкин, Памятники архитектуры Термезского района («Культура Востока», т. II, 1928); Б. Веймарн, Орнаментация дворца XII в. в древнем Термезе («Искусство», 1934). Б. Денике, Резная декорировка здания, раскопанного в Термезе (III Междун. конгр. по иранскому искусству. 1939 г.)).
Благодаря раскопкам последних двух лет явилась возможность уточнить план здания по сравнению с двумя планами: изданным в 1928 г. в сборнике «Культура Востока» и неизданным, хранящимся в Музее восточных культур (этот план был сделан после раскопок в 1928 г.). По данным новых раскопок 1936 и 1937 гг., дворец представлял собой целый ансамбль построек, наиболее важной частью которого был обширный приемный зал, выходивший во внутренний двор с каменным водоемом посредине. Двор, по-видимому, был окружен айваном; на северной его части у сохранившейся развалины стены раскопками 1937 г. обнаружен проход между двумя стенами, украшенными резным стуком (здесь же были найдены стеклянные рельефы с изображением всадников, птиц, зверей и пр., служившие, видимо, украшениями решеток). Вход во двор был с западной стороны, где сохранились остатки входного портала. Прямо против этого входного портала и находился раскопанный в результате работы пяти археологических экспедиций приемный зал дворца, вход в который состоял из открытого айвана. Самый приемный зал представлял собой прямоугольное помещение размером в 13,5×11,5 м. В зале находятся одиннадцать прямоугольных пилонов (по пяти с северной и южной сторон и один посредине, у восточной стены). Стены, как и пилоны, покрыты резным стуком; под слоем этой облицовки архитектурное исследование здания установило наличие облицовки стен фигурным и резным кирпичом, так что стуковая облицовка явилась наслоением, происхождение которого можно объяснить произведенной еще в очень давнее время реставрацией дворца. Эта стуковая декорация покрывала все стены и пилоны, а также верхние части постройки и потолочные покрытия, так как были раскопаны обрушившиеся при падении перекрытий фрагменты резного стука с орнаментальными и фигурными изображениями, а также надписями почерком насх, по указанию M. Е. Массона — не заимствованными из корана, но светского содержания (различные благопожелания).
Замечательная резьба по стуку в этом здании представляет значительный интерес для нашей работы.
Резьба по стуку в Термезе отличается исключительным богатством и разнообразием мотивов. Характерной особенностью термезской резьбы является то, что здесь, наряду с богатым разнообразием чисто орнаментальных мотивов, встречаются впервые в орнаментации памятников архитектуры Средней Азии и изображения фантастических зверей.
Особенный интерес представляет полное раскрытие (экспедиция 1928 г.) внутренней стороны южной стены, в верхней части которой обнаружен ряд изображений стилизованно трактованных животных (рис. 33). Всех панно с изображениями, дошедшими до нас в большей или меньшей сохранности, — четыре.

В одном мы видим весьма распространенный в восточном искусстве мотив борьбы зверей, нашедший такое широкое распространение в скифо-сибирском искусстве. На сохранившейся части внизу видна задняя часть туловища четвероногого, две задние его ноги — в положении бега и закрученный хвост; выше — остатки туловища другого зверя, больших размеров, с хвостом и отчетливо различаемой задней лапой, поставленной на спину нижнего зверя (рис. 34). Следующее к западу по южной стене изображение — это фантастический зверь с восемью конечностями, двумя туловищами, двумя хвостами и одной мордой (рис. 35 и 36).

В морде животного ясно различимы некоторые человекоподобные черты: глаза, усы, нос, волосы. Но это фантастическое существо в своей основе все же животное (может быть, лев с двойным туловищем, так как направо от головы сохранилось сильно стилизованное изображение пряди волос гривы). Тело и морда очень сильно стилизованно трактованного животного украшены мотивами чисто орнаментального характера: на морде, на ногах встречаются кое-где соединенные три точки, круги со звездочками внутри.
Высказывалось предположение, что это изображение дива (божество тьмы, мрака, по представлению зороастризма; позже бес, демон, злой дух). Один из участников экспедиции 1928 г. Музея восточных культур, Б. В. Веймарн, в своей статье в журнале «Искусство» за 1935 г. дает иное толкование этому изображению: он считает, что здесь изображены два четвероногих, обращенных друг к другу спинами, вставших на задние лапы и повернувших голову назад, так что две поставленные в профиль головы слились в одну. Мы охотно принимаем первую часть этого толкования, но отмечаем, что от двух голов ничего не сохранилось, все слилось в одну несколько человекоподобную физиономию. Если это и два зверя, то об одной голове.
Вообще же говоря, в искусстве феодального Востока рассматриваемое изображение стоит не одиноко; сопоставление двух животных и птиц с одной человеческой головой встречается на ряде памятников. Известно, например, бронзовое зеркало анатолийско-сельджукского происхождения, на котором находится изображение в виде птицы-сирина с одной человеческой головой, двумя туловищами и четырьмя ногами (Mehmet-Aga-Oglu, A note on bronze Mirror («Bulletin of the Detroit Institute of Arts», 1931)). Из других аналогий отметим еще воспроизведенный у Ф. Зарре (F. Sarre, Die Keramik von Baalbeck, 1925, рис. 15) фрагмент неполивного сосуда, на котором изображены две сопоставленные геральдически фантастические птицы, с общей человеческой головой и драконьими головами. Наконец, есть на позднем памятнике — на армянском каменном надгробии XVII в. из Джульфы — рельефное изображение двух похожих на льва крылатых чудовищ в профиль при одной человеческой голове, изображенной в фас (А. С. Башкиров, Искусство Дагестана, 1931, табл. 56); туловища зверей чешуйчатые, хвосты их заброшены на спину и оканчиваются головами драконов.
Следующее к западу рельефное изображение на той же южной стене представляет собой двух крылатых грифонов (или крылатых львов), стоящих друг против друга в геральдически застывшей позе (рис. 37; рис. 38 деталь этого изображения).

Голов (или, может быть, одной общей головы) этих грифонов не сохранилось; видны только остатки гривы. В передней части тела каждого зверя, ближе к шее, видны нижние части крыльев, разработанные в виде параллельно идущих полос. Три лапы у каждого зверя стоят на земле, четвертые (меньших размеров) подняты и перекрещены. Выполненные довольно высоким рельефом, тела зверей моделированы сильно и выразительно, в деталях трактованы несколько более реалистически, чем изображение восьминогого зверя на соседнем панно; ребра, например, или мышцы на ногах подчеркнуты крепкой и энергичной линией. Но в целом надо признать преобладающими элементы стилизации, подход к передаче действительности обобщенно-условный, а не реалистический; есть даже стремление к условно-орнаментальной трактовке; туловища и лапы зверей покрыты орнаментальными мотивами: крупными розетками в кругу, большими кругами с звездовидными фигурами в середине, маленькими кружочками, точками, соединениями трех точек.
Фигуры зверей и здесь и на ранее рассмотренном панно как бы сливаются с фоном, сплошь заполненным растительным орнаментом в виде полупальметт, стилизованных виноградных листьев и сердцевидных растительных элементов.
Некоторые элементы изображений восходят еще к далекой сасанидской традиции, — например круги из кружочков с точками посредине, характер трактовки хвостов зверей. Стилистическую и сюжетную близость к рассматриваемым рельефам следует искать в рельефах более позднего времени, уже в рамках мусульманского искусства. Так, на ящичке слоновой кости XII-ХІІІ вв. месопотамской работы в музее Барджело во Флоренции мы находим изображение двух геральдически сопоставленных грифонов (Migeon, Manuel ďart musulman, 1907, fig. 132).
Стилистическая близость наблюдается с изображениями бегущих козлов и птиц на панелях резного стука из Савэ в Иране XI в. Здесь те же приемы сплошного заполнения фона, та же стилизованная манера передачи поверхности тела животных, но качество работы в термезских рельефах значительно выше.
От последнего к западу панно на южной стене сохранилось лишь немногое, а именно задние лапы двух зверей, повернувшихся друг к другу спинами (рис. 39).

На северной стене зала, раскопанного экспедициями 1936-1937 гг., целых изображений не оказалось, уцелели лишь незначительные остатки; эти фрагменты доказывают, однако, что и на этой стене были панно с изображениями зверей; на одном между орнаментальными мотивами видна нижняя часть ноги копытного животного (рис. 40), на другом между орнаментом улавливается изображение части лап, хвоста (рис. 41). В стилистическом отношении эти фрагменты не отличаются от изображений на южной стене.

О значении изображений в Термезском дворце сказать что-нибудь определенное трудно. Можно лишь обсуждать вопрос, не носят ли эти изображения геральдического характера и не имеют ли они отношения к правителям Термеза XI или XII в. из династии или газневидов или караханидов, подобно тому, как изображения животных и птиц были гербами малоазийских и египетских султанов в ту же эпоху.
Обратимся теперь к орнаментальным мотивам в термезской декорации. Сначала остановимся на распределении орнаментации по стенам (вернее, по сохранившимся частям стен). На южной стене ниже ряда панно с изображениями фантастических зверей идет узкая полоса с мотивом побега или стебля, волнообразно изгибающегося, с ритмически повторяющимися стилизованными, растительного типа завитками.
Еще ниже расположен широкий пояс, заключающий плетения лент, пересекающихся под острыми и тупыми углами, образуя треугольники, четырехугольники и пентагоны. Внутри их стилизованные растительные орнаментации (побеги, листья), иногда пятиугольные звездочки. Композицию объединяют орнаментальные полукруги (половинки розеток), опирающиеся на внешние горизонтальные рамы (рис. 42). В самом нижнем ряду вырезаны нитеобразные по контуру панно, обрамленные переплетающимися лентами.
Экспедициями 1936 и 1937 гг. раскопана северная стена. Распределение орнаментации на соответственных частях ее оказалось совершенно тем же самым.

Из пяти пилонов южной стороны Приемного зала лучше всего сохранилась резьба на юго-восточном. Наш рис. 33 дает общий вид на южную стену и на два лучше других сохранившиеся пилона во время работ экспедиции Музея восточных культур в 1928 г. На примере юго-восточного пилона познакомимся подробнее с распределением орнаментации на пилонах. На северной его стороне мы видим два панно: одно — двойного рельефа из ломающихся под тупыми и острыми углами лент с вкрапленными простейшими растительными элементами, другое — в сложной раме из двойных переплетающихся лент; в нем стилизованная растительная орнаментация глубоким рельефом размещена в сетке из рельефных плетений с желобком по середине. Восточная сторона (рис. 44) в верхней части сплошь украшена крестовидным плетением двойными лентами. Образуемые плетением шестиугольники заполнены орнаментом чрезвычайно сильной стилизации из завитков, вырезанных менее глубоким рельефом.
Здесь мы встречаем и в технике и в мотивах родство с орнаментами Самарры первого стиля. Этот менее глубокий рельеф (плоская резьба) — менее распространенный тип из видов резьбы в Термезе и наиболее архаичный по характеру орнамента. Восточная стена также целиком (без расчленения на отдельные панно) украшена плетением и орнаментальными фигурами в промежутках, образуемых глубоко вырезанными ленточными плетениями. Западная стена, подобно северной, расчленена на два панно, одно из которых представляет собой сложное плетение вокруг центрального шестиугольника с двумя S-образными завитками; это образец законченной симметричной орнаментальной композиции.
Чрезвычайно интересна обработка северо-западного угла пилона двумя колонками с прямоугольным цоколем под ними. Об орнаментальной структуре колонн можно судить по лучше сохранившейся колонне, начинающей западную сторону пилона: в верхней части — остатки надписи почерком насх, ниже — непрерывный узор геометрических плетений; в этих плетениях размещены круги с вписанными в них звездами из чисто геометрических элементов, а также растительные мотивы типа полупальметт глубокого рельефа; в базисе колонны узор развертывается горизонтально (рис. 46), образуя плетения волнообразных криволинейных лент. В промежутке между двумя колоннами находится небольшой вертикальный фриз с ритмически повторяющимися лиственными и цветочными мотивами, более сочно и жизненно и менее стилизованно трактованными. База другой колонны представляет собой систему растительного орнамента, напоминающую подобный же фриз из резной терракоты в узгенском Южном мавзолее 1186 г.

Следующий к западу пилон южной стороны Приемного зала украшен сходной по общей композиции декорацией, в деталях дающей то лишь незначительные отклонения, то довольно сильно видоизмененные вариации на ту же самую орнаментальную тему. На рис. 52, представляющем западную стену второго пилона S-1, расчлененного двумя панно с его угловой колонкой, мы видим картину более значительных изменений как в расположении геометрического орнамента, так и растительных элементов, включенных в ленточные плетения. Возьмем для сравнения панно с шестью равноконечными крестовидными фигурами на втором пилоне. Варианты орнамента — на рис. 43, 45, 47, 49, 50, 51, 53 и 64. На рис. 48 дана одна из попыток экспедиции 1928 г. исследования раскопкой северной части здания: представлена обнаруженная раскопкой капитель угловой колонны одного из пилонов северной стороны.

На открытых экспедициями 1936 и 1937 гг. пяти пилонах северной половины дворцового зала и на пилоне в восточной части зала хотя и не встречается принципиально новых приемов орнаментации, но обнаружено немало новых мотивов резной стуковой декорации или вариантов, уже встречавшихся в южной половине. Так, на северной стене на уровне панно с остатками изображений животных следует отметить крупное свастикообразное орнаментальное плетение; орнамента такого типа не встречалось в частях здания, раскопанных экспедициями Музея восточных культур. Такой же орнамент — на стороне пилона, обращенного к северной стене. Своеобразна также повторяющаяся композиция из четырех квадратов, построенных на сторонах удлиненной ромбовидной фигуры с сердцевидными и двойными S-образными элементами орнамента (рис. 54 и 55). Нов также мотив плетения из двойных лент, в виде шестиугольника с шестиконечными звездами или небольшими полупальметтами внутри (рис. 56 и 57). Не встречавшиеся на северной стороне орнаментальные варианты при повторении той же самой композиции панно показывают нам рис. 58 и 59.

На рис. 61 мы видим мотив растительных плетений, весьма близкий по стилю и техническим приемам к одному из образцов стуковой орнаментации мавзолея султана Санджара в Старом Мерве (рис. 12 у Cohn-Wiener, Die Ruinen der Seldschukenstadt Merw). Весьма сложную и мелкую сетку с очень большим количеством орнаментальных вставок между переплетающимися узкими лентами дает обширное прямоугольной формы панно пилона у восточной стены, перед которым, можно предположить, стоял трон владельца дворца во время торжественных приемов (рис. 60).
Из многочисленных фрагментов из верхней части здания, найденных при раскопках (рис. 66), обломков резных сводов, фрагментов с надписями, сталактитов, особенно интересны несколько неполных изображений крылатых зверей небольшого размера. Своеобразна трактовка поверхности тела этих зверей, сплошь покрытой строго стилизованным орнаментом в виде звездочек, более крупных звезд в кругах, кружочков и т. д.; только хвосты и лапы трактованы здесь более реалистично немногими выразительными линиями и штрихами.
О технике выполнения термезской резьбы можно судить по тем местам, где узоры только прочерчены, но остались невырезанными; процесс работы термезского резчика состоял в том, что он сначала прочерчивал рисунок по сырому стуку, а потом уже вырезал его уверенно и четко острым ножом (рис. 62).

В термезской орнаментации совершенно нет буквальных повторений одних и тех же орнаментальных мотивов, так что можно сделать вывод, что резьба выполнялась резчиком без помощи трафарета, от руки. По наблюдению Б. В. Веймарна (Б. Веймарн, цит. ст. в «Искусстве»), обнаруживаются следы предварительного прочерчивания основного узора острым инструментом по линейке (рис. 63). По намеченным контурам мастер ножом вырезал рисунок от руки.
Термезская орнаментальная резьба в целом очень близких аналогий с резьбой на других памятниках Средней Азии и Ирана не имеет; из среднеазиатских памятников стуковой резьбы она ближе всего стоит к резьбе в мечети Рабат-и-Малик (1079 г.) и к стуковой орнаментации в верхней галерее мавзолея султана Санджара в Мерве (половина XII в.). Из образцов стуковой резьбы в Иране можно указать ряд аналогичных орнаментов и общность технических приемов в орнаментальном фоне панно из дворца в Рее (вторая половина XII в.). Совершенно идентичен мотив рамы в Термезе и Бостаме. Есть родственные мотивы в резьбе XI в. в Балисе в Месопотамии (о ней статья Ж. Салль в докладах III Междунар. конгр. но иранскому искусству, 1939 г.).

Встречающиеся в термезской резьбе надписи почерком насх (рис. 48 и 65) помогают датировке ее при помощи эпиграфического анализа. По наблюдениям Герцфельда, надписи почерком насх на памятниках архитектуры не встречаются ранее XI в.; с другой стороны, стилистические особенности термезской резьбы роднят ее главным образом с памятниками XI и XII вв. По совокупности данных стиля и эпиграфики мы склонны датировать ее всего скорее рубежом XI и XII вв.
Термезская резьба, как по орнаментальным мотивам, так и по техническим приемам, находит себе аналогии в резьбе по терракоте (особенно в Южном узгенском мавзолее 1186 г.) и в резьбе по дереву близкой ей эпохи. Для последнего случая характерно сравнение сходных по мотивам орнаментации и по технике выполнения образцов деревянной резьбы (колонна из мечети Джума в Хиве) и нижней части угловой колонны юго-восточного пилона из Термезского дворца.